– Батюшка, – зашептал на ухо вездесущий Сенька, – гонец вас ожидает, срочно очень… Из Посольского Приказа…

– Пусть обождёт… Немного уж осталось. А станет шуметь, батогов ему…

Как сказал такое боярин, так прямо на душе полегчало. Будто выплеснул из себя тяжесть и страх. Да, проклятый страх сидел в его душе, с того часа, как умер Пётр Алексеевич, и решились на этого иноземца… И заснуть толком не мог, всё страшные сны мучали. То таким казался Пётр, то сяким, то приходил в виде мёртвого. Или придёт, усядется около кровати, и молчит…

Наконец, служба закончилась, и Фёдор Юрьевич неспешно начал продвигаться к выходу из собора. Мимо прошёл Автомон Головин, а вот Борис Алексеевич Голицын держался рядом, хитрец эдакий. Верно, заметил Сеньку-то, понял, что не просто так холоп в Успенский собор заявился.

– Да дела, дела, Борис Алексеевич не отпускают, – решил объясниться Ромодановский с Голицыным.

– Так служба наша такая, при государстве. И недоспим когда, и то и недоедим.

Фёдор Юрьевич промолчал, только усмехнулся в густые усы. Любил Борис Алексеевич цветисто выражаться. Вместе вышли к ступеням собора. Тут и явился гонец, отдал грамоту с висячими печатями.

Князь- кесарь развернул грамоту прочитал несколько первых слов послание, сердце ёкнуло, да противно ослабели колени.

– Через день Он прибудет в Преображенское. Всем семерым собраться надо,,,

Голицын повернулся к куполам церкви, долго кланялся и крестился.

Свидание в Преображенском

Питер сидел и смотрел в оконце кареты на селения, словно проплывавшие мимо них, вдоль узкой дороги. Необычная одежда обывателей, виденная им до этого только на гравюрах была странной, но кажется, удобной. Лошади, были помельче голландских, но кажется, обыватели держали много тяглового скота.

Совсем другие дома, непоожие на столь любимые, голландские. Здесь даже небогатый крестьянин имел дом из толстенных брёвен, но, не во всех были окна из стекла.

Но, просторы России завораживали. И, что было ещё более удивляло невероятно, везде, на много миль от Новгорода до пригородов Москвы, говорили на одном языке! В его маленькой и милой Голландии тоже так, но в княжествах Германии и Франции, он твёрдо знал, такого не было вовсе. Провансалец и парижанин изъяснялись различно, и уж тем более мекленбуржец и баварец. Попривык здесь к щам и бане, но вёз с собой целый запас разных там сыров, без которых не мог существовать. Так всё раздумывал, припоминая по рисункам лица ближних бояр, своей жены, царицы Авдотьи, генералов его армии – Головина, Гордона.

– Мин херц, а когда бороду себе станешь отращивать? – как бы невзначай спросил Меньшиков и нахально улыбался, как всегда.

– Пошёл к чёрту, – был дан краткий и емкий ответ, – а то в морду дам.

Денщик не стал уточнять, где искать обиталище чёрта. Сам примерно знал или чувствовал, где надо поискать . Да и получить крепким кулаком в морду не хотелось.

Но и голландец примолк, и отчего -то провёл по чисто выбритому лицу. Достал альбомчик, и принялся изучать лица своих велтмож. Пока по карандашным рисункам.

– Кто там из них самый хитрый? – наконец спросил Пётр.

– Да уж хитрее Бориса Алексеевича Голицына, пожалуй и не найдёшь. Умник такой. Начитан, очень умел… Самый деловитый из них, конечно, Фёдор Юрьевич Ромодановский. Лев Кириллыч Нарышкин деньгу любит, владеет железоделательными заводами в Туле. Родня твоя Лопухины. Фёдор-то хитрый, всё поймёт… А так Семеро ближних бояр- и есть Совет. Андрей Иванович Голицын, дворцовый воевода, Бутурлин Иван, Ромодановский Михаил Григорьевич, генерал известный и толковый. Вот они сейчас и ожидают, кондиции тебе дадут подписать… Да ты, мин херц, наплюй на них, хитрее сделай…

И Алексашка что- то тихо зашептал на ухо новому государю, и сам заулыбался, сам себя в уме похвалил.

– Только одного тебе не спустят- если попробуешь Алексея Петровича от трона отстранить, – уже серьёзно произнёс Меньшиков.

– Про то меня уже все упредили, не только ты, либер Aleksashka. И очень доступно, что бы сразу дошло, – и Пётр гортанно и зло рассмеялся.

Вздохнул Меньшиков, немножко так скосил глаза на царя, да и подумал, а не ошиблись ли бояре, что такого вот ероя себе да и всей Руси на шею накачали? И как они им управлять собрались? Это как дома дикого кота завести. Такой, если не по его, и хозяев насмерть задерёт…

***

Первая остановилась карета, из которой вышел генерал Лефорт, Головкин и дьяк Возницын. Прошли мимо караула пребраженцев, которые им лихо отсалютовали.

– И нам пора, мин херц…

– А вещи?

– Не беспокойся, государь. Ты же царь Всея Руси. Холопы всё занесут. Не твоё это, не царское это дело!

Пётр воззрился на Меньшикова своими круглыми глазами, и только плечом повёл. Знал Алексашка, что злится царь, но не очень. Около ворот всё было чисто да прибрано, дорога камнем покрыта, и то- царский дворец.

Пётр шёл быстрым и уверенным шагом, опираясь на трость. Вдруг пара гвардейцев, не сговариваясь, скрестили перед ним багинеты своих фузей.

– Чужим не велено… – строго прозвучал голос преображенца.

Меньшиков аж обомлел… Лефорт, швейцарский- о гад, пропал службу! И чего теперь? Ну вышло всё по- другому..:

Пётр, не говоря ни слова, в два удара кулаком сбил обоих солдат на землю, так, что шапки и ружья отлетели в стороны.

– Царя в лицо знать надо! – громко сказал он оторопевшему сержанту, – но, за службу спасибо! Нечего чужим в моём дворце делать!

И Петр вложил в руку преображенцу шесть червоных, на весь гвардейский караул.

– Но чего стоишь, столбеешь, Алексашка? Ждут нас, пошли!

Теперь царь говорил только по-русски, правда, с небольшим неправильным выговором. Денщик удивлялся этому человеку. Не терял совершенно присутствия духа. Он то, не зеал ы что сейчас лелать, а этот- толтко шаг печатает крепко. Вдруг он обернулся, глянул на солдат словно решая нечто важное.

– Веди, Алексашка , меня к преображенцам и семёновцам. Да денежный ящик мой прихвати. Дело важное затевается.

– Понял, мин херц. Как не понять?

Оценил Меньшиков и этот ход нового Петра. Умно. конечно… Как говорится, деньги все любят…

Полки были построены рядами, а царь лично, не чураясь служивых, обходил каждого, и одарил всех серебрянными ефимками. Теперь-то уж гвардейцы узнали царя, и были согласны, что он- и есть истинный государь Руси.

– Солдаты! Построится у Преображенского дворца и ожидать меня там! Покуда не вернусь, не расходится! – дал он жёсткий приказ.

Возвращался Пётр теперь не как одинокий странник, а как истинный полководец и предводитель, за которым была настоящая сила. А власть- это не слабые слова, а гордая сила. И сила основана на людях, готовых сражаться за предводителя, и делать то, что он ни прикажет.

Он был горд собой, и довольно улыбался. Человек с силой, это впечатляет каждого, и челядь мигом признала, кто в доме хозяин. И не было ни единой попытки сопротивления, или там, сомнения!

Тут уж прибежали спальники, поспешно отворили двери, и самый важный из них, видно, постельничий, пошёл впереди Петра, распахивая двери. Тот был ловок. и как-то по особому ловко наклонялся, ни разу не ударившись о низкие косяки. Проводник распахнул двухстворчатые резные двери, и низко- пренизко поклонился. Пётр обернулся к Меньшикову и громко и ясно произнёс:

– Здесь меня обожди !

Бояре у Трона государева

Перед ним открылся портал в неизвестность. Перед ним, на небольшоим возвышении, стоял трон, украшенный двуглавым орлом. Стены были богато расписаны, и них стояли низкие лавки, на которых сидели Семеро. Семеро долгожданных вельмож, зазвавших его на российский трон. Не привык он сомневаться, и быстрым шагом прошёл мимо них и сел на трон самой большой христианской монархии мира.

Ожидал чего-то невероятного, но ни земля не разверзлась, что бы поглотить чужестранца, ни молнии не сожгли, являя мощь Провидения. Ничего такого. На него просто смотрели семь пар удивленных глаз людей, наряженные в парчовые богатые шубы, отороченные мехом. Наконец, встал, и заговорил , которого Пётр узнал, как Фёдора Юрьевича Ромодановского.