Молодой человек покачался на каблуках и, окинув осторожным взглядом зал, пробормотал:

— Когда-то был.

Снова потянувшись за отверткой, добавил:

— Месяц назад здесь появились люди Хоутона и заложили проход кирпичом. Пройдите через кухню, потом вниз по ступенькам. Сами увидите.

Бармен явно не врал.

— Мне потребуется фонарь, — сказал я.

— Там и возьмете, — кивнул он на узкую дверь за спиной.

На кухне я обнаружил девушку, неторопливо чистящую картошку. Ее челюсти равномерно двигались; на лице было написано чувство вины. Наверняка жевала сырой картофель, а может, и очистки. Кожура, долго перевариваясь в желудке, дает даже большее ощущение сытости.

Улыбнувшись служанке, я снял с крючка фонарь и пошарил в кармане в поисках спичек.

— Спички там, сэр, — произнесла девушка, указав на полку.

Я поблагодарил ее, поджег фитиль и вышел через заднюю дверь в переулок. Еще раз обошел вокруг склада, протиснулся по узкому проходу между ним и соседним зданием, обогнул его сзади и снова вернулся к фасаду. Передо мной было три двери. К одной, железной, спускались каменные ступеньки; на петлях засовов висели два тяжелых замка. На двух других отсутствовали ручки, открывались они только изнутри, так что мои отмычки оказались бы здесь так же бессильны, как дробь против стены бастиона. Низко расположенные окна надежно забили досками. Ни единой щелки… Стены ровные, гладкие, ни пожарных лестниц, ни выбоин, куда можно поставить ногу. Неприступность здания внушила мне тревогу. Сделав еще круг в поисках водосточных труб, я обнаружил, что таковых было две, однако хозяева их сняли.

Возможно, использовали для нового склада Хоутона? Да нет, странно. Склад ведь пустой, зачем такие усилия?

Потому что здесь чертовски хорошее место для хранения оружия, подсказал мне внутренний голос.

Я в третий раз обошел здание и в лунном свете приметил блеск прорезанного в крыше наклонного окна. Вот и лазейка… Только как подняться наверх? По стене не заберешься, это я уже понял.

Соседний склад был в куда более плачевном состоянии. Перебежав к нему, я присмотрелся. Кирпичная кладка местами осыпалась, частично обвалилась — полно выемок, есть за что зацепиться. Вполне можно залезть наверх и перепрыгнуть на низкую крышу склада Хоутона. Дальше проникну внутрь через окно, вот только фонарь придется оставить внизу, иначе так недолго подпалить себе пальто. Я задул его и пристроил у стены.

Хорошо, что ночь сегодня лунная…

В юности, когда мне приходилось промышлять воровством, подобные препятствия я брал на раз, однако пять или шесть приобретенных с тех пор стоунов делали задачу не столь уж легкой. Совершив несколько попыток, я все же вскарабкался на высоту десяти — двенадцати футов. Достаточно высоко, чтобы, развернувшись в прыжке, приземлиться на крышу рядом с окном. Перепрыгнув, я упал, растянулся на животе и заскользил вниз по кровле. Попытался хоть за что-нибудь зацепиться и наконец ухватился за край металлической черепицы. Та застонала под моим весом, но выдержала. Подтянувшись вверх, я встал, вытащил из ботинка маленький нож и провел им вдоль паза под нижним средним стеклом в раме окна. Вынув его, просунул руку внутрь и, открыв запор, приподнял створку. Спрыгнув вниз, глухо ударился подошвами ног о пол и медленно двинулся вперед по пустым темным помещениям. В окно заглянула луна, позволив мне разглядеть наглухо запертую дверь пожарного выхода и лестницу в дальнем углу комнаты.

Пробираясь на ощупь, я спустился на первый этаж. Добравшись до низа, провел рукой по стене и обнаружил гвоздь, на котором раньше, должно быть, висел фонарь. Пробормотал себе под нос проклятие и ощупал противоположную стену. Здесь фонарь, к моему облечению, по недосмотру оставили. Вытащив коробок спичек, я поджег фитиль. Быстрый осмотр помещения никаких результатов не дал, и я направился к подвалу. Четвертая ступенька угрожающе качнулась под моим весом, и дальше я держался как можно ближе к стене, цепляясь за перила и проверяя, куда ступает нога. В самом низу находилась запертая дверь. Вытащив из кармана набор отмычек, я выбрал две из них, которые обычно помогали в подобных случаях.

Согнувшись, вставил их в замочную скважину и начал тихонько проворачивать. Прошло не более двух минут, и замок тихо щелкнул. Слава богу… Я убрал отмычки, открыл дверь и шагнул внутрь.

В подвале пахло крысиным пометом и ржавым железом.

Возвышавшаяся в двадцати футах от входа кирпичная стена, в которой также имелась дверь, разделяла помещение надвое. В передней половине было пусто, только валялись на полу куски досок — видимо, от деревянных ящиков. В вентиляционной решетке, вмонтированной в потолок у внешней стены, тихо посвистывал ветер.

Я приблизился к двери, сбитой из вертикально поставленных досок, часть из которых успела основательно прогнить. Засов с той стороны, сквозь щели не видно ни зги. Я стукнул в дверь кулаком. Если кто-то стережет Колина, наверняка этот человек среагирует на шум.

Изнутри донесся слабый звук.

Не слишком похоже на человеческий голос…

Сдержав желание выкрикнуть имя Колина, я приложил ухо к трещине. Тишина… Не померещилось же мне?

Просунув между досок нож, я попытался поднять засов, но не преуспел — тот оказался тяжеловат. Деревянное полотно, хоть и гнилое, с одного удара не разбить. Придется поработать. Я обнаружил, что одна из досок отошла от дверной рамы, и выпилил из нее несколько кусков, после чего просунул пальцы в образовавшуюся дыру и дернул доску на себя. Снять засов через образовавшееся отверстие было уже несложно.

Дверь открылась, и я, схватив фонарь, обвел его лучом внутреннюю комнату.

Эта часть подвала оказалась больше, чем внешняя. Стены здесь отсырели, пол был грязным. Внутри стояли деревянные столбы и перегородки, разделяющие помещение на несколько отдельных отсеков для сортировки и хранения товаров.

— Колин! — крикнул я. — Ты здесь?

Мой голос гулким эхом отразился от кирпичных стен.

Тишина…

Я бросился к первому отсеку, затем к следующему.

Свет моего фонаря отбросил бесформенную тень на противоположную стену, и я, приглядевшись, понял, что передо мной скорчилась гротескная фигура человека, привязанного к стулу и безвольно упершегося подбородком в грудь.

О господи…

Оставив фонарь на земляном полу, я склонился над пленником и приподнял его голову, которая вяло качнулась на шее. Отвел в сторону прижатую к животу руку; на рубашке расплылось большое темно-красное пятно.

— Колин… — хрипло прошептал я.

Опустился на колени, приложил пальцы к шее, затем к запястью юноши. Пульса не почувствовал, хотя кожа была еще теплой. Я уткнулся лбом ему в плечо, и мои глаза наполнились слезами. Осторожно потянул вверх рукав рубахи. Ох… Именно этого я и опасался. На предплечье темнели следы многочисленных ожогов. А его бедные пальцы… Три из них были сломаны. Колин продержался дольше, чем многие, прежде чем под пытками возвести на себя вину, которой не было.

Мое тело содрогнулось от рыдания, и я беззвучно поблагодарил Господа, что ма не видит жуткой сцены.

Перерезав ножом опутывавшие руки и ноги Колина веревки, я подхватил его обмякшее тело, не дав ему упасть на пол, и закрыл ему веки.

И вдруг они затрепетали под моим пальцем.

— Господи Иисусе… — выдохнул я и поспешно поднял юношу с холодного пола, одновременно срывая с себя пальто.

Пуговицы полетели во все стороны, и я, укутав Колина, неловко прижал его к себе и обнял обеими руками. Теперь он опирался спиной о мою грудь. Все лучше, чем холодный пол…

— Колин… — пробормотал я. — Это Микки. Колин, ты меня слышишь?

Его веки снова дернулись, но подняться не смогли, зато зашевелились губы.

И все же он открыл глаза, в глубине которых отразился тусклый огонек моего фонаря.

— Мне показалось, что ты умер, — прошептал я.

— Уже недолго осталось, — тихо выдохнул юноша.