— Пойду поговорю с ней, — заявил я, и мой коллега с директором обменялись взглядами.

— Хорошо, — согласился Винсент. — Стайлз, организуйте ей чашку чая или чего она захочет. Миссис Уилкинс не заговорщик — во всяком случае, это не доказано. А я пока перемолвлюсь с Корраваном.

— Слушаюсь.

Стайлз вышел, притворив за собой дверь.

Я ожидал, что Винсент попросит меня не срывать злость на женщине, которая, по всей видимости, непричастна к последним событиям. Правда, ей удалось воспитать двух озлобленных на весь мир сыновей…

Однако директор меня удивил. Приблизившись ко мне, он положил руку мне на локоть — сперва неуверенно, а затем я ощутил крепкое пожатие.

— Мне так жаль, Корраван… Я насчет Колина Дойла.

— Спасибо, сэр.

Он убрал ладонь, но взгляда не отвел.

— Хотел вам рассказать, что я в юности потерял двоюродного брата. Мы занимались конным спортом, и Эндрю заставил лошадь совершить прыжок. Она поскользнулась передними копытами в грязи, и брат сломал шею. — Винсент переступил, с ноги на ногу. — Я годами винил себя в смерти Эндрю, из-за чего отдалился от его семьи. Считал, что они меня ненавидят. Лишь много позже понял, что мое поведение причиняло им боль…

Директор мягко пытался оградить меня от неверных шагов, и я оценил его усилия, однако мысленно был уже в комнате для допросов. Тем не менее начальника я поблагодарил.

— Сэр, похоже, у меня есть выход на Луби. — Винсент вскинул брови, и я торопливо продолжил: — Братство не виновно в последних актах террора, однако Луби следует заявить об этом публично, иначе волна насилия, к которой приложила руку «Лига стюардов», покатится дальше.

— Но как?.. — начал директор, однако прервался на полуслове. — Нет, я не хочу об этом знать.

Подобного рода молчаливую сделку мы с ним уже заключали в прошлом году.

— Мы знаем, где сейчас может находиться Хоутон?

— Уехал на день к семье покойной жены в Хертфордшир.

— Откуда вы знаете? — напряженно спросил я.

— Я распорядился организовать за ним слежку, — бесстрастно ответил Винсент. — Не беспокойтесь, он от нас не уйдет.

— А что насчет Томлинсона?

— Утверждает, что не знал о сговоре газет, — поморщился директор, — и якобы понятия не имеет, откуда взялись эти басни. О «Лиге стюардов» тоже слыхом не слыхивал. Я и к нему приставил шпика. — Он вздохнул. — Опасаетесь, что Маккейб уже убил Райли?

— Нет, — пожал я плечами. — Он знает, что Райли нужен нам в качестве свидетеля против заговорщиков, хочет, чтобы они тоже за все заплатили. Не беспокойтесь. Я тоже не собираюсь его убивать.

— Нечасто встречаются люди с такой выдержкой, как у вас, Корраван.

— Это вы не видели, как я выгребал по Темзе с телом Колина в лодке…

— Вы неправы. За нас говорят не мысли и чувства, а поступки.

Я не признавался даже самому себе, что мотивы, побуждающие меня найти Райли, были далеки от благородных. Хотел глянуть ему в глаза и убедиться: подонок осознает, что наделал. Жаждал увидеть, как он наизнанку вывернется от ужаса, как у него перехватит дыхание. Пусть ощутит, что на ногах не может стоять от страха.

Войдя в комнату для допросов, я обнаружил сидящую у стола миссис Уилкинс в накинутом на плечи бесформенном сером пальто с черным пятном на рукаве. Чай был нетронут. Руки женщина сложила на ридикюле и сжала губы в упрямую линию, одарив меня холодным взглядом.

— Доброе утро, — поздоровался я. — Спасибо, что пришли.

— У меня не было выбора, — процедила миссис Уилкинс. — И фотографию вы мне возвращать не собираетесь, верно?

— Почему же? Вот только сначала найдем ваших сыновей.

Она презрительно фыркнула и, отвернувшись, уставилась в стену.

— Миссис Уилкинс, знаете ли вы, что ваши сыновья помогли злоумышленникам убить шесть сотен невинных людей? Шестьсот лондонцев — мужчин, женщин и детей, которых они обрекли на верную смерть?

— У вас нет никаких доказательств, — заявила она.

— Ничего подобного, — возразил я. — У нас имеются свидетели.

Мать Уилкинсов уставилась на меня, и у нее на миг отвисла челюсть. Миг слабости быстро прошел — в женщине вновь заговорила злость.

— Если вам известно, где они находятся, вас могут привлечь к суду как сообщницу. — Я сделал паузу. — Где скрываются Дэйвид с Недом, миссис Уилкинс?

— Я не знаю!

Откинувшись на спинку стула, я заметил:

— Они намеренно не сообщили вам, куда направляются. Рассчитывали, что вы не сможете навести полицию на их след. Допрашивай вас, не допрашивай — вы и впрямь ничего не знаете.

Миссис Уилкинс обожгла меня взглядом, но промолчала.

А вот губы ее шевелились, словно мать преступников едва сдерживала гневную тираду. Хотела что-то объяснить, в чем-то покаяться? Нет, этого я не дождусь.

И все же пусть говорит — ее показания мне помогут.

— Миссис Уилкинс… — Я встал и прислонился спиной к стене — специально, чтобы дать ей больше пространства. Заговорил мягко, словно любопытствуя: — Почему вы так ненавидите ирландцев? Вы и ваши сыновья? — Я развел руками. — Знаю, что вы скажете: ирландцев слишком много, работы все меньше, с жильем и с пропитанием все хуже. Англичане бедствуют… Но ведь у вас чудесный дом, парни имеют достойную работу. Чем же провинились перед вашей семьей мои соотечественники?

Миссис Уилкинс сбросила маску. Ее глаза запылали гневом, в лицо бросилась кровь, и ее щеки приобрели неестественный цвет розового бутона.

— Да как вы смеете! — выплюнула она. Ее грудь ходила волнами, а слова лились неудержимым потоком: — Как вы смеете! Как! — Голос миссис Уилкинс сорвался на крик. — Мой младший сын, их брат! Моя кровинушка, мой замечательный Кристофер! Это вы, чудовища, сожгли его заживо! Бедняжка настолько обгорел, что я даже не смогла его узнать! Понимаете? Я, его собственная мать!

Третий парень с фотографии… Самый младший, тот, что в середине. Ну конечно…

Я сделал быстрые подсчеты. На снимке мальчику лет десять. Вряд ли несчастье произошло в Клеркенуэлле в шестьдесят седьмом.

— Взрыв в Мэйфере…

— Он был совсем ребенком! Маленьким мальчиком! — Миссис Уилкинс судорожно втягивала в себя воздух, как будто разжигая свой гнев. — Если все ирландцы — мужчины, женщины, дети — умрут, захлебнувшись в собственной крови, я буду только рада!

Она так крепко стиснула ридикюль, что побелели костяшки пальцев, и застучала им по коленкам.

— Зачем вы сюда пришли? Почему вы не остались в ваших богом забытых хижинах, где жили словно в хлеву, как и назначил вам Господь? Вы нам не нужны! Мы вас ненавидим! Мы вас презираем! — В уголках ее рта выступила пена. — Вы ведь всё прекрасно знали, однако сунулись в нашу страну с вашими заразными болезнями, вашими жадными ртами и жуткой вонью! Почему вам просто не уехать обратно?

Должен признаться, ответить я не смог. Мне нечего было противопоставить ее ненависти. Я молчал, и миссис Уилкинс, постепенно успокаиваясь, промокнула рот платком. Ее ярость вдруг прошла, и женщина встала.

Стоя у двери, она бросила на меня последний горький взгляд.

— Здесь их дом. Не ваш. Это Англия. Они здесь в безопасности, и вы никогда их не найдете.

Дверь с треском захлопнулась за ее спиной.

Я отпустил миссис Уилкинс, поскольку она напомнила мне одну важнейшую истину. Оказавшись в опасности, мы бежим домой.

Не в буквальном смысле — это понимала и мать Неда с Дэйвидом. Дом — это люди. Люди, которые будут о тебе заботиться, которые тебя спрячут и принесут еды, которые скажут, когда следует затаиться, а когда можно высунуть нос из норы.

Я задумался: был ли у Финна Райли человек, которому он доверял? И кто этот человек?

Выйдя из комнаты для допросов, я подошел к Стайлзу, расстелившему на столе большую карту Лондона, охватывающую огромную территорию от Серпентайн на западе до Собачьего острова на востоке. Завидев меня, он вопросительно приподнял бровь: