Не было здесь никого лишнего, в этой спальне, поражающей своей роскошью. Все ближние бояре были в растерянности, происходило нечто страшное…

Молодой царь умирал в своей кровати. Ноги страшно отекли, несчастный едва дышал. Творилось нечто невероятное- его отец , Алексей Михайлович, умер от похожей болезни, за ним ушёл Фёдор Алексеевич, а теперь готовился покинуть сей мир Пётр Алексеевич.

А год назад умер и Иван Алексеевич, брат Петра, а было ему всего двадцать девять лет. Худо всё было, тревожно да муторно.

Словно родовое проклятие выкашивало род новый царей Русских! Или, непонятная и нераскрытая измена истребляла властителей древней Руси.

Восковые свечи в серебряных подсвечниках освещали горницу. И верно, днём здесь бывало светло и ярко, лучи солнца играли раноцветными стёклами в кованых переплётах окон. Но, сейчас собравшимся было не до того. Они были в плену страха и недоверия, даже друг к другу.

Ближние бояре собрались , сидели на лавках. Всего семь человек, не больше и не меньше. И не был зван сюда патриарх, даже попа Битку не пригласили.

– Что делать станем, бояре? – спросил собравшихся князь Борис Алексеевич Голицын, – умирает царь, опять Смута в наши ворота стучится… И вот, скоро новый Стенька Раин явится!

– Слава богу, есть у государя наследник, Алексей Петрович, – прошептал Лев Нарышкин, – не останемся сиротами, а есть при нас будущий государь…

Произнёс это боярин, снял шапку и пекрестился на иконы троекратно. Вздохнул тяжко, и опустил глаза, и опёрся на свой посох.

– Худое творится, бояре… Худое… И на кого подумать можно? Уж не князь ли Фёдор Ромодановский причастен? – посмотрел на других и Андрей Иванович Голицын, дворцовый воевода.

– И год назад царь Иван Алексеевич преставился, оставив вдову да дочерей…– начал Ромодановский, – видно, Милославские да родня их смогла дотянуться до Петра Алексеевича. А мы не доглядели.

– Так, Иван же болен был? – опять встрял Лев Нарышкин.

– Да не недужнее тебя, князь – батюшка! – совсем озлился боярин Бутурлин, – тоже верно, грибков покушал, да преставился…

– Хватит тебе! – опять разозлился Нарышкин, – кто же при семилетнем Алексее Петровиче будет? Трон хранить для царя-батюшки, со всей верностью…

– На что намекаешь, князь-батюшка! – и Фёдор Романович клянул на собеседника очень нехорошо, – так мы, Ромодановские служим государям честно…

– Да ты славой Григория Григорьевича не прикрывайся…

– Спокойней, мужи вятшие да разумные! Так не в кабаке сидим, а в дворце государевом! – вмешался Иван Бутурлин, – тут подумать надо. Морозов боярин, так он не мог, в ссылке был… И кто, почитай всем в Русском государстве распоряжался? По приказам чьи люди сидят?

– Да я! – опять вскочил Ромодановский.

– Так не пугай, Фёдор Юрьевич! Не за тобой Строгановы стоят и Воронцовы, да Вельяминовы! Опять смуту на Руси сеете, всё награбили мало! Так и казаки за тобой не пойдут, сам знаешь! И стрельцы тоже!

– Хватит зря прю раздувать! Что делать станем? – пытался остудить жар речей Бутурлин, – Спорим и спорим, а худо с Петром Алексеевичем…

– При малолетнем царе опять Ромодановский встанет, – начал один Голицын, Андрей

– И что же? Малолетнего Алексея Петровича царём? – вмешался в разговор Лев Нарышкин, – не дело это…

– А при Алексее Петровиче Авдотья, царица наша… Приглядит… – заговорил вдруг Фёдор Лопухин.

Все замолчали, и шесть пар злых глаз, не отрываясь, смотрели на свойственника царевича. Тут все они, поняли, чего жаждет Фёдор Абрамович Лопухин… Станет сам при царице, а братьёв по приказам поставит, и не вздохнуть другим не охнуть… Даже те, кто еле терпел друг друга, как Борис Голицын и Фёдор Ромодановский. кивнули друг другу. И Фёдор Юрьевич заговорил осторожно, с оглядкой, поглядывая на Голицына.

– Поумнее сделаем… Объявим, дескать, уезжает Пётр Алексеевич… Верно? Месяца два скрывать сможем, что царь умер…

Борис Алексеевич кивнул, понимая куда клонит Ромодановский. Да Андрей Иванович улыбнулся нехорошо, и поглядел на царскую постель. Но, Борис схватил Андрея за руку, и зашептал на самое ухо:

– Войдёт Алексей Петрович в силу, всё его станется… И женим его на принцессе добрых кровей!

Ромодановский смотрел спокойно и твёрдо. И вправду, хорошо, что Строгановых нет в Москве… И слава Богу. А то, что бы захотели они сделать норовистее да яростнее… И выйти так ведь может, как казаки хотели сделать при освобождении Москвы от поляков в 1612 году – вырезать боярские семьи, что бы смуту не сеяли.

– С великим посольством, в Голландию… – начал он говорить, – А вперёд гонца вышлем. что мол, нужен двойник государя. Иноземец нам послушен станет. Кто царя отравил, испугается да, глядишь и объявится. А пока, на двадцать лет и нужен нам этот…

– Самозванец! – и Бутурлин хлопнул ладонью об стол, – сами Самозванца на трон посадим!

– Так от чего самозванец? Мы его на трон посадим, а затем и сведём:. Тихонько так… – продолжил Фёдор Юрьевич, – никто и не поймёт…

– Если кто-то из нас смог отравить законного царя, то уж ряженого мы ссадим… Как станет Алексею Петровичу двадцать один год, так тогда и сделаем… – вмешался Лопухин, – и на том пускай каждый крест целует… Вот. у меня, намыленный, родовой… Сам патриарх Антиохийский святил…Ещё греческой работы…

И положил крест, украшенный эмалями и камнями на стол перед другими боярами. Вещь была богатая, нет слов, хотя насчёт греческой работы, Лопухин приврал малость.

Одни бояре смотрели на святыню богобоязненно, а Ромодановский да Бутурлин- словно на ядовитую змею. Но никто и слова против не произнёс. Первым приложился Лев Нарыщкин, за ним Иван Бутурлин, потом оба Голицыных, Фёдор и Михаил Ромодановские, а последним и сам Лопухин.

– И ещё… Авдотье придётся в монастырь идти… – заметил Голицын, – не дело царице русской у голландца суложью быть. И мы не дадим иноземцу взять добрую жену… И потомству , паче всё же будет, не быть ему живу… А пока, шлём гонца в Амстердам. Что бы нашли похожего на Петра Алексеевича!

Тайна Архангельского собора. Укрытая могила царя

Умер ночью Пётр Алексеевич, и справил по нему панихиду только поп Битка. Служил прямо в опочивальне.

– Так, завертелось, – проворчал Ромодановский. – хранил я гроб каменный для себя. а отдам государю. : и перекрестился, – Михаил. бери трое возов на полозьях. слуг моих немых да езжайте в Москву. Грамотка вот, для настоятеля собора Архангельского… Есть там. в подземелье дальнем местечко… Там и похоронит он Петра Алексеевича. А ты приглядишь за всем.

Не раз и не два ходил в походы Михаил Григорьевич, сын прославленного воеводы, самого Григория Николаевича. Участвовал он и в страшных боях за Чигирин, со всей силой турецкого султана. Но сейчас, творили такое, что дух захватывало…А они же, Ромодановские, из князей Стародубских, из Черниговских Рюриковичей, а тут, такое скрывать…

– Только для тебя. Фёдор Юрьевич… – пробормотал Михаил Ромодановский, и вытер враз вспотевшее лицо голландским платком. – делаем, а что дальше,. тем и страшнее:.

– И не такое нам совершать придётся… Всё, езжай и торопись! Делай дело по уму! – и обнял брата, – пойми, вершим это не для себя, а для Царства Русского. Раздор какой, а меня винят в смерти Петра Алексеевича.

– Но ты же не виновен? – горячо воскликнул Михаил.

– Никто и не знает, как царя Фёдора отравили… Милославские клянут Нарышкиных. Могли отплатить Милославские за смерть Ивана Алексеевича …Такое творят… Как Шуйский уходил царевича Дмитрия, и под самого Годунова копал… Да так раскопал, такую яму, что в неё всё и упало, вся Русь-матушка. Езжай Михаил, не медли, Христом-богом молю…

И Фёдор Юрьевич взял руки Михаила Григорьевича в свои. Долго смотрел в глаза родича. Никому не мог доверить такое царедворец, кроме родственника и верного воеводы. Испытанный воин, наконец, кивнул головой. Фёдор тихо произнёс:

– Вот и грамотка с моей печатью. Всё у тебя получится. Не сомневайся, да делай всё твёрдо…