Прежде чем я успеваю нанести удар ногой по голове Адана, Искандер оказывается у печки. Он со всей силы швыряет в меня куски дров. Я блокирую каждый из них, но это отвлекает внимание, и Адану удается отползти.

Искандер направляется к Сабине в закутке, и я вижу красный цвет. Но прежде чем я успеваю помешать ему добраться до нее, Адан цепляет мою лодыжку своей. Он обхватывает ее ногами и прижимает к себе. Из меня вырывается яростное рычание.

Он сейчас истечет кровью.

Прежде чем Искандер успевает добраться до нее, Сабина выныривает из укромного уголка и бросается к телу Бертайна. Она выдергивает мой нож из его ребер, у нее получается, потому что лезвие скользит в вытекшей крови и его грудь расслабилась, и вонзает Искандеру в живот, как раз, когда он добирается до нее.

Прямо в мягкие органы ― как раз туда, куда я ее учил.

Я так чертовски горд.

Я с криком отпихиваю от себя Адана и забираю у Сабины нож. Одним быстрым движением я перерезаю Искандеру горло, завершая работу. Его тело падает на шкаф.

Кровь заливает лицо и волосы Сабины. Ее руки трясутся ― она впервые ударила человека ножом. Из ее горла вырываются тихие всхлипы. Она смотрит на меня с неописуемым морем неверия в глазах, и я тону, тону, тону…

Краем глаза я замечаю, как Адан направляется к двери.

Я с рычанием отстраняюсь от Сабины. Пора прикончить этого ублюдка. К счастью, Мист со мной на одной волне. Мы с этой сумасшедшей кобылой ― отличная команда. Она громко фыркает и бьет копытами, не давая ему уйти.

Загоняя его прямо туда, куда я хочу. Веревка, привязанная к трупу Макса, тянется по полу коттеджа. Я отрезаю кусок и подхожу к Адану сзади, обматывая ее вокруг его шеи. Его руки летят к веревке, пытаясь сбросить ее, пока он борется за воздух. Я подтаскиваю его к тому же стулу, к которому он привязал Сабину, и пихаю его вниз. Обмотав вокруг него остаток веревки, я прикрепляю его к стулу и освобождаю шею.

Он задыхается из-за поврежденных дыхательных путей.

― Я убил много людей, ― бормочу я ему на ухо, в то время как оба наших взгляда устремлены на Сабину на другой стороне кухни. ― Но ни одно из тех убийств не доставило мне такого удовольствия, как перерезание твоего горла. Та девушка, там? Которую ты думал, что сможешь забрать у меня? Какую бы цену тебе за нее не обещали, уверяю тебя, она стоит в сто раз больше. Ради нее я готов разорвать весь мир живых до самого подземелья богов, а тебя я с радостью зарежу.

Я приставляю лезвие к его горлу и провожу им, медленно и чисто. Его предсмертные стоны вызывают восторг. Кровь, стекающая по его груди, омывает меня в экстазе. Его…

― Бастен?

Я поворачиваюсь к ее тихому голосу в углу, забыв о своей жажде крови. Она. Это все, что имеет значение. Только ради нее и затевалось это кровопролитие.

― Сабина.

Мы идем навстречу друг другу. Она поскальзывается на луже крови, но я ловлю ее, когда она начинает падать. Мои руки обхватывают ее талию, словно замок, вставший на место. Я прижимаю ее к груди, почти боясь поверить, что все закончилось и она в безопасности. Мой подбородок упирается в ее макушку. Ее тело так идеально вписывается в мое. Мы словно две половинки, созданные друг для друга. И, черт возьми, если мой пах не твердеет, подтверждая этот факт. Я практически задыхаюсь от прилива адреналина, вызванного борьбой. Я хочу ее. Я хочу смыть с нее кровь. Я хочу сорвать с нее это чужое платье. Я хочу взять ее прямо здесь, посреди четырех трупов, все еще истекающих кровью на полу.

Но я отгоняю это желание; забота о ней превыше всего. Я провожу руками по ее забрызганному кровью лицу. Ее стриженые волосы выглядят неожиданно, но эта длина ей идет. Они обрамляют ее идеальное лицо лучше, чем любая позолоченная рамка.

Я нежно провожу окровавленными пальцами по ее волосам, заправляя короткую прядь за ухо.

― Тебя не ужалили? ― спрашиваю я.

Она качает головой.

― Пчелы были осторожны. Они не ужалили меня. Или тебя. Или Мист.

Моя маленькая фиалка защищала меня так же, как я защищал ее.

Она нежно прикасается к царапине на моей шее.

― У тебя кровь. ― Уголком рукава она вытирает кровь, а затем, поддавшись импульсу, прижимает губы к ране, словно я ребенок, нуждающийся в утешении.

Я стону, откинув голову назад. Я едва в состоянии дышать. Меня поражает совершенство этой прекрасной девушки, которая каждый раз заставляет меня гадать, что она сделает дальше. Это счастье ― знать, что она в безопасности. Знать, что моя жестокость не отпугнула ее. Знать, что она сама по себе сила, с которой нужно считаться. Я хочу слышать биение ее сердца каждую ночь, когда засыпаю. Я хочу чувствовать вибрацию ее крови, когда она лежит рядом со мной. Я хочу утонуть в аромате крови и фиалок, пока в мире не останется ничего, кроме нее.

― Не надо, ― хриплю я, а потом облизываю губы и поправляю себя. ― Не останавливайся.

Она продолжает водить своими мягкими губами по моей шее, осыпая меня нежными поцелуями, от которых мою кожу покалывает, а тело замирает в страхе, что малейшее движение заставит ее прекратить. Когда она в конце концов останавливается, то прижимается лбом к моему плечу. Я готов пролить за нее кровь. Я сломаю кости ради нее. Я вырежу собственное сердце из груди, если она только попросит, и с готовностью умру у ее ног со все еще пульсирующим органом в руках, как подношение этой девушке, чья ценность превосходит богов.

Сабина

Рубашка Бастена пахнет дымом от пожара, но мне она напоминает о наших ночах у костра в лесу. Те долгие, полные звезд ночи, когда мы вдвоем так ярко горели в своей обиде, ярости и одиночестве, что не замечали, что единственное, что нам нужно, находится прямо напротив пламени.

Мои руки вцепились в ткань его рубашки, той самой рубашки, в которой я спала все эти черные ночи. Рубашка, которая обнимала меня, которая укрывала меня. Почему я не замечала, что Бастен всегда присматривал за мной, с той первой ночи, когда он одолжил мне свою рубашку?

А теперь он убил четырех человек ради меня. В голове все перевернулось, а дыхание стало горячим. Я никогда не знала, как это упоительно ― видеть, как кто-то идет в бой ради тебя. Он убил всех этих людей. Бросил тела к моим ногам. Вся эта кровь. Эта бойня. Воздух заряжен, как после удара молнии ― так много энергии, которой некуда деться.

Вцепившись в его ворот, я поднимаю голову. Мы находимся на расстоянии шепота. Капля крови скатывается с его волос. На этот раз я не вытираю ее. Я смотрю, как она стекает по его идеальному виску.

Какой была бы моя жизнь, если бы Бастен был в монастыре? Всю мою жизнь люди, которые должны были заботиться обо мне, били и унижали меня. Я так долго жаждала безопасности. Кто-то должен был бороться за меня или, что еще лучше, показать, что у меня есть силы, чтобы защитить себя.

Бастен сделал и то, и другое.

А что же он сам? Осиротевший мальчик, вынужденный сражаться с каждым, кто мог бы стать другом. Он трепещет под моими мягкими прикосновениями, словно никогда прежде не испытывал ни малейшей нежности.

До сих пор я не замечала, насколько мы с ним похожи. Мы оба выросли в мучительном одиночестве, полагаясь только на свою смекалку и дар богов. Поэтому неудивительно, что, найдя единомышленника, мы пытались возвести стены, вместо того чтобы узнать друг друга.

И скоро я снова его потеряю. Когда мы доберемся до Дюрена, его не будет рядом, если он мне понадобится. Я больше никогда не почувствую, как его руки обхватывают всю меня, словно пальто, идеально подогнанное под мою фигуру. Я никогда не узнаю, срастутся ли когда-нибудь его сломанные части.

Когда я крепче сжимаю ткань, мне кажется, что я падаю с огромной высоты, падаю, падаю, падаю, и единственное, за что можно ухватиться, ― это он.

― Ты пришел, ― шепчу я.

― Маленькая фиалка, конечно, я пришел. Ради тебя я бы пересек десять царств богов на четвереньках.