― А теперь попробуй, ― хрипло рявкаю я и впечатываю оба ее запястья в грязь над головой. Заплетенная коса обвивается вокруг ее лица, как гирлянда, а ее глаза смотрят на меня.

Она бьет меня коленом в пах. Не настолько сильно, чтобы причинить боль, но достаточно сильно, чтобы сдвинуть то, что не следует. Я освобождаю одну из ее рук, и она хватает палку, выполняющую роль ножа, и прижимает ее острие к моей нижней части живота.

― Хорошо, ― рявкаю я. ― Еще раз.

Мы повторяем снова и снова. Как только Сабина осваивает первые движения, она хочет большего. Она пытается отвлечь разными способами, чтобы выбраться из-под меня, но я каждый раз легко пресекаю ее попытки. Чем больше раз не получается, тем сильнее она расстраивается, пульс бьется в жилах, дыхание сбивается.

― С реальным мужчиной не будет так просто, ― бросаю я вызов, наслаждаясь ее разочарованием. ― Почему должно быть легко со мной?

Она временно прекращает борьбу, позволяя своему телу расслабиться, и хмуро смотрит на меня. Мы уже столько боремся, что наше взаимодействие пробудило все части моего тела, и мне чертовски трудно сосредоточиться на том, чтобы учить ее бороться, вместо того, чтобы научить ее делать то, чего я действительно хочу ― обхватывать этими милыми маленькими губками ту часть тела, по которой она продолжает бить коленом.

― Достаточно, миледи?

Она прищуривается. Мне кажется, что она вот-вот признает свое поражение, но тут ее внимание переключается на что-то за моим плечом. В моем мозгу зарождается подозрение. Боже, только не чертова дикая кошка…

Не успеваю я оглянуться, как мне на голову прыгает бурундук.

Я так пугаюсь, что отпускаю запястья Сабины, чтобы прихлопнуть маленького дьявола, но Сабина использует эту возможность, чтобы оттолкнуть меня. Я сражался с мужчинами в десять раз сильнее ее, так что, по правде говоря, ее усилия ничего не дают, но я позволяю ей повалить меня назад. Я должен признать, что ее уловка была удачной, и она заслуживает награды.

С триумфом она перелезает через мою грудь, чтобы оседлать мои бедра и победоносно прижимает мои запястья к грязи над головой, ухмыляясь мне, ее грудь быстро поднимается и опускается.

― Поздравляю, ― бормочу я, не в силах прогнать из своих мыслей все грязные вещи, которые я мог бы сделать с ней в этой позе. ― Я думал, ты не собираешься использовать животных.

― Я знала, что в этот раз ты не причинишь им вреда. ― Чтобы удержать мои запястья, ей приходится наклониться надо мной так далеко, что ее длинные волосы, словно шелковые нити, укрывают занавесом мою покрытую шрамами грудь. Она нахально поднимает бровь. ― Ты позволил мне победить, не так ли?

Не подумав, я хрипло говорю:

― Да, но я бы позволил тебе сделать со мной все, что угодно, даже то, что могли бы придумать только самые развратные боги.

Выражение ее лица смягчается от удивления. Ее большие круглые глаза смотрят на меня с изумлением. Наши лица находятся всего в нескольких дюймах друг от друга, губы приоткрыты. Я знаю, что сказал что-то не то, но к черту. Это правда. Чтобы почувствовать ее сладкое тело на своем, я бы с радостью позволил ей вонзить в меня нож. Она могла бы бить меня коленом в пах, пока не взойдет солнце. Я готов вытерпеть любую боль, которую она захочет причинить, лишь бы почувствовать ее прикосновение.

С ее сладких губ срывается тихий стон.

И я сдаюсь.

Я совершенно потерялся в ней.

Она возбуждена. Она хочет меня, но не так сильно, как я хочу ее. Я обхватываю руками ее бедра, когда они сжимают мои, и стону, когда кончики моих пальцев погружаются в ее сочные изгибы.

Ее бедра дергаются в инстинктивном движении, от которого дыхание сбивается в горле. Ее хриплые вздохи переплетаются с моим неровным дыханием, а затем моя последняя решимость ломается, и мои губы сливаются с ее.

Разум напоминает мне, что целоваться с Сабиной неправильно, но сейчас мозг ― не тот орган, который управляет мной. Зная, что именно нужно делать, мое тело берет верх. Мои руки, наконец, требуют прикосновений, которых они так жаждали, и я опускаю одну руку на ее бедро, чтобы зафиксировать ее в вертикальном положении. Опираясь на другую руку, я сажусь прямо, и она оказывается у меня на коленях. Не разрывая поцелуя, я перебираю пальцами волосы на ее затылке и слегка нагибаю ее голову для более глубокого проникновения.

Наши губы ищут, жадно приникают друг к другу.

Как будто разрушилось какое-то заклятие. Как будто ты ждал дождя в течение нескольких месяцев засухи и наконец чувствуешь, как потоки воды омывают кожу, принося облегчение, которое возбуждает так же сильно, как и успокаивает.

Наконец-то я снова чувствую вкус фиалок на языке. Но целовать Сабину ― это не то же самое, что есть засахаренные бутоны цветов. Это как съесть целый торт. Весь, блядь, обед.

Поцелуй с Сабиной ― это все.

Я хотел ее с тех пор, как она накормила ту голодную мышь, когда я так ревниво жаждал, чтобы она предложила мне хоть маленькую толику ее доброты. С тех пор как я впервые увидел ее, стоящую во дворе отца в том тонком шелковом халате, с ее запахом, клубящимся вокруг и мучающим меня.

Ее ноги обхватывают мою талию, и она повторяет мое движение, обвивая руками мою шею. Положив одну руку ей на спину, я прижимаю ее ближе, желая ощутить каждый сантиметр ее тела. Я жадно целую ее, сосу и пробую на вкус. Я провожу губами по ее челюсти, и она издает стон, от которого кровь приливает к моему паху.

Блядь.

Я разрываю поцелуй, чтобы дать себе возможность отдышаться. Меня захлестывает такое желание, что я едва могу думать. Наши глаза встречаются, и у меня перехватывает дыхание от того, как она прекрасна. Разгоряченная, готовая к большему.

И в этот момент мой мозг решает снова включиться.

Большему? ― Думаю я. ― Черт, я уже зашел слишком далеко.

Осознание того, что я натворил, настигает меня, как вылитая на голову бочка ледяной воды. Черт, черт, черт. Она предназначена лорду Райану, а я посмел поцеловать ее. Чувство вины такое сильное, что буквально оглушает меня. Что это со мной? Я болен. Я сломлен. Я выдыхаю проклятие, и глаза Сабины распахиваются.

Ее розовые губы распухли от поцелуев. На ее милом лице отражается мой шок от того, что мы натворили.

Я поднимаю ее за бедра со своих коленей, и опускаю ее на землю. Затем я поднимаюсь на ноги, стирая рукой пот, выступивший на моем лице.

― Леди Сабина. ― Моя речь перемежается тяжелыми вдохами. ― Простите меня. ― Я шагаю, не зная, что делать с руками. ― Этого больше не повторится, клянусь.

Она ошеломленно подносит руку к губам, словно все еще чувствует прикосновение моего рта. Хуже всего то, что я все еще чувствую запах ее желания, и знаю, что, если я поцелую ее снова, она, скорее всего, не будет сопротивляться.

― Бастен…

Я больше не могу этого слышать. Я не могу находиться рядом с ее запахом. У меня нет сил слушать ее стук сердца и тихие стоны. Я ухожу далеко в лес, чтобы быть подальше от нее, но в пределах досягаемости, чтобы успеть вернуться в случае опасности. Адреналин бесконтрольно разливается по всему телу. Чувство вины, как кровь, которую я никогда не смогу смыть. Райан взглянет на меня и мгновенно поймет, что я натворил.

― Черт! ― Я врезаюсь кулаком в дерево и рычу, как зверь. Но никакая боль не сможет склеить сломанные части внутри меня.

Сабина

Утром ни Бастен, ни я не вспоминаем о поцелуе. Мы занимаемся своими обычными делами ― кипятим воду для чая и собираем лагерь, ― как будто его губы не прижимались к моим, а я не оседлала его бедра.

С тех пор как мы проснулись, я слышу от него только «да, миледи» и «как пожелаете, миледи», как будто избыток вежливости может компенсировать предательство хозяина. Любому понятно, что он тонет в чувстве вины, но мне плевать на предательство будущего мужа. Я еще не давала никаких клятв. Меня не спрашивали, согласна ли я на эту помолвку. Все в этой поездке навязано лордом Райаном, и поэтому он не заслужил от меня никакой преданности.