— Здравствуйте, констебль.

— Здравствуйте, сэр.

— Приношу вам соболезнования.

Лицо Брискоу ожесточилось.

— Мне пришлось трижды пересечь реку — все надеялся ее найти. Тела разбросаны повсюду!

— Мы пытаемся собрать их в одном месте, — со вздохом кивнул я, — но…

— Я знаю законы, — сердито сверкая глазами, перебил меня констебль. — И все же… Разве нельзя было сделать исключение? Господи, да это ведь ежу понятно!

— Мы ищем способы обойти правила, — спокойно ответил я. — Где вы сели на «Принцессу», констебль?

Я не просто так обращался к Брискоу по званию — это помогло ему взять себя в руки.

— В Ширнессе, — уже обычным тоном, хотя и невесело ответил он. — Мы провели несколько дней у моей сестры.

— Насколько я понимаю, особых происшествий во время плавания не было, пока вы не добрались до Трипкок-пойнт.

— Пожалуй, — пожал плечами Брискоу.

— Потом начались странности. Что в первую очередь бросилось вам в глаза?

— Мы услышали низкий гудок, и, похоже, встречный пароход был куда ближе, чем допустимо. Я осмотрелся, но ничего не увидел. Мы огибали мыс, так что вид на реку за поворотом еще не открылся. Там слепая зона.

— Да, верно, — отозвался я.

— Мы с женой и сынишкой были на корме, и я не обратил особого внимания на гудок: следил, как бы Томми не перелез через поручни. Ему всего четыре годика, — объяснил констебль, и я кивнул. — Потом я почувствовал, как рулевой резко выкрутил штурвал влево. Салли тоже так показалось. Она еще удивленно на меня посмотрела.

— А затем вы увидели углевоз…

— Мы как раз вышли из-за мыса, и «Замок» невозможно было не заметить. — Брискоу поднял брови. — Кто-то крикнул, что надо остановиться, но уже через несколько секунд мы очутились в тени углевоза, а потом его нос поднялся прямо над нами.

Он откинул голову, взглянув на потолок, словно снова видел момент столкновения.

— Мы сразу поняли, что спасения нет. Я схватил ребенка, и мы с Салли побежали к шлюпкам, где экипаж держал спасательные круги. Матрос уже раздавал их пассажирам, и я чудом успел накинуть один на сынишку. Можете себе представить, как люди хватались за спасательные средства… Я сказал жене держаться за меня обеими руками — она ведь, в отличие от меня, не умела плавать. Надеялся, что мы сможем вместе добраться до берега.

Его голос надломился, и в уголках глаз показались слезы.

— Что произошло дальше?

— Дальше был удар. Нас сбило с ног. Пароход просто разорвало на части, дерево трещало и ломалось. — Констебль ошеломленно покачал головой. — В воде было так холодно, что у меня перехватило дыхание. Не могу вдохнуть, и все тут.

Знакомое чувство…

Брискоу прижал руки к лицу и глухо продолжил:

— Люди были везде. Они врезались в нас, хватались за все, что могло удержать их на плаву. Мы вынырнули на поверхность. Над головой ревели двигатели углевоза, и вода казалось просто ледяной. Я чувствовал, что Салли за меня держится. А потом на нас что-то упало — наверное, кусок деревянной обшивки с борта. Эта штука ударила Салли, а меня с мальчиком даже не задело. Она отпустила руки и пропала из вида.

Течение наверняка быстро утащило женщину…

— Потом вы с сыном выплыли на берег?

Брискоу отнял руки от лица; его набрякшие глаза были полны страдания.

— Я знал: Салли хотела, чтобы я спас сына. Ради него готова была умереть, лишь бы он жил. Томми сейчас плачет не переставая.

Да, их горе пройдет нескоро… Я закрыл блокнот.

— Вы нашли тело жены?

— Нет, — тяжело вздохнул констебль. — Реку еще продолжают прочесывать.

— Будем искать, пока не найдем всех до единого.

— Самое ужасное, что мы в Ширнессе едва не опоздали на «Принцессу», — мрачно сказал Брискоу. — Томми обронил одну из своих игрушек, пришлось за ней бежать обратно. Я на него злился. Глупо, правда? Все равно через сорок пять минут к причалу подошел бы «Герцог», вполне можно было и обождать. Наверное, Господь нас предупреждал, да только мы к нему не прислушались. — Он тяжело облокотился на стол и вперил в меня пристальный взгляд. — Вы уже знаете, который из кораблей виноват в катастрофе? Углевоз, так ведь?

Я прекрасно понимал его чувства: Брискоу желал найти причину несчастья, ему требовалось на кого-то возложить вину. Однако истина лежала на поверхности — похоже, ошибку допустили оба капитана. Такая правда понравится не всем, так что я сделал вид, будто не расслышал вопроса.

— Это ужасная трагедия… Я рад, что вам удалось спасти сына. Столько детей погибло!

— Да, пожалуй, мне следует считать себя счастливчиком, — горько ответил констебль.

Разумеется, я не это имел в виду, но что толку оправдываться? У меня в жизни тоже была утрата — такая утрата, что не поддавалась разумным объяснениям. Словами выразить ее невозможно, и, сколько бы меня ни утешали, соболезнования не имели для меня ни малейшего значения.

На следующее утро я заскочил на Уоппинг-стрит — просмотреть составленные Стайлзом списки погибших и выживших. Первый был куда длиннее второго. Там же я ознакомился с двухстраничным отчетом комитета по крушениям, подготовленным неким Тернером и подписанным Ротерли. Отчет содержал технические подробности извлечения тел из реки и прочесывания отмелей. Продвигались поиски куда лучше, чем ожидалось, и я, с облегчением вздохнув, попросил сержанта Трента подготовить копию документа для Винсента. Добавил к нему две страницы своего рапорта, повествующего о моих открытиях, и отправил конверт с посыльным в Скотланд-Ярд. Слава богу, что мне не пришлось посылать рапорт Ротерли: его точно не устроили бы выводы о том, что оба судна и виноваты, и в то же время не виноваты в случившемся. Внедрение правил навигации отчасти являлось задачей комитета по крушениям, а значит, вину за катастрофу в каком-то смысле можно было возложить и на него.

Сделав дело, я отправился в Ламбет в надежде застать старшего помощника «Замка» Генри Белдинга по продиктованному мне Гаррисоном адресу. Перешагнув порог маленького пансиона, я сразу обнаружил Белдинга в потертом кресле в углу темной гостиной. Окно украшала половина занавески, вторая отсутствовала; почерневшее по краям зеркало висело криво. В руках старший помощник держал открытую газету — «Обсервер». На второй полосе я разглядел броский заголовок: «Превысивший скорость углевоз стал причиной страшной катастрофы на Темзе». Белдинг, хмуро сдвинув брови, уставился на меня поверх газетного листа.

Я вполне мог понять его раздражение. Во время каждого подобного расследования газеты становились для меня настоящим проклятием. Некоторые из них публиковали статьи, где содержалась полуправда, а то и откровенная ложь, вводившая публику в замешательство, возбуждавшая злобу и панику — словно в тазу с грязной водой помешали палкой. Другие, похоже, злорадствовали, отмечая, как быстро падает престиж Скотланд-Ярда и Уоппинга в глазах общества.

Взгляд Белдинга напомнил мне, что неплохо бы ознакомиться с прессой. Время от времени газеты публиковали крупицы правды, которые могли помочь в расследовании.

Шагнув через порог, я представился и пояснил, что адрес дал мне капитан Гаррисон. Хмыкнув, Белдинг сложил газету и убрал ее в сторону, а я придвинул стул, чтобы сесть поближе. Выяснилось, что под ним скрывалось коричневое пятно на ковре. Думать о его происхождении отчего-то не хотелось.

— Зашел побеседовать о ваших впечатлениях от катастрофы, — начал я.

Белдинг сердито покачал головой.

— В газетах говорят, что виноват наш углевоз, поскольку мы шли слишком быстро. По-моему, людям просто хочется найти крайнего, и неважно, верны ли эти догадки. Главное, что их это не касается. Все, что пишут в прессе, полная чепуха!

— Никогда не доверял газетам, — ответил я. — Собственно, с утра ничего и не читал.

Белдинг, прищурившись, глянул мне в глаза.

— Вы ведь говорили с капитаном? Он человек честный. Вряд ли я смогу что-то добавить.