― Мы предполагали, что ты будешь голой, ― объясняет он с мимолетной улыбкой, указывая на мое светло-зеленое платье.

― О. Точно. ― Я не хочу рассказывать, что платье мне купил Бастен, потому что это может вызвать слишком много вопросов. ― Я схватила платье с вешалки, когда убегала от своего охранника.

― Он чертовски груб, не так ли? Макс и Бертайн следили за тобой с самого Полибриджа, искали возможность одолеть его и забрать тебя, но мы не предполагали, что он окажется одновременно поцелованным богом и сильным, как бык.

От страха у меня на затылке зашевелились волоски.

Братья Адана следили за мной? Да, Бастен силен как бык, но сейчас он слишком далеко, чтобы помочь мне, если понадобится. Как и Мист. Я осталась одна.

Во мне начинает зарождаться страх.

― Куда мы направляемся? Это ведь твои братья, верно?

Адан кивает, отвлекаясь. Шлюп резко качает, когда мы входим в речное течение. Я хватаюсь за край ящика, чтобы удержаться на ногах за секунду до того, как моя голова ударилась бы о низкий потолок.

Адан кладет руку мне на колено, его взгляд пожирает меня, пока мы одни в темной каюте, и только тонкий луч лунного света, падающий с лестницы, освещает его зеленые глаза.

Он гладит руками волосы по обе стороны от моего лица, притягивая меня ближе.

― Клянусь богами, Сабина, я хотел сделать это каждую секунду с тех пор, как увидел тебя.

Он притягивает меня к себе и целует. От неожиданности мое дыхание замирает. Его поцелуй более агрессивен, чем я ожидала, его губы требуют моего ответа. Мои мысли пусты. Повинуясь инстинкту, я отвечаю на его поцелуй, потому что мой мозг не может достаточно быстро придумать альтернативу.

Но пока наши губы сливаются, я ничего не чувствую. Я слишком потрясена пожаром и всем, что было до него. Мое тело просто онемело. Адан разрывает поцелуй с удовлетворенным стоном, не понимая, что я не в состоянии осознать, что только что произошло. Он протягивает мне сверток с одеждой.

― Тебе стоит переодеться в это. Мы не хотим, чтобы кто-то узнал тебя или ту одежду, в которой ты была. — Он выжидающе смотрит на меня, и мой пульс бьется в висках.

Я моргаю.

― То есть ты хочешь, чтобы я переоделась здесь? Прямо сейчас?

Он горько смеется.

― Все остальные мужчины могут видеть тебя голой, но не я? Серьезно?

Мои губы раздвигаются, но я снова ничего не могу произнести. Так вот о чем он сейчас думает?

Его глаза смягчаются, когда он проводит рукой по контуру моего лица. Он слегка усмехается.

― Я поднимусь и оставлю тебя наедине. Но есть еще кое-что. Помнишь, я сказал, что Мист слишком узнаваема, чтобы брать ее с собой? То же самое касается и твоих волос. По ним тебя сразу же опознают. — Он достает из свертка длинный тонкий нож. ― Мне очень жаль, правда, но мы должны отрезать их.

Моя грудь сжимается.

― Волосы?

― Я знаю, что ты их любишь, но другого выхода нет.

Он не понимает. Я не дорожу своими волосами, ни в малейшей степени. На самом деле мои волосы ― это символ уз, которые держали меня в заточении в монастыре и в доме отца. Меня заставляли отращивать их, чтобы сделать более привлекательной для жениха.

Просто еще одно подтверждение, что мы с Аданом ― чужие люди.

― Сделай это, ― говорю я, наклоняя голову, чтобы ему было удобнее. Кажется, он удивлен моей готовностью и с сожалением смотрит на густые локоны на моем затылке. Я закрываю глаза, чувствуя легкое натяжение на коже головы, словно касание тысячи крошечных пальчиков, освобождающих меня от этих оков. Я чувствую, что превращаюсь в нечто новое, теперь я не просто красивая девушка, за которую можно получить высокую цену.

Когда все кончено, и мои отрезанные волосы зажаты в кулаке Адана, я неуверенно провожу рукой по грубо обрезанным краям, которые свисают на дюйм выше моих плеч. Какая-то часть меня чувствует потерю. Без тяжести волос моя голова кажется слишком легкой. И в то же время свободной.

Адан осторожно складывает мои отрезанные волосы в пучок. Полагаю, мы не можем просто оставить их в лодке.

Один из его братьев что-то кричит вниз, и Адан сжимает мое колено.

― Оставайся здесь, внизу. Не издавай ни звука.

Прежде чем он уходит, я хватаю его за запястье, когда острый осколок страха вонзается в мою грудь.

― Адан, все будет хорошо, правда?

Он улыбается мне, но в темноте каюты улыбка не достигает его глаз.

― Все будет именно так, как должно быть, Сабина.

А потом он оставляет меня в темноте, неуютно устроившуюся на куче сырых рыбных сетей, зажатую между вонючими бочками, и все, что я могу думать: «Это не похоже на свободу».

Вульф

― Фольк? ― Я трясу его. ― Фольк?

Он сползает еще ниже, его глаза закатываются. Ругаясь, я ловлю его, пока он не упал, и взваливаю на плечо, застонав от его веса. Хромая нога не помешала ему набрать вес и стать громоздким ублюдком.

С трудом удерживаясь на ногах под его тяжестью, пока глаза слезятся от дыма, я, пошатываясь, иду к двери. Пламя добирается до кухонного топлива где-то среди обломков и взрывается огненной волной, обжигающей мне лицо. Задыхаясь, я борюсь с жаром и наконец протискиваюсь в дверь.

Как только я оказываюсь за пределами здания, я вдыхаю свежий воздух, как будто вынырнул из-под воды. Ноги отказывают, и я падаю на колени, позволяя бессознательному телу Фолька рухнуть рядом.

Возможно, это не самый мягкий подход, но ему повезло, что я спас его задницу.

Горожане бросаются вперед, чтобы помочь нам.

Я дергаю головой в сторону Фолька.

― Мой друг, помогите ему.

Старший кричит, чтобы двое мужчин оттащили тело Фолька в безопасное место.

Собрав последние силы, я добираюсь до фонарного столба у моста и прислоняюсь к нему, пытаясь отдышаться. Когда Фольк оказался вне опасности, мои мысли вновь возвращаются к Сабине.

Должно быть, она уже добралась до конюшни, значит, Мист рядом с ней. Это хорошо. Эта чертова упрямая лошадь обеспечит ее безопасность. Сабине лучше не пытаться снова сбежать, но все равно каждая частичка моего тела требует, чтобы я добрался до нее как можно скорее. Может, Райан и послал меня на это задание, чтобы защитить ее, но теперь я это делаю не ради него. Все мои силы направлены только на ее безопасность. Ради нее я готов броситься в десять горящих зданий. Я сражусь с каждым поцелованным богом воином в Астаньоне. Я уничтожу любого, будь то мужчина или женщина, кто хоть пальцем тронет ее, пытаясь причинить боль.

Но сначала нужно сделать еще одну вещь ― выяснить, кто же, черт возьми, этот поцелованный богом шпион.

Под предостерегающие крики горожан я возвращаюсь в горящую гостиницу. Подняв руку, чтобы защитить лицо от стены жара, я уклоняюсь от дыма и пробираюсь через завалы к месту, где упал шпион.

Я резко останавливаюсь.

Его тело исчезло. Лишь полоса крови отмечает место его падения. Кровавые следы ботинок тянутся по направлению к кухне.

― Черт.

Кашель подкатывает к горлу, и я наклоняюсь и откашливаюсь. Затем, пошатываясь, иду по следам, пытаясь уловить его запах, но дым слишком сильный. Я иду через кухню, где пламя выжгло половину потолка, и выбираюсь через открытую заднюю дверь в переулок.

Он резко уходит в гору, где лестница ведет в другой район Блэкуотера.

По лестнице с огромным трудом поднимается шпион.

С рычанием я мчусь за ним. Он оглядывается через плечо, в глазах кипит ярость. Его плащ висит на шее, капюшон откинут, открывая светлые волосы длиной до плеч и грубые черты лица. Он старше меня на десяток-другой лет, и его возраст вкупе с тяжелой раной на шее означает, что он слишком слаб, чтобы использовать свой дар скорости в полной мере.

Однако это не мешает ему пытаться. Он поднимается по лестнице, двигаясь странными короткими рывками, а затем замедляясь.

Подбежав к нему сзади, я хватаю его за руку и швыряю в ближайшую кирпичную стену. Он вздрагивает и зажимает рукой кровоточащую рану. Арбалетная стрела Фолька торчит из сухожилия, выплескивая кровь с каждым ударом сердца. Выхватив свой охотничий нож, я прижимаю его к залитой кровью шее.