В конце тетради, где бумага оказалась более качественной, а записи выглядели поновее, Захаров разобрал несколько примет погоды и рецептов. Самой последней записью было описание сна. Под ним отмечена дата — август 1903 года, и в скобочках — «полнолуние».

Разбирать старые записи непросто, лампочка в старом бра то разгоралась ярко, то тускнела, то вообще выключалась — шутки местной подстанции. Хорошо, что какой-никакой свет вообще есть, и то того и гляди, отключится, как часто случается в деревне в дождливую погоду. Стояла глубокая ночь, и дождь то затихал, то снова начинал убаюкивающе стучать по крыше. За стеной тоненько всхрапывала теща, и вскоре Юрий уронил тетрадь на грудь и задремал. Последней мыслью его было, что хрупкую тетрадку надо положить на стол, а то утром от нее останется лишь бумажная труха. И свет выключить, а то утром теща заругает. Он уже совсем собрался все это проделать, но тут на веранду снова вошла давешняя бабка. Только вошла она не через дверь, как днем, а через стенку.

— Ознакомился? Ну и славно. Тебе теперь эта тетрадочка. Книга теней называется, во как! Хочешь читать — читай, не хочешь — так ее храни. Через эту тетрадочку моя сила к тебе прейдет.

Юрий вскинулся было рассказать, что он ни во что такое не верит, но старушка одним жестом заткнула ему рот.

— Ну как так не веришь?! Ох уж мне эти револьюцанэры! Бокал порченый закопал, святой водой полил? Значит, веришь! А сила моя тебе оченно даже понадобится. Ратишься ты с чаровником одним, сам знаешь, с кем. И я его давно знаю. Злой он, сильный, одному-то и не справиться. Ищи братца названного, и знаешь ты его уже, да не признал. Вдвоем, глядишь, сдюжите. Засим прощевай, буду бога за вас просить.

С этими словами старушка пропала, а Захаров еще долго сидел совершенно обалдевший. Он мог бы поклясться, что это был не сон, хотя, по логике, натуральный сон и есть. И спать опять не хотелось. Юрий попробовал еще почитать загадочную тетрадку, но быстро понял, что глаза сломает, особенно при таком освещении, а толку никакого не добьется. Тут не читатель, тут эксперт нужен. На чердаке еще книжки были…

Юрий потихоньку, чтобы не переполошить домашних, поднялся по крутой лестнице. Свет на чердак был проведен — на потолке висел на проводе патрон с 15-свечовой лампочкой без абажура. Захаров выбрал из пачки старых книг по парочке читаных в детстве, но полузабытых сочинений Алексея Толстого и Майн Рида, зажал стопку книг под мышкой и уже собрался отправиться в кровать, как из нагромождения книг и старых бумаг к его ногам вывалился старинный фотоальбом. Тяжелый фолиант, обитый серым вытертым бархатом, с почерневшей серебряной розой на обложке. Удивительно, как можно было не заметить этого роскошного, хоть и изрядно потрепанного аристократа среди простеньких бумажных изданий для бедных?!

Захаров поднял альбом, (кресло-качалка уютно скрипнула, альбом привычно устроился на коленях), и начал рассеянно перелистывать толстые серые страницы, заглядывал в глаза незнакомых людей, когда-то стоявших в деревянных позах перед фотоаппаратом. Давно исчезнувшие люди строго смотрели на Захарова с плотных картонок с адресами сто лет как закрытых фотоателье, да и адресов этих, скорее всего, тоже уже нет.

Еще один строгий взгляд. Знакомое лицо, белый платок до бровей, темное платье в белых цветочках. На старинной фотографии оно было не черным, выцвело до коричневого. Захаров вытащил фото из альбома и повертел картонный прямоугольник. Кроме фамилии фотографа, повторяющейся на добром десятке фотографий, на фото не было больше ничего, ни имени, ни даты. Юрий почему-то не сомневался, что теща ничего не вспомнит. Ни об альбоме, ни о женщине, пришедшей в его сон со старинной фотографии.

Сон сморил Захарова, когда за стеклами веранды начало светлеть. Перед рассветом влажная душная ночь сменилась осенней прохладой. Поежившись и поплотнее завернувшись в старенькое лоскутное одеяло, Юрий подумал, как коротко лето в родном краю — вот и заморозки ночные скоро придут, а совсем недавно все задыхались от жары.

Отпуск прошел в каторжном труде, но не без приятствия. Захаров, сбросивший пару килограммов, загоревший и заметно нарастивший бицепсы без всяких там соляриев и тренажеров, с легкой душевной грустью вернулся в родное отделение. Ждешь, ждешь этого отпуска, и вот он уже пролетел!

Светка с Ванькой остались до сентября в деревне, так что Юрия ждал еще почти месяц холостяцкой жизни, что после дачной трудовой повинности казалось заманчивым. Пиво по вечерам. Может быть, в ближайшие выходные поездка с Федькой Еременко на настоящую дачу, во владения его деда-генерала, Федора Еременко-старшего, без всяких там огородов с картошкой и прочими сельскохозяйственными культурами. Со всеми удобствами в доме, банькой, уютной беседкой, шашлыками. С приятным общением за бутылкой хорошего вина, а не в процессе прополки. Но Юрий еще в электричке начал слегка скучать по домочадцам.

Не страшно. Тем приятнее будет в сентябре, когда все соберутся дома.

Коллеги приветственно хлопали по плечам, приглашали заскочить на рюмку чаю, но при всей душевности как-то странно отводили глаза.

В родном кабинете на столе сидел Женька Рогов, который при виде Захарова продудел на стакане бодрый приветственный марш и радостно перебросил со своего стола к нему пачку дел.

Захаров уселся, рассеянно пролистал первую папку, отложил в сторону и, включив чайник, спросил:

— Ну, как жизнь?

Рогов пожал плечами.

— Да нормально все, как всегда. Слушай, твоя Светка чем занимается?

— Теперь это называется «визажист».

— Вот блин, а мне диетолога надо. Нет знакомых?

— У Светки если только. Спрошу. Но Светка с Ванькой у маманьки на фазенде, в сентябре прибудут, числа третьего. К первому сентября толпа народу с дитями и барахлом в Москву ломанется, а ехать долго, невозможно всю дорогу простоять. Ничего страшного не случится, если наследник пару дней занятий пропустит. А тебе срочно? И на кой фиг, если не секрет?

Рогов откинулся на ободранную спинку стула с таким видом, будто это министерское кресло из натуральной кожи и только собрался начать увлекательное повествование, как зазвонил захаровский мобильник. Пока Захаров тянулся к визитке, пока вышаривал трубу по кармашкам, телефон умолк. На дисплее высветился номер Пашки Ваханькова. Захаров набрал номер друга, но тот теперь оказался недоступен. Захаров вздохнул. Небось Пашка звонил мириться, но еще до конца не созрел.

Да уж, скверно получилось с Ниночкой. И он, Захаров, как ни крути, во всем виноват. Дурак потому что. Нашел где языком трепать. Молчать надо было и не выделяться, изображать старательно полного идиота под дозой.

Юрий отложил трубу на дальний край стола и начал слушать повествование Женьки о том, что работать в милиции, конечно же, неплохо и интересно, много драйва, но пора о старости позаботиться, а именно, завести дела коммерческие, и медицина — это то, что доктор прописал. Народ любит лечиться и нуждается в чем-то таком. Очереди в районной поликлинике видал? Надо только дипломированного врача найти и в долю его взять.

Захаров очереди в районной поликлинике видал и даже в них стоял иногда. Понятно, не для себя, а для Ваньки. И для Светки один раз, когда она с температурой сорок свалилась, а по телефону фиг дозвонишься до этой сволочной регистратуры. Для себя стоять бы не стал. Лучше так сдохнуть. Поэтому он охотно обсудил с Женькой перспективы платной медицины и обещал подумать об участии в проекте, как только проект перейдет из области чисто фэнтезюшной в область практическую, хотя бы на уровне начала составления бизнес-плана и аренды помещения.

Первый после отпуска рабочий день прошел без особенностей, так что Захаров поплелся домой с тяжелой головой. Отдыха как и не было.

Пожалуй, есть что-то в жизни отшельников. Действительно, забиться бы в глухую тайгу, где средняя плотность населения два человека на десять квадратных километров, и те все живут в райцентре. Поставить избушку, печку сложить из необожженной глины — пока топится, обжигается. Избушка должна быть маленькая, чтобы в холодную сибирскую зиму быстро прогревалась. Светка с Ванькой ни за что не согласятся поселиться в глухом лесу без телевизора. А ему одному много ли надо?!