Уголки губ дернулись в усмешке.

— А что, не было?

— А что, было? — я изобразила искреннее удивление. — Мы с вами познакомились полчаса назад. Да, нам придется вместе работать, но и только. Поэтому держите свои руки при себе, целее будут. Их же беречь надо, хирург-то вы, говорят, хороший.

— М-м-м… — он отступил на шаг. Хоть и убрал руки, я все равно как будто чувствовала их прикосновения — слишком откровенно и вызывающе смотрел. Вернее, приглашающе. Как там, в гостинице. Если бы только намекнула, что не против, наверняка затащил бы в ближайшую подсобку. — нет, вы не принцесса, Ирина Владимирова. Королева. Снежная. Холодная, неприступная.

Разозлилась на дурацкое сравнение — с чего бы мне быть с ним горячей? Но одновременно залипла на губах, с ехидцей растягивающих слова. И снова невольно вспомнила, как приятно было ощущать их на себе. Как много он умел… этими губами.

Отвернулась, отгоняя непрошенные мысли. И еще на пару шагов отошла, на всякий случай.

— Я просто своим теплом не разбрасываюсь, Иван Сергеич. Нам с вами сегодня еще оперировать вместе, давайте не будем усложнять друг другу жизнь. Вы шли куда-то, кажется? А мне к больным пора.

Обогнула его, на мгновенье оказываясь недопустимо близко. Так, что ноздрей коснулся аромат парфюма, и внутри царапнуло странной потребностью задержаться. Но я, разумеется, тут же ускорила шаг.

Первая половина дня прошла довольно сумбурно. Я пообщалась с пациентами, отметив необходимую для себя информацию о каждом, познакомилась с остальным персоналом. В целом отделение понравилось. Здесь было серьезное оборудование, намного лучше, чем в моем старом. Соответственно, и возможностей имелось намного больше. Не случайно сюда привозили довольно сложных больных, многих из которых не принимали в других местах.

Предстоящая операция с Климовым, как ни странно, не особенно смущала. Мне даже было интересно. То, что он бабник до мозга костей, уже не вызывало сомнений, но теперь хотелось посмотреть на него в деле.

В конце концов, какая разница, что представлял из себя по жизни? Пусть хоть каждый день меняет девиц в своей постели. Каждый поступал, как считал нужным, и совсем не мне было его учить.

Тамара несколько раз пыталась снова поговорить, на ее лице отчетливо читалось желание поделиться какими-то сверхинтересными подробностями. Но я попросту сбежала. Не в буквальном смысле, конечно, но сделала вид, что углубилась в изучение историй болезней и так сильно занята, что даже нет времени сходить на обед. Силина и в больничное кафе собиралась отправиться вместе со мной, но все нужные выводы для себя я уже сделала. И не планировала никаких доверительных и душещипательных разговоров с этим человеком. Как и выслушивать подробности из личной жизни остальных коллег. Хватило с головой того, что уже успела узнать.

А вот со стервой Ликой пообедать и познакомиться поближе почему-то очень хотелось. Я наблюдала за ней. Как она разговаривала с пациентами, пришедшими на консультацию и дожидающимися ее в коридоре. Вслушивалась в сдержанный, уравновешенный тон. Даже умилилась тому, как спокойно женщина реагировала на откровенную истерику родственницы одного из ее больных. Раз за разом объясняла скандальной особе совершенно очевидные вещи, нисколько не раздражаясь, что та отказывается понимать. Сама бы уже завелась, наверно, а у нее откуда-то были силы этого не сделать.

И с коллегами она держалась безупречно. Не флиртовала и не заигрывала, не старалась ни на кого из мужчин произвести впечатление. И что-то мне подсказывало, вовсе не потому, что не нуждалась в этом. Просто была выше. Мудрее. Именно такого внутреннего спокойствия мне иногда очень не хватало.

К Дельману я не успела: банальные мелочи, неизбежные при начале работы на новом месте, действительно отняли довольно много времени. Я опомнилась уже перед самой операцией, но идти к заведующему теперь было слишком поздно.

— Переодевайтесь, через пять минут начинаем, — мужчина, стоящий передо мной в операционной, ничем не напоминал того вальяжного кота, что совсем недавно приставал в коридоре. Черты лица как будто заострились, серые глаза отливали холодной колючей сталью. Между бровей залегла складка.

Такие разительные перемены почти испугали. Это ведь должна была быть обычная плановая операция… Я напряглась, вспоминая то, что успела прочитать о девушке. Смотрела и анализы, и снимки, но не увидела там ничего критического. Неужели пропустила?

— Иван Сергеевич, в чем дело?

Он коротко мазнул по мне взглядом.

— Воспаление началось, организм не справляется.

— Можете работать. Только имейте в виду, дела у нас не очень хорошо, — после слов анестезиолога я повернулась к нему. Видела впервые только сейчас, до операции познакомиться мы не успели. Наткнулась на сосредоточенную темноту в глазах и невольно напряглась. Мужчина говорил хрипловато, да и лучики морщин на той части лица, что осталась неприкрытой маской, выдавали немолодой возраст и опыт.

— Рассчитывали на сорок минут, но этого времени нет, — у Климова даже голос поменялся. Стал резким и отрывистым, почти грубым. — Помогите здесь.

Дальше он только отдавал распоряжения. Не переставляя удивлять. Действительно знал, что делает, превратившись в какой-то сгусток энергии, на которую невозможно смотреть спокойно, не оказываясь под воздействием этой силы.

А руки летали. Быстрые, отточенные движения, цепкий взгляд, который замечал любую мелочь. Я на какое-то мгновенье снова почувствовала себя студенткой на своей первой операции. Не потому, что не знала, что делать. Тогда рядом находился профессор, светило, учиться у которого было великой честью. Вся наша группа смотрела за ним с приоткрытым ртом, даже не пытаясь скрыть восторга. Теперь я намного лучше могла управлять собственными чувствами, но работающий плечом к моему плечу мужчина, хоть и не имел никаких регалий, действительно являлся настоящим мастером.

Когда приборы противно заныли, уведомляя об остановке сердца, даже сквозь маску на лице Климова стали видны проступившие желваки.

— Нет, милая, умереть я тебе не дам.

Я вслушивалась в сухие команды, наблюдая за всем будто со стороны. Руки делали, а глаза… глаза залипли на НЕМ. И я была абсолютно точно уверена, что слово свое он сдержит. Не понимала как, ведь все оказалось действительно намного сложнее, чем казалось изначально, но он словно делился своей мощью с хрупкой девочкой на столе. Раз за разом повторял реанимационные мероприятия, взяв эту миссию на себя, пока откуда-то издалека не донеслось:

— Давление и ритм в норме. Сергеич, ты молодец.

— Это девчонка молодец, — Климов повернулся к медсестре, чтобы та вытерла капли пота на лбу. — Ей еще замуж и детей рожать, умирать сейчас вообще не в тему. Настоящий боец. Спасибо за помощь, ребята.

Он наложил шов и только тогда посмотрел на меня.

— И вам отдельное спасибо, Ирина Владимировна. Отличная работа. Отдыхайте, я закончу сам.

В глубине глаз таяли льдинки. Я кивнула, отходя от стола и спеша покинуть операционную. Дело было не в отдыхе — мне срочно требовалось привести в порядок мятущиеся мысли.

— Как ты теперь работать-то там будешь? — с расширенными глазами уточнила Дина.

Мы снова сидели в нашем кафе, только вместо чая с пирожными я заказала бокал вина. Напряжение после трудного дня постепенно отступало.

— В смысле как? Нормально буду работать. В чем проблема?

— Ну как? — она недоуменно уставилась на меня. — Все время находиться рядом…

— Не рядом, а в одном отделении. И потом, какая разница? Было и было, что с того?

— Не понимаю я тебя, Ир, — она покачала головой, смотря почти что с осуждением. — Вдруг это судьба? Просто так же люди не встречаются. Еще и при таких обстоятельствах. Сначала в гостинице, теперь на работе. Вдруг это твой шанс…

— Шанс на что? — мне стало смешно. Подруга снова вела себя, как наивная девчонка, выдумывая такие нелепые идеи.