– Верно говоришь, Иван Елисеевич. А то тебя приметить могут, а мы и сами управимся, – согласился урядник Харитонов.
Цыклер повеселел, услышав такое. Кажется, всё складывалось, как нельзя лучше. Служилые люди поверили, и это хорошо… Он достал два новых штофа, и разлил анисовую по стеклянным стаканам.
– За здоровье нового царя-батюшки, Алексея Петровича! – провозгласил он.
Гости встали, и с готовностью выпили до дна. Чинно поставили посуду на стол, и стали собираться. Ещё раз посмотрел на своих старых боевых товарищей. Люди немолодые, не раз бывшие в боях. Харитонов да Андреев ещё на Чигирин ходили, у Харитонова и шрамы на лице от турецкй сабли. Такие не подведут да не предадут, точно…
Побольше, чем тридцать серебренников
– Ну, давай, Фёдор, мы пойдём в слободу, – прощался Фрол Игнатьев, – о деле этом, пока молчок.
– Сами понимаем, – ответил за двоих Силин, – мы с Ларионом к кузнецу, надо замки пищальные забрать.
– И то дело…Прощевайте. Но через неделю, встречаемся на Китай-городе. Помнишь, где лаз у церкви Святой Анны?
– Да как не помнить…
– Вот, после утренней службы, помолясь, вместе и пойдём. Да сделаем так, что всё сразу решится, – и глаза Фрола зло заблестели, – не обманут нас больше бояре....
Ушёл бывалый воин со своими товарищами, а Григорий облечённо перекрестился на церковь Воскресения Богоматери.
– Ну что, видишь, к чему дело идёт, Ларион? А я не верю Цыклеру. Хитрый он больно. Петр Алексеевич жив, небось, здравствует. Сам, только мы соберемся, к царю побежит, что бы награды себе добыть. Нас извести хочет в конец.
– Голов нам не сносить. Худо дело… – загрустил Елизарьев, – а в такое время, толковые люди и в дьяки да бояре выходят…И я не больно верю, что мёртв Пётр Алексеевич!
И внимательно посмотрел на товарища, но уже заложил руку за спину, пряча нож. Если не захочет с ним Силин идти, то и убить его придётся…
– К Льву Кирилловичу Нарышкину надо идти… Он боярин не заносчивый, выслушает… – проговорил тихо Фрол,но тут заметил руку Григория за спиной и усмехнулся
– В Иноземный Приказ двинем? – уточнил Елизарьев, как ни в чем не бывало.
– Домой к нему пойдём, в усадьбу боярскую. Так оно вернее станет, да чужих глаз меньше.
Ларион согласился, и кивнул. Страшновато было идти, да что уж делать, раз решили. Пошли не спеша, надеясь дойти до темноты.
Усадьба Нарышкина Льва Кирилловича просторно раскинулась в Белом гороле, у ю. Каменные палаты, да строения для дворни. Такой, немаленький почти городок. Нимало смущаясь, Фёдор постучал дверным кольцом. Изнутри залаяли собаки, и раздался недовольный голос:
– Кого ещё несёт на ночь глядя?
– К Льву Кирилловичу, по государеву делу. Служиые люди, отворяй давай!
Изнутри глухо зашептались, и наконец, калитка отворилась и на улицу вышло два здоровых боярских холопа . Рожи толстые у обоих, откормленные, да аж красные.
– Сказывайте стрельцы, а мы уж боярину передадим, не сомневайтесь, – ответил Елизарьев, – не пустите, так в Приказе боярину челобитную отдадии! И про вас сказать не забудем
– Ишь ты? Ну, ладно, проходите, не столбейте, – выдал речь один из холопов, – за мной идите.
Стрельцы пошли вслед провожатому. У дома их остановил кто-то из дворни, но сам этот прыткий да наглый человек прытко теперь побежал вглубь хозяйского дома. И точно, дом боярина Нарышкина был на диво хорош, и ещё медная да блестящая крыша хором так сверкала на солнце! Кирпичный дом с богатым высоким крыльцом на второй, жилой этаж на глаз виделся почти кремлёвским дворцом,
Холоп прибежал обратно, сам взялся проводить стрельцов. Даже теперь казалось, был человек стал на голову меньше ростом.
– Ждут вас, господа стрельцы! Вот, здесь гостиная! Проходите.
И вправду, богатые палаты… Стрельцы обмахнули сапоги веничком от грязи, пошли по каменному полу, крытому для тепла плетеной дорожкй. Стены оштукатурены, да расписаны травяным узором, так что любо-дорого поглядеть. Шапки уж были в руках стрельцов, неудобно было в таком доме в шапке ходить. Навстречу шёл сам боярин, в домашнем мягком катане, да шапочке с кистью и мягких сапогах.
– Присядьте, не столбейте, – благосклонно начал речь Лев Кириллович, – с чем пожаловали?
– Про измену сказать, боярин… Мутит стрельцов Ивашка Цыклер, дескать, убили бояре Петра Алексеевича, надо его сына защитить, – начал Елизарьев- совсем всё худо, если не поторопится.
Нарышкин глянул на стрельцов, и будто в груди сердце обмерло… Так неужто дознались, как всё случилось-то!
– И что стрельцы?
– Выборные хотят поглядеть на могилу Петра Алексеевича. Через неделю пойдут в Архангельский Собор. Надо и в подземном ходе стражу ставить, что бы перенять смутьянов, – продолжил Силин.
– Не верьте стрельцы изменникам, жив да здоров Пётр Алексеевич! – громко заговорил Нарышкин, – а за верность вашу спасибо. И награда ваша будет великой.
– Так не забудете, я Ларион Елизарьев.
– А я- Григорий Силин.
– Так кто ещё из смутьянов главные? – спросил боярин.
– Кроме Ивашки Цыклера других не ведаем, боярин. Прошенья просим…– пропел, почти как на клиросе, Елизарьев.
– Хорошо сделали стрельцы, -милостиво заговорил Нарышкин, и похлопал по плечам одного и другого, – быть вам дьяками в Приказах за ваш ум и верность… И казны серебряной получите много! Идите, не забуду я про вас…
– Спасибо, Лев Кириллович, – сказал обрадованный Силин.
– Чего ещё прознаем, доложим сразу, боярин,– добавил Елизарьев и поклонился.
Лев Нарышкин смотрел на уходивших доносчиков, посмотрел на гравюру, изображавшую покойного Петра Алексеевича. Царь на листе плотной бумаге был весел, а перед глазами боярина так и стояло мёртвое лицо Петра, лежавшего на постели. Не было возможности забыть такое… Хозяин дома присел за столик орехового дерева венецианской работы , налил себе в бокал вина из стеклянного графина, залюбовавшись работой итальянского мастера.
– Какой цвет, и как переливается на свету… – тихо прошептал боярин, – На ярком свете одно, при горевших свечах- совсем другое… И люди так, большинство… В лучах солнца одни, во мраке тьмы- другое… И тут… Ведь выбрать сильную сторону не значит предать, а лишь сделать верный выбор…
Схватка у гроба
Фрол Игнатьев поджидал своих товарищей, и припрятал за пазухой пару двухствольных пистолетов. Получил такие штуки среди трофеев в Азове. Да и кинжал был при нём, как и сабля на боку. Тут же стояли двое стрельцов из его роты, с складными носилками, укрытыми рогожей. Урядник не собирался откладывать дело, как Цыклер, а решил решить всё одним разом.
– Ну вот, Фрол, и другие подошли, из полков Сухарева да Воронцова и Батурина. Больше никого не будет.
– Идём…
Только собрались стрельцы не у церкви Святой Анны, а у Покровских ворот, и не на седьмой день, а на шестой. Не доверял людям Игнатьев, такая вот имелась у него привычка… И рассказал тем, кого подозревал в измене, про ещё три места- у церкви на Кулишках, у церкви святого Ильи на Ильинке, и у церкви Успения на Никольской.
– Всем личины одеть, от греха, – приказал урядник, – зажгите фонари. Факела не нужны пока. Василий, проверь всех.
– Сделаем, Фрол Фомич, не сомневайтесь! – согласился десятник Устьянов, – на такое ведь дело идём…
– Не испортить надо… На тебя надеюсь… Что бы тихо шли.
– Все в мягких сапогах без подковок. Люди бывалые, не подведём…
– Делаем всё быстро… – опять напомнил Игнатьев,– Вскрываем дверь крипты, проверяем гроб, и если всё как говорил Цыклер, уносим тело, и там уж как договорились – бегом в стрелецкие слободы, поднимать людей. Не буем начальных людей ждать, предадут они нас.
– Мы будем наготове, Фрол Фомич! Исполним, что задумали!
– Арсений, Тимофей, идёте первыми. Вскройте двери в подземный ход. Идите тихо, если, один сразу назад. Фонарь самый малый возьмите. Ну, с богом…
