Дарья Семеновна махнула сухонькой лапкой.

— Павел Артемьич волшебник, настоящий волшебник! Он, этот, как его, экстрасенс, вот!

Старушка выговорила сложное слово важно, без запинки.

— Он все болезни лечит. А для бедных и вовсе бесплатно. У меня язва на ноге была, трофическая, три года не заживала, врачи лечили- лечили, ничего не помогало. А Павел Артемьич руками поводил, пошептал, и через неделю все зажило. И шрам от аппендицита исчез, как не было. Волшебник! И денег не взял! Дай ему Бог здоровья и всего самого доброго! А ведь вам к нему надо!

Захаров удивился.

— Зачем мне к нему? Сами же сказали, что я человек молодой, здоровый!

Дарья Андреевна опять замахала на него руками.

— Да не лечиться! Павел Артемьич ту квартиру снимает, это его ограбили! Благородный человек, не захотел заявление в милицию подавать. Говорит: «Бог им судья. Я человек небедный, не последнее украли. Может, людям очень нужно было». А я все-таки отнесла заявление! Нечего бандитов жалеть! И Зельдовичей, о которых вы спрашивали, Павел Артемьич прекрасно знает, дружит с ними, даже гостил у них в ихнем поганом Израиле! Учебу там проводил для тамошних молодых экстрасенсов, опыт свой передавал. А останавливался у Зельдовичей. Со мной-то они почти и не разговаривали, здоровались при встрече, и все. А Павел Артемьич с ними много общался.

Захаров порылся в кармане, достал на всякий случай блокнот и ручку, пусть под рукой будут. А болтливая старушка продолжала раскрывать секреты любимого доктора. Она рассказала, что Павел Артемьич в квартире не живет, а принимает гостей, примерно раз в месяц, иногда реже, иногда чаще.

— Такие приличные люди! — восторгалась старушка. — Хоть и сидят заполночь, но никакого шума, никакой выпивки! Расходятся иногда под утро, так даже и дверью никогда не хлопнут! У меня бессонница, так я слышу, как они расходятся. А если б спала, то не проснулась бы! И вежливые такие, всегда кланяются!

Захаров непроизвольно пожал плечами. В ангелов он не верил, так же, как и в благодетелей. Подозрительно все это. Зачем, спрашивается, снимать для вечеринок квартиру?! Ну, разве что, жены стервозные. И что, прямо у всех?! К тому же для этих целей есть рестораны, клубы там разные. Дорого конечно, но Павел Артемьевич, судя по всему, вполне обеспеченный. Квартиру вот снимает для собраний. Непонятно все это и подозрительно!

Через минуту Захаров уже записывал адрес оздоровительного центра, в котором трудился благодетель человечества Павел Артемьевич Успенский. Центр располагался недалеко, в двух остановках автобуса, рядом с кинотеатром.

— Уж так удобно! — восторгалась Дарья Андреевна, — Напротив дома не автобус сажусь, напротив центра выхожу. Всей дороги пять минут, автобус для пенсионеров бесплатно. Очереди в оздоровительном центре никакой. Привет там передавайте от меня Павлу Артемьевичу.

Оздоровительный центр смотрелся внушительно. Двери целители поставили себе из темного дуба, подчеркивающего блеск начищенных медных ручек. У входа, обжигая глаза отраженным солнцем, большая бронзовая табличка извещала всех, что здесь помещается именно центр восточной мудрости «Пять храмов и пять лотосов», а не что-нибудь иное. Недостатка в клиентах, причем богатых клиентах, явно не было.

Приемная оказалась под стать входной двери: вся в мраморе, дубовых панелях и зеркалах. Роскошное панно, выполненное в китайском стиле на красном шелке объявляло, что в центре не только лечат всевозможные болезни, но и предсказывают судьбу, избавляют от порчи и сглаза, ищут потерянное, а также обучают вышеперечисленному всех желающих. Отдельно значилось: «Особые услуги оказываются по согласованию с руководителем центра». Пахло восточными благовониями. У Захарова сразу засвербило в носу. Последний раздел прейскуранта ему очень не понравился. За годы работы в уголовном розыске всякие особые услуги встречались частенько и в подробностях описывались в многотомных уголовных делах.

Холеная брюнетка, сидевшая за массивным, увенчанным компьютером и табличкой с надписью «регистратура», столом в глубине приемной попыталась записать Захарова на прием к профессору Успенскому аж на конец следующего месяца, но милицейское удостоверение все упростило, причем на лице брюнетки мелькнул испуг. Она пробарабанила дробь на клавиатуре и заявила, что профессор как раз минут через пятнадцать-двадцать закончит с последним на сегодня клиентом и тогда, скорее всего, сможет ответить на вопросы правоохранительных органов, хотя сама она не может взять в толк, какие претензии могут быть у милиции к их замечательному профессору, блестящему ученому и прекрасному человеку.

Заверив перепуганную женщину, что хочет лишь проконсультироваться с профессором по некоторым специфическим вопросам следствия, Захаров проследовал в указанном направлении, глубокомысленно сказав сам себе:

— Не все чисто в этом респектабельном оздоровительном центре. Потому и деньжата водятся, хватает и на дуб и мрамор, и на приличные зарплаты персоналу. Потому и благотворительностью занимаются, прикрывают темные делишки. Если тут у них колдуны, то наверняка и наркотики. Светкина закадычная подруга Люська одно время фанатела от всякой чертовщины и доставала знакомых каким-то Карлосом Каста-чего-то-там, который ядовитые кактусы жрал и глюками любовался, а потом написал об этом чуть ли не двадцать книжек. И ведь печатают такое! И читают ведь! Неужели интересно, чего какому-то наркоше под дозой померещилось?!

Точно, наркотики! Что еще может быть?! На порчу и сглаз дело не заведешь, к сожалению, нет соответствующей статьи в УК, а за распространение наркотиков — всегда пожалуйста! Еще тут может практиковаться незаконное занятие медициной и, понятное дело, уклонение от налогов.

Но все это не его, Захарова, печаль. Он пойдет в отпуск и будет совершать подвиги на тещином огороде. Со Светкой помирится… С Ванькой на рыбалку… по грибы, или еще куда… В поход, например. С одним ножом и коробкой спичек, на выживание…

Успенский наконец закончил прием. Проводив последнего клиента, полного лысеющего господина в дорогом костюме, он с неудовольствием глянул на утонувшего в уголке кожаного диванчика для посетителей Захарова.

— Вы записаны на сегодня?

Пришлось снова лезть за волшебным удостоверением. Успенский еле заметно вздрогнул и торопливо сделал приветливое лицо. Что у них тут, в самом деле, притон?! Или даже торговля человеческими органами? Что это они все такие пугливые?

Захаров удобно устроился в предложенном роскошном кожаном кресле, необыкновенно мягком и удобном, и даже глаза прикрыл от удовольствия. Успенский сел в кресло напротив, совсем не такое комфортное, скорее напоминающее компьютерный стул, вытащил из кармана металлические звенящие шарики для медитации «Дракон и феникс» и заставил их быстро кружиться на ладони. Шарики поблескивали, а их звон сливался в приятную мелодию. На Захарова навалилась сонливость. Откуда-то издали до него донесся бархатный баритон целителя:

— Отдыхайте. Вам просто необходимо сейчас хорошо отдохнуть. Вам спокойно, вы в полной безопасности. Я ваш друг. Расскажите, какое дело может быть до меня милиции?

Захаров незаметно больно ущипнул себя за бедро сквозь брюки. Докатился! Задремал во время допроса возможного свидетеля! Пора на отдых, пора! Он встряхнулся и вытащил из нагрудного кармана ручку и бывший Ванькин блокнот.

— Мне хотелось поговорить об ограблении вашей квартиры. Почему не заявили в милицию по факту?

Успенский выглядел обескуражено.

— Мою квартиру? Ограбили? Сегодня?

Он привстал, словно хотел немедленно мчаться домой. Захаров успокаивающе поднял ладонь.

— Не сегодня. Ограблена та квартира, что вы снимаете у Зельдовичей. К нам поступило заявление от вашей соседки напротив, гражданки Поливановой.

— Ах, этой квартиры! Милейшая Дарья Андреевна все мне рассказала, но, к сожалению, уже после того, как заявление очутилось в милиции. Если бы я узнал раньше, то отговорил бы ее от этого шага. Зачем по пустякам отнимать время у занятых людей?! Тот мальчик, кажется, его фамилия Силин, украл у меня комплект постельного белья, полотенце и две бутылки спиртного. Неужели из-за такой ерунды я отправлю беднягу в тюрьму?! Он, припоминаю, из бедной семьи? Ну так пусть пользуются. Считайте, что я дарю ему эти вещи.