— Думаешь, я должна отказаться? — расстроилась Юля.

— Я за тебя не думаю, Юля. Я не понимаю, как можно оставить семью и уехать. У тебя же не безвыходное положение, сама говорила, что зарплата приличная, зачем куда-то лететь? Не хочу тебя отговаривать, но советую тщательно взвесить, что ты получишь, если получишь, и чем рискуешь. Устроят ли тебя такие изменения.

В её жизни нет никаких изменений! Дом, работа, работа и дом. Она давно перестала ждать приятных неожиданностей и сюрпризов, и близкие тоже ничего не ждут. Всё заработанное, как вода сквозь пальцы, утекает на повседневный нужды. Она никогда не видела моря и Саша, в девятнадцать лет, тоже его не видел. Бабули, едва перестали работать, забыли что такое интересный отдых, поездки и путешествия. Ей нужна эта новая работа, как глоток свежего воздуха, как шанс порадовать семью. Ночами Юле снилось ночное дежурство, тихий больничный коридор, привычный запах обеззараживающих средств. Раньше, работая в больнице, она не понимала, что находится на своем месте, делает то, что умеет и любит и именно в этом заключается её счастье. Пусть денег тоже не хватало, но Юля чувствовала себя нужной. У неё были муж, сын, бабули и любимая работа. Не стало лишь одной составляющей и она не может отделаться от ощущения, что жизнь проходит мимо неё.

Времени на сборы осталось мало, самолёт улетает завтра рано утром. Юля, торопливо кидая в дорожную сумку самое необходимое, давала бабулям последние указания.

— Мама, воду кипяти с вечера и переливай в кувшин. Иначе мальчишки утром из-под крана чай разбавят, чтобы не горячий был, есть у них такая привычка. Тёте Люде будет нечем таблетку запить. Смотрите, чтобы Саша не уходил без завтрака, и сами не сидите голодными. На завтрак обязательно кашу, Иван любит пожиже и не очень сладкую.

Мама лежала на диване с полотенцем на голове.

— Юля какая каша, о чём ты? — простонала она. — Я с утра мигренью мучаюсь, головы от подушки не поднять. Уедешь — Люда сразу сляжет, ты же знаешь, ей диету надо соблюдать, чуть не то съела, жди приступ.

— Тётя Люда, ты не маленькая, относись к своей печени серьёзно, — попросила Юля тётю.

Ты села на диван, в ногах у мамы, прижала руку к груди.

— Чего о печени беспокоиться, — тихо прошелестела она. — Второй день сердце из груди выскакивает. Помру скоро, не иначе.

— Тётечка, давление в норме, пульс тоже, просто надо прилечь, — уговаривала Юля. — Соберусь в дорогу, сделаю тебе успокоительный отвар с ромашкой.

Откуда набирается столько вещей? Юля начала перекладывать ещё раз, посмотреть, что можно оставить и без чего обойтись. Обувь, бельё, домашняя одежда, одежда на выход, несколько полотенец, что ещё?

— Мухоморов мне навари, — сердито ответила тётя.

Она навалилась на спинку дивана, со стоном подсунула под спину подушку.

— Плохо тебе, Анечка? — спросила она маму. — Терпи, милая, терпи. Растили девочку, растили, ночей не спали, не доедали, лучший кусок, платьешко красивое — всё для неё. Одна она у нас, на двоих, доченька. Вот, сестричка моя, и выросла кровиночка. Бросает старух бесполезных на произвол судьбы, как хотите, так живите.

— Тётя Люда, зачем вы? — Юля отложила в сторону тёплый свитер, который хотела положить с собой. — Я вас не бросаю, не говорите так.

— Помнишь, Люда, как она гриппом болела, в четвёртом классе? — спросила мама. — По очереди у кровати дежурили, боялись, что задохнётся во все.

Тётя согласно кивнула:

— А как деньги на выпускной собирали, по копеечке? На платье ей, на туфли, на чулочки белые. Я за всю жизнь ни одной пары не сносила, всё ей, всё ей. Купим с тобой одну кофту на двоих, и носим. День ты на работу в ней сходишь, день я.

— Как вы её вместе носили? — удивилась Юля, что-то она не помнила ничего подобного. — Мама же вас на два размера меньше и ростом ниже.

— Рукава подверну и надену, — фыркнула мама. — Ты чего помнить можешь, не понимала ничего, и мы не жаловались.

Тётя протяжно застонала, свернулась дугой и всем телом опустилась на маму. От её веса мама задушено пискнула.

— Ой, горе, горе, не могу, как болит, — стенала тётя Люда. — Всё внутри огнём жжёт, от горла до живота.

— Сейчас укол сделаю, — засуетилась Юля. — Что вы съели? Препараты свои все выпили с утра? Травы не могли перепутать?

— Ничего не путала, на нервной почве у неё, — объяснила мама, с трудом выкарабкиваясь из-под тётиного тела. — Вызывай скорую, Юля, пусть в больницу везут, нас обеих.

— На кладбище пусть сразу везут, — стонала тётя, придерживая себя за живот. — Всё равно нам с тобой, Аня, долго не прожить.

Мама поправила на голове полотенце:

— Как жить, когда родной дочери не нужны? Ты, Юля, собирайся, не обращай на нас внимания.

Юля измерила обеим температуру, пульс, давление. Сделала тёте успокоительный отвар, маме дала обезболивающее. Достала из холодильника курицу: до утра успеет приготовить суп и картофельное суфле для бабулей, пожарить котлет для мужа и сына. Надо сегодня погладить бельё, две полки накопилось, не оставлять же. Рубашки для мужа приготовить на всю неделю. Села на стул и поняла, что она никуда не поедет. Взяла телефон, позвонила Диме, попросила не покупать для неё билет. Она не может оставить родных, это исключено.

Дима улетел, дни опять потянулись за днями. Хозяин лежал в больнице вторую неделю, и хотя состояние улучшалось, врач настоятельно советовал ему пройти курс лечения до конца. Место его нахождения знали только Юля и Сергей, которые успешно делали вид, что ничего необычного не произошло. Без гостей и визитёров работы в замке стало немного меньше, Сергей объявил, что вся обслуга получает по дополнительным выходным дням.

— Нам их не оплатят? — огорчилась Юля.

Сергей усмехнулся, посмотрел снисходительно:

— У тебя оклад, впрочем, как у всех. Оплата фиксированная, независимо от отработанного времени.

Надо же, она теперь как Таня, работает по ненормированному дню, хоть и не руководитель. Выходные Юля наделась провести с семьёй, съездить всем вместе загород, пожарить на углях сосиски, полежать на траве, лениво наблюдая, как солнечные лучи золотят верхушки деревьев. Как давно она не отдыхала, не спала столько, сколько хочется, не слонялась по квартире просто так, из спальни в кухню, за кофе, потом обратно в спальню. Не выезжала никуда, кроме работы, не дышала полной грудью прозрачным, пахнущим разнотравьем и жарой воздухом. Не валялась на старом клетчатом покрывале, разглядывая облака и покусывая сочную, чуть горьковатую травинку.

— Я не могу, — сказал Иван. — Я на соревнование уезжаю до конца недели. Забыла?

Юля виновато закивала. Точно, муж ещё в прошлом месяце предупреждал, что уедет «болеть» за любимую команду, как она могла забыть?

— Ты же машину оставишь? Мы с бабулями сами загород съездим, подышим свежим воздухом, погуляем. Саша, ты с нами?

Сын торопливо затряс головой:

— Мам, ты чё? Я с друзьями договорился тусить и, вообще, у меня же собеседование, два дня подряд в разных местах! Работу ищу, сама знаешь.

Тётя Люда повернулась к ним, взяла пульт, убавила звук у телевизора:

— Юлечка, почему ты всегда говоришь в последний момент? Нельзя было заранее предупредить, чтобы мы с Аней были в курсе твоих идей?

— Я сама не знала, Сергей сегодня вечером нам о дополнительных выходных сказал, — оправдывалась Юля.

— Ты не знала, а у нас с Аннушкой намечены планы, — недовольно сообщила тётя Люда. — К подруге на дачу едем, с ночёвкой. Хочешь, возьмём тебя с собой, но сразу предупреждаю: ты там никого не знаешь, да и компания соберётся старшего возраста. Заскучаешь сразу.

— Вы мне когда о поездке рассказать хотели: завтра с утра, перед выходом? — обиженно спросила Юля.

— Ес! С машиной порешали, — обрадовался муж. — Я забираю. Не люблю я эти электрички, пересадки, с билетами заводиться.

Мама подошла, обняла Юлю за плечи: