Мужчина, не обращая внимания на крики, закончил начатое, поднялся, молча подошёл к визжавшему и ударил в лицо кулаком. Тот заткнулся и кулем упал на бетонный пол.

— Простите, — обратился хозяин подвала ко всем спасённым, ошалело таращившимся на него, — слишком много шума. Шум привлечёт внимание тварей, и тогда нас уже ничего не спасёт.

Будто подтверждая его слова, в окошке послышалась возня и урчание.

— Вот этого и следовало ожидать, — указал он на три пары ног, толкающихся и топчущихся у подвального окошка.

Потом показалась окровавленная страшная харя, сующая свои грязные «грабли» в воздушный колодец. Толщина стен была хорошая, дом строился до ВОВ, и проектировщики сделали подвал с учётом авиаатак. Прочно построили.

Степан-шустряк давно облюбовал себе этот подвальчик и, подкупив кого надо, не совсем легально «прихватизировал» его в личное пользование. Сделал ремонт, сменил двери, заказав их мастеру по собственному проекту. Оборудовал несколько спальных мест. Настроил стеллажей и затарил их всякой долгохранящейся продукцией, продуктами питания и первой необходимости, бытовой химией, лекарствами, одеялами, одеждой, водой и даже лыжами. На случай ядерной зимы. Противогазы тоже припас и резиновые плащи с сапогами, вместе со счётчиком гейгера в придачу. Установил биотуалет. Зачем он это сделал? Он же отставной подводник, капитан второго ранга, человек далеко не молодой, но ещё совсем не старик. Пятьдесят два года, разве это возраст для мужчины? Просто, Степан умел наблюдать, анализировать и любил быть готовым ко всему. В последние полгода он почему-то сильно нервничал, предчувствуя надвигающуюся беду. И вот уже неделю его мучили жуткие кошмары про страшных мутантов и восставших покойников.

Два дня назад, заметив на улицах города туман, странно воняющий химией, он спустился в подвал и надел АРК-1, костюм, защищающий от радиации. За происходящим на улице Степан наблюдал через маленькое зеркальце, высунутое на палке в окошко. Счётчик гейгера показывал норму. Значит, это химическая атака. Спустя сутки после исчезновения тумана, Степан снял защиту. Воздух был чист. Так он подумал в тот момент, но, видимо, ошибся. На третий день он чувствовал себя просто отвратительно. Головная боль, тошнота, слабость. Значит, всё-таки, он тоже заразился. Два дня было всё спокойно, не считая отсутствия света, воды, газа и телефонной связи. На третий день стали появляться узнаваемые зомби. К концу третьего дня головная боль усилилась, появилась жуткая жажда. Вчера вечером Степан отбил от оживших мертвецов молодую пару. Парень отбивался храбро, защищая девушку, но сил явно не хватало. Степан вышел им на подмогу, вооружённый пожарным топором. Он и до этого выходил, пытаясь отбить то одного, то другого, но или не успевал добежать, или ранения были несовместимы с жизнью, или люди превращались в таких же тварей. Наверно, заражались при контакте.

Потом он помог парню постарше. После с этим парнем спасли этого истеричного с супругой. Жена его, вполне смелая и бойкая женщина, жаль, досталась такому ничтожеству убогому. Степану нравилась эта смелая женщина, и сильно раздражал её муж.

Когда выдалась возможность унять этого недомужчину, Степан врезал ему, не скупясь на силу. Жаль, не убил. Связал и сунул в рот кляп с превеликим удовольствием.

На улице раздались приглушённые крики, переходящие в визг и мольбы о помощи. Степан знал, откуда они исходят, но на удивление собравшихся не спешил на помощь и других не пускал.

Дима схватил зеркальце и выглянул на улицу. Синий Фольксваген Жук окружили со всех сторон зомби, видимо, привлечённые воплями истеричного Игоря. Запертая там женщина истошно орала.

— Нужно помочь ей! Нужно помочь! — Дима метался у окна.

— Почему мы должны помогать? — Степан медленно отвернулся от окна.

— Она в беде, — сказала взволнованная Тамара.

— Тут весь мир в беде, — ответил Степан.

— Но…

— Что но⁈ Её окружили! Мы не спецназ, — продолжил Степан.

— Степан… Но вы же… — Дима попытался что-то сказать, но замолчал.

— Сначала крики… потом тишина… — тихо проговорила девочка, обняв собственные колени в драных джинсах.

— Это неправильно, — шумела и не сдавалась Тамара.

— Мы должны ей помочь! Так нельзя! — Дима нервничал и дёргался.

— МЫ! НИКОМУ! НИЧЕГО! НЕ ДОЛЖНЫ! — процедил Степан сквозь зубы, будто отбивая каждое слово. — Это самоубийство, поймите же, наконец!

— Но так нельзя… Ты же меня спас, — сказал Дима, глядя прямо в глаза хозяину.

— Тебя спас. И их спас. Её — не буду.

В глазах Дмитрия и Тамары застыл немой вопрос.

— Я тут давно, — заговорила девочка, — со вчерашнего утра, и я видела, как из соседнего дома выбежал ребёнок. Дядя Степан побежал туда… Он кричал, плакал, звал на помощь, прямо у той машины, в которой прячется девушка. И она не помогла ему. Понимаешь? Не помогла… — девочка перешла почти на шёпот. — Дядя Степан не успел… если бы она его пустила в машину, он бы спас их обоих. Но она не пустила! — выкрикнула она последние слова, сжав сильнее свои коленки. — Ей не помочь, теперь она стала тишина.

И вправду, крик оборвался, и наступила тишина… Дима закурил.

— Ты бы затушил это, — показал Степан на сигарету. — У этих тварей отличный нюх.

Не успел он окончить фразу, как в окошко громко фыркнуло что-то большое, словно лошадь. Оно громко нюхало, а потом раздались удары. Стены вздрагивали, а вместе с ними вздрагивали и люди, молясь, чтобы здание было построено на совесть. Тамара прижалась к груди Степана. Девочка склонилась к коленям, обхватила голову руками, раскачивалась вперёд-назад, что-то шепча. Дима, сидевший под окошком, упал, растянувшись на полу, тоже закрыл руками голову. Степан с Тамарой так и продолжали стоять, обнявшись, посреди помещения.

— Умник, тормози! Уже рук не чувствую!

Мутант остановился, присел. Я скатился, не устояв на ногах, шлёпнулся на пятую точку. Тьфу, дьявол!

— Дай две минутки, передохнём. У меня всё затекло. Ты — ужасно неудобная лошадь, Умник. — Я улыбнулся, разминая жутко покалывающие конечности.

— Не понимаю, как вам удаётся быть такими сильными. — Пластично, словно кошка, сел он напротив меня. — Вы, люди, такие слабые. Но при этом, вы охотитесь на самых страшных существ этого мира. Я намного сильнее тебя, но я не пойду охотиться на того, кто во сто крат сильнее меня. Это верная гибель. Самоубийство. Но вы идёте и, что самое удивительное, побеждаете.

— Потому что мы умные, — я постучал указательным пальцем себе по виску.

— Да, я давно не общался с собратьями. Только с тобой. Сегодня я понял, какие они глупые. Глупые — плохо. Умный человек сильнее глупого иного. Старший иной никогда не станет Высшим, если не успеет поумнеть. Броня не спасёт.

— Высший? Это ещё кто такие?

— Элитники бывают разные. Старшие и Высшие. Старшим может быть не элитник. Сейчас я Старший. Сильнее меня тут нет никого.

— И как же понять, кто из элиты Старший, а кто Высший? — Я растирал руки.

— У Старшего в свите Младшие. Ты их зовёшь топтун, кусач, рубер. Я кто?

— Ты? Ну, вроде как, уже кусач. Матёрый кусач.

— Хорошо звучит — МАТЁРЫЙ КУСАЧ… мне нравится. У Высшего только элитники в свите. Или он вообще без свиты. Он так силён и умён, что она ему только мешает. Высший умный, как человек. Как умный человек. Люди тоже глупые бывают. Так?

— Верно. Бывают. Такие долго не живут, это точно. — Я поднялся на ноги, присел пару раз, покрутил торсом, покрутил руками, снова присел раз пять. — Знаешь, Умник, ты станешь самым молодым Высшим в истории Стикса. Давай, лошадка, поехали дальше.

— Я не думал об этом. Да. Ты прав, Док. Я сейчас умнее Старшего элитника. Но я пока слишком слаб. Я ещё маленький.

— Ничего, маленький мой, — я усмехнулся, — вот завалим этого скреббера, и ты быстро накушаешь себе брюшко до матёрого элитника. Будешь больши-и-им, краси-и-ивым, — я засмеялся, похлопывая мутанта по шее. — Поехали?