— Обязательно, — пообещал я. — И туда, и в больницу, и даже в санпропускник. А сейчас покажете мне раскадровку?

— Конечно, — отозвалась талантливый оператор Тася. — У нас уже все по хронометражу расписано. Только мы вам хотим предложить сократить время. Минут десять, как мультик.

— Да, — поддержал девочку Дима. — Лучше сделать многосерийный фильм. В каждом что-то одно. Вот в первом мы придумали, как вы сказали, про холеру, а во втором можно про скотомогильники.

— И про нашу архитектуру, — добавила еще одна девочка, до этого скромно молчавшая. — Дядя Якименко пишет, что нельзя ломать могилы. Я с этим согласна.

— И я тоже, — заговорили другие дети. — И я! И мы! Мы согласны!

Я смотрел на них, сжимая в руках протянутый Тасей листочек с раскадровкой, и в голове билась только одна мысль: почему я не подумал об этом кружке раньше?

С детьми мы проговорили еще целый час. Немного поправили сценарий, добавили пару фактов, составили список спикеров и построили маршрутный лист съемок. Со своей стороны я обещал все договоренности и еще транспорт — попрошу у Краюхина микроавтобус. И, конечно же, я не выдержал, подсказал детям немного приемов из будущего. Например, поиграть с планами и ракурсами.

В советском кино, разумеется, хватало отличных художественных приемов. И неправы те, кто говорит, что оно проигрывает современному. В техническом исполнении — да, но вот в подаче оно скромнее далеко не всегда. Вот только у нас все-таки документалистика, и здесь пока еще все довольно скованно. Нет широты и смелости эксперимента. Считается же, что раз кино документальное, значит должна быть максимальная точность. Но кто сказал, что немного свежего взгляда этой самой точности помешает? Вот я и предложил детям прием, который использовал еще Джордж Лукас, пока что малоизвестный в СССР западный кинорежиссер. Сам он, кстати, признавался, что черпал вдохновение из фильмов Павла Клушанцева, советского коллеги, но стал в итоге более известным. А предложил я использовать игрушки в качестве спецэффектов — взять солдатиков разного цвета и дать им «роли» вибрионов и лекарств. Это, конечно, не масштабные модели космических кораблей, как у Лукаса, но тоже оригинально. И потом, кстати, можно будет предложить другим кружковцам попробовать себя в качестве декораторов — тех же моделистов, к примеру. Но это чуть позже, когда обкатаем саму идею.

А еще мы с разгона набросали сценарий ролика про архитектуру, и там я уже предложил опробовать юным киношникам жанр докудрамы. И они, надо сказать, активно эту идею восприняли — тут же родилась мысль поставить небольшую сценку из жизни старого города. С костюмами, гримом и всем таким прочим. Здесь ребята было приуныли, потому что понимали: с их средним возрастом получится недостоверная школьная сценка. Но я тут же их обрадовал, сказав, что договорюсь с настоящими актерами, имея в виду студию режиссера Владимирского. Директор ДК меня поддержал и, решив ковать железо, пока оно горячо, даже сбегал за Филиппом Артемовичем.

— О, какие люди! — горячо поприветствовал меня будущий легендарный постановщик. — Евгений Семенович, рассказывайте! Константин Филиппович, интриган эдакий, молчит!..

— Да вот кино снимать будем, — я улыбнулся и показал на затихших ребят. — С юными талантами. Нужны актеры и опытный режиссер в пару молодому коллеге.

— А кто у нас за режиссера? — Владимирский деловито осмотрел аудиторию.

— Я, — вихрастый Дима, похожий на Бориса Джонсона, встал и взволнованно вытер вспотевшие ладошки о брюки.

— Очень приятно, коллега, — если Филипп Артемович и притворялся, то делал это мастерски, и мальчишка тут же ожил, зардевшись от гордости. Надо же, сам Владимирский назвал его коллегой!

— И… — Дима все-таки немного запнулся, но быстро пришел в себя. — Мы можем поговорить с актерами?

— Мы собираемся в восемь вечера, — развел руками Владимирский. — Вряд ли ваши родители согласятся держать вас тут до этого времени.

— Давайте так, — я вмешался. — Филипп Артемович, вы можете попросить актеров специально прийти на занятие кинокружка?

— Конечно, — кивнул режиссер.

— Игорь Маркович, вы тогда пока занимайтесь с ребятами съемками первого фильма, все равно снимать параллельно два не получится. А следующее занятие можно будет совместить с кастингом… с подбором актеров.

— Отлично! — Яблоков широко улыбнулся, сверкая белыми зубами сквозь заросли черной бороды.

— Я тоже согласен, — добавил Владимирский.

— Что ж, — сказал я. — Завтра я позвоню вам, Игорь Маркович, и сообщу, когда, кто и где вас будет ждать со съемками. А сейчас, прошу прощения, вынужден вас покинуть. Скоро начнется собрание клуба «Вече», мне нужно быть там.

Хорошо, что посмотрел на часы. Насыщенный сегодня у меня день! Впрочем, в последнее время по-другому и не бывает.

Выглянув в холл, я с облегчением выдохнул. Разношерстная публика, собравшаяся на очередное заседание, мирно беседовала несмотря на политические разногласия. Бабушка Кандибобер со своей неизменной сумкой что-то увлеченно рассказывала отцу Варсонофию и Зое Шабановой. Якименко и Сало, сосредоточенно кивая, слушали Васю Котикова. Остальные тоже разбились на несовместимые, казалось бы, кучки: Жеребкин и Громыхина — с Котенком и Леутиным, паранормальщики — с директором Сеславинским и Никитой Добрыниным, у которого, кстати, сегодня дебют. Будет рассказывать про кино и заодно объяснит, зачем в доме культуры еще один кинокружок.

— Здравствуйте, Евгений Семенович! — первым меня выцепил взглядом Котенок, которого я не видел уже почти неделю.

Странно — раньше меня не волновали такие вопросы, но после того, как главный городской диссидент стал мне фактически коллегой, мы стали встречаться чаще. А тут он вдруг куда-то запропастился, хотя до этого мы нередко обсуждали с ним опусы наших колумнистов. Видимо, прошлое собрание оставило между нами множество недосказанностей.

— И вам доброго вечера, Алексей, — тем не менее, я дружелюбно протянул ему руку, параллельно здороваясь с остальными. — Помните сегодняшнюю программу?

— Разумеется, — Котенок улыбнулся, блеснув стеклами затемненных очков.

— А где Фаина? — поинтересовался я, заметив, что отсутствие его подруги.

— Она сегодня не смогла подойти, — уклончиво ответил диссидент.

— Что ж, — я пожал плечами. — Жаль, в прошлый раз она нам неплохо помогла. Пройдемте в помещение, не будем заставлять людей ждать.

Кажется, в целом-то атмосфера стала более расслабленной и… дружелюбной, что ли. Если не считать напряженного Котенка, и не скажешь, что тут собрались настолько разные люди. Похоже, участники клуба постепенно становятся ближе. Во всяком случае, на бытовом уровне точно. А что касается идеологии и образа мыслей — тут главное всем понять, что действуем мы в интересах одной страны. Или как минимум одного общего города.

— А вот и вы! — раздался от входа в ДК подозрительно знакомый голос.

— А вот и я, — согласился я, повернувшись и увидев депутата Растоскуева. Надо же, пришел бросить мне вызов, не испугался! — Здравствуйте, Игнатий Захарович.

— И вам доброго вечера, — пробухтел народный избранник, довольно шустро подбежав ко мне. — Куда идти?

— Сюда, — я показал на дверь, куда как раз сейчас заходил Никита Добрынин с внушительным портфелем.

Растоскуев смерил меня изучающим взглядом и тут же проследовал за моим корреспондентом. Я мысленно улыбнулся и подумал, что вечер уже однозначно обещает быть интересным.

— Добрый вечер! — я еще раз всех поприветствовал, теперь уже больше формально, как начало собрания. — Рад сообщить, что у нас все больше людей, желающих вступить в аргументированную дискуссию. Я ведь правильно понял, Игнатий Захарович, что вы пришли к нам не из простого любопытства, а выразить свое мнение?

— Все вы правильно поняли, гражданин Кашеваров, — надменно произнес Растоскуев. — Мне подождать, пока все выступят? Или вы позволите мне сразу рубануть правду-матку?