Ну а с Иваном Цыклером шли его свойственники, Алексей Прокофьевич Соковнин, да Федор Матвеевич Пушкин. Те, кому доверял думный дворянин, и те, кто доверился ему. Шли стрелецкие урядники из Цыклерова полка, Василий Филипов, Федор Ярожин и казак Петр Луьянов. Поумал Ивн Елисеевич, что надо известить и Тихий Дон.
Идти было неблизко и опаско очень – одно дело три человека, а другое- семеро. Ну а что делать, и дошли. Пусть в конце пути Иван Елисеевич без конца платком лицо вытирал.
– Дышиться тяжко царевна, долго ещё? – не утерпел и Пушкин, – отдохнуть бы?
– Не мешкать, за мной идите, – распорядилась шёпотом Софья.
– Ничего, в походах и тяжелее бывает. – подали голос и стрельцы.
Но вот. прошли ещё три иерехода. и оказались у заветной двери. Устьян с Дормидонтои взялись за знатный замок, но и он не устоял . Отворилась дверь.
Софья, даром что не вбежала.
– Посветить надо… – то ли попросила, то ли приказала царевна.
Стрельцы зажгли факелы, а София прошла мимо каменных саркофагов, изрезанных причудливой вязью старого письма. И вот, наконец, тот самый…
– Устьян, Дормидонт! Поднимите крышку!– И Софья Алексеевна сделала повелительный жест
Никах ненужных слов в ответ и не последовало. Стрельцы взялись светить, и держали теперь масляные фонари, факелы погасили да убрали от греха подальше. Стало тихо в крипте, кажется, все забыли, как дышать. Только послышался противный скрежет каменных зёрен о камень.
– Осторожнее, – прошептала, почти попросила царевна.
– Всё уже… – обнадёжил Дормидонт, и холопы сняли крышку.
Софья начала мелко крестится, а когда успокоилась, осторожно подвернула пелену. Даже сейчас закрыла свои глаза…
– Точно, он, – прорезал тишину голос Цыклера, – е раз его видывал, Петра Алексеевича. Лицо, всё точно…
– Он и есть, государь наш покойный, – подтвердил Соковнин.
Все служилые люди молча стянули с буйных голов шапки, и перекрестились. Хоть тут они смогли поостится с государем по-христиански.
– И мы его видели,когда в карауле Троицко- Сергиева монастыря стояли, – подтвердили и стрельцы, – Точно! Тело забрать надо. На руках в Кремль государя нашего понесём, отпоём . Все стрельцы пойдут. Софья Алексеевна! Алексея Петровича на престол возведём, а бояр всех на кол!
Такого, этих слов не ожидала ни Софья, ни Цыклер с Соковниным. Да эта буря их с головой накроет! А выплыть удасться, или нет, тут один Господь ведать будет!
– Надо с полковниками поговорить, – начал бубнить Фёдор Пушкин.
– Подготовить дело надо…– заговорил и Иван Алексеевич, – что бы всё получилось!
– Да вы что, дети боярские! – зашептал яростно Василий Филипов, – или людей не ведаете, стрельцов да солдат! С мёртвым Петром нас никто не остановит, а станете по углам шептаться, первый же сотник стрелецкий побежит в Преображенский приказ «Слово и дело кричать»! Что они подумают? Что обманываете их, желаете Смуту разжечь. Я не боюсь, дело моё воинское, всё одно помирать. Но закончим все вместе, на плахе Болотной площади. И висеть на рожнах нам тогда рядом !
– Глупо на арапа брать, – покачал головой Соковнин, – по умному надо, подготовится…
– Они собираются в Амстердам ехать. Видно, там уже подменный, боярский, царь ждёт. Если промедлим, никто нам не поверит, – заговорила и Софья, – а я даю на это дело пять тысяч червонцев. И казакам ещё две тысячи.
– Так и сделаем… Переговорим с полковниками да урядниками, да начнём с Божьей помощью, – и Цыклер перекрестился, не отрывая взгляда от мёртвого Царя.
Стрельцы, и так стоявшие без шапок вокруг саркофага, тоже перекрестились. Видно было, как враз потемнели их лица. Поняли, что мудрят чего-то начальные люди.
Разговоры да переговоры
Сидел Иван Елисеевич, передвигал шахматные фигуры на доске. Смотрел на пешки, а казалось ему, что это настоящие, живые люди. Вот, сейчвс обернётся десятник его полка, Стремянного, Илья Щукин. Погиб парень под Азовом по Лефортовой да Шеиновой дурости. И сколько таких было, тяжко,ох тяжко думать...... Казаки брали Азов армией в пять тысяч сабель, да и в этот раз крепость захватили для царя. А эти…Жалкие живодеры-кривляки неумелые, столько на осаде людей погубили, страшно вспомнить… А тут опять за саблю браться. Ничего, потешных, этих шутов гороховых в немецком платье, Цыклер не боялся. Любой стрелец , с детства воин, и саблей сражается так, что любо- дорого, да и из пищали в цель бьёт, как надо. И бердышом рубит, аж кровь во все стороны летит. Видывал сам… Атаковать надо быстро, по – шведски, без оглядки, да из пушек врагов выносить, да так, что бы орудия в первом ряду стояли, и картечью, картечью…
Но кого сейчас Соковнин к нему в дом привезёт? Ну, закуски на столе, есть чем гостей приветить. И грибы солёные, огурцы тож, и мелко нарезаная солонина, хлеб только испечённый. Наливки ла настойки. И чудно, видел он, как на него эти Кукуйские швейцарцы пялятся он , Иван Цыклер, для них как заноза в пальце Как же, сын служилого швейцарца, а теперь он, да и Фонвисин, русак из русских . И табак он не курит, и в немецком платье не разгуливает. Так дело ведь не в одежде, и не в парике, а в желании служить да в собственном уме. Да и глупо равнять Россию с Швецией… Здесь сколько вёрст до Смоленска? А до Астрахани? И писаки всё мол о дорогах, мол, дороги плохие…Так а кто эти дороги содержать будет? Крестьян немного, и без конца чинить эти пути они не в состоянии. И стрельцов на коней посадить надо, что бы не на своих двоих достигать до дальних рубежей, а на лошадях. И быстрее добраться смогут, и не устать при этом в дороге. А перед битвой покинут сёдла, встанут в ряды и в бой, свежими а бодрыми! Как в армии Александра Македонского давно уж бывало. Он сам читал у Арриана.
Ладно, хватит мечтать. Будет ещё возможность важными вещами позаниматься. Кажется, снизу в подклети раздались голоса, и на лестнице заскрипели половицы. Его холоп, Никишка, распахнул двери, и в комнату вошли урядники трёх полков : Дмитрия Воронцова, Стремянного, Вениамина Батурина. Всего десять известных ему людей.
– Присаживайтесь, соратники и славные воины! Вот, закуски на столе, в штофах настойки!
– Спасибо, Иван Елисеевич, за честь да ласку! – ответил Силин Фёдор.
– Да, рады быть у тебя! – добавил Григорий Елизарьев.
Пришедшие расселись, и отдали честь угощению Выпили немало, осушили несколько тёмно-зелёных бутылок, и Цыклер решил, что пора приступать. Думный дворяние встал, и произнёс:
– За нового государя, за Алексея Петровича!
– Позволь, Иван Елисеич, царь же наш Пётр Алексеевич! – заметил Фрол Игнатьев, урядник Стремянного полка, – правит, живёт да здравствует!
– Бояре измену измыслили, извели Петра Алексеевича. Умер он, самолично видел в гробу, в Архангельском Соборе лежит, на том крест целую, – и думный дворянин целовал крест, и крестился перед святыми иконами, – сами же знаете, привёл я свой полк к Пётру Алексеевичу, и честно воевал в его войнах. Если желаете, готов выбранных от вас покажу погребение.
– А что же бояре? – громко спросил Григорий Елизарьев, в волнении взявшись за столешницу.
– Подменного царя приготовили, из-за границы. В Голландии их ждёт, для этого Великое Посольство посылают.
– Да вот они ироды какие…– пробормотал Фрол Игнатьев.
– И вот, полки поднимем, да в Кремль. Поставим государем Алексея Петровича, а бояр за измену накажем. Верно ли говорю?
– Куда уж вернее, Иван Елисеевич! – проговорили все разом.
– А это, от царевны Софьи да Алексея Петровича, – и Цыклер положил на стол кошель, – всё что бы по совести.
– В неделю управимся. А то торопится надо, тело показать государево, что бы стрельцы не сомневались, – заговорил опять Игнатьев, – выборных человек двадцать определим…
– Вот, я рисунок сделал, гле каменный гроб Петра лежит, не ошибётесь…
