– Да что же это? Что опять приключилось? – крикнул Харитон соседу, Капитону Рожкову.

– Сам не пойму… Опять Пётр Алексеевич какую войну затеял…

– Да, Что делается? Только воров на Болотной площади казнили, Цыклера да Соковнина, а государь уж уезжает?

– Так царю-батюшке виднее…

– Само собой…

– А, может быть, на богомолье собрался?

– С гонцами, и тех в галоп послали? – осадил приятеля Капитон.

– Пропустить Великого Государя! – закричал один из гонцов, и затрубил в рог.

Люди высыпали на обочину дороги, смотреть на редкое зрелище. Большой выезд самого царя! Только охи да вздохи провожали седоков на богатых конях, роскошные повозки и придворных государя!

День четырнадцатого марта 1697 года запомнился посадским города Москвы очень надолго. Да и было от чего. Из Кремля выезжал огромный поезд из множества карет, возов и фургонов. Впереди следовали жильцы москвские в белых кафтанах с белыми крыльями, а за ними ехали на хороших конях стрельцы Стремянного полка.

– А что это? Праздник что ли какой? – не сдержался всё же Харитон Безухов.

Видом-то Безухов неказист был, бородёнка невидная, еле росла на остром подбородке. Росту среднего, такой в толпе мимо пройдёт, сразу и забудется, а встретится снова- так покажется, что видел такого в первый раз.

– Пётр Алексеевич едет в иноземные страны! – крикнул скороход, – вернётся не скоро, дела государевы!

– Ишь ты! – огорченно прошептал Харитон своей жене Марье, – пропадём теперь, без царя- то… Бояре всю казну расхитят, пока царь в отъезде…

А жена Марья, баба побойчее мужа, и успела богатый платок одеть, бархатный, ещё из девичьего приданого. И то, надо себя показать.

Торговец оглянулся на супругу, покачал головой, да и закатил свою тележку во двор, ожидая, пока улица освободится. Тогда можно будет и товар отвезти..

– Да ничего, всё наладится, – не утерпел Капитон, – всё хорошо будет!

И нацепил через голову ремень лотка, полного свежеиспеченных пирогов. Как знал ведь, приготовился к сегодняшнему утру. День такой, народу на улице много, самая торговля. И пирожник затянул своё:

– Эй, пироги ла заедки свежие, покупай люд православный! Вот и с мясом, а вот и без!

– Ну, давай пару, что ли, – и подьячий из приказа протянул мелкую монетку.

– И мне тоже, с мёдом да маком!

– Вот, берите, люд московский! – довольным голосом отвечал Капитон, лихо заламывая шапку на затылок, – для вас только и принёс! Эй, стрельцы, попробуйте моих пирогов!

– Давай тех, что подуховитее будут! – оказался разборчивым сдуживый.

И верно, пригожий день выдался для торга, в хорошем настроении посадские люди, готовы лишнюю деньгу потратить, да себя побаловать! Думал так Капитон, пряча деньги в хитрый кошель от лихих людей.

Денщик без царя

Александр Меньшиков всё выглядывал в стеклянное оконце богатой кареты, поглядывал на дома, стоявшие совсем рядом. Тоже, как и дома. в основном куда как небогатые, пусть в основном поставленые в два этажа. Видывал царёв денщик эти постройки, Хаанс Лууп показал, что это такое. Снаружи красиво, забелено. А так- каркас лдеревянного бруса стоит, а так, всё сложено из камыша, глиной обмазанного да побелённого. Вот так и выглядит злесь всё – снаружи красиво, а внутри всё из дерьма… Еда злесь была куда как дорогая. В Москве-то всё не задаром, а всё раз в пять дешевле чем здесь. Прислушался, показалось, что один из коней подкову потерял, хромает Меньшиков не стал молчать, и открыл дверцу да прокричал:

– Ванька, чёрт! Конь подкову потерял, а ты, спишь что ли? Смотри, а то батогов отведаешь!

– Да Александр Данилович! Благодетель! Да вижу я!

– Так в кузню правь, злыдень! Шевелись давай! то смотри, коренник пострадает, сам выпорю!

– Спаси Бог! Вот уж и кузня…

Карета остановилась, и , вздыхая и позёвывая, Алексашка ввыбрался на землю. Сам Меньшиков, зная голландский , пошёл изъясняться с купцом. Их проводник, Ханс Лууп, так и остался на козлах, с любопытством наблюдая за действиями недавнего знакомого. Парень ему показался бойким ла дельным, но надо было и удостовериться, что слова окажутся правдой.

– День добрый, мастер, – вежливо заговорил Меньшиков, – подкуешь коня, кузнец?

– Отчего же и нет?

Но тут заломил такую цену, что Александр Данилович аж вспотел. Нет, ну видывал конечно всякое, но такого? Торговались недолго, всего с полчаса, и наконец кузнец неторопливой походочкой направился к выпряженному коню. Большим напильником подправил копыто и спокойно и уверенно прибил новую подкову. Меньшиков стоял рядом, да осматривал деревушку голландскую. Так, вроде бы ничего, да и запах кислый стоит, наконец конюший понял, в чём дело… Так торфом топят, дрова здесь дорогие, и сучьев не найдёшь. Плоховато в общем… Но кони ему понравились, богатые… Высокие, сильные да ладные… Привык, когда ещё у батюшки, на усадьбе жил....

Данила Меньшиков, как и многие дети боярские, пришёл в Москву служить после Великого Смоленского похода государя Алексея Михайловича. Тогда удалось отвоевать город, и многие польские шляхтичи перешли на службу великому государю русскому, среди них был и Данило Меньшиков. И начал служить под началом Порфирия Соковнина, тоже из семьи иноземцев. Только Соковнины ушли на Русь из Ливонии ещё при Иване Грозном. А Алексей Порфирьевич Соковнин и пристроил его ко двору Петра Алексеевича… И тут так вышло! Да разве Соковнин мог что посыслить дурное против государя? Нет конечно, в этом Меньшиков был уверен крепко. Да и Цыклер. Ведь он в родственниках у Алексея Порфирьевича… Тёмная история вышла, ещё в Москве надо будет всё разузнать, как пообещал сам себе Меньшиков

– Всё готово, Александр Данилович! Можно ехать ! – крикнул кучер.

Денщик государя неторопливо вернулся в карету, одобно расположился внутри. Иван хлопнул вожжами, и пара больших коней неторопливо потянула карету. Подковы коней стучали по большим камням дороги, колеса иногда подпрыгивали на неровностях.

– Скоро уж на месте будем, – успокоил Ханс Лууп.

– На месте… – проворчал недовольный Меньшиков.

Припоминал, сын помошника начальнка царских конюшен, как с бомбардиром Петром Михайловым к Бранденбургскому курфюрсту ездили.

***

Корабль, малое судно , взятое в аренду их голландским провожатым, наконец, ошвартовалось в Кёнигсберге. Сидели впятером в капитанской каюте, в компании с тремя бутылками вина. Да ещё четыре, пустых, стояло на полу.

– Рейнское, что за гадость? Нет ли венгерского? – недовольно пробубнил Головин, переворачивая стакан.

Скатерть приняла в себя белое вино, не слишком изменив цвет. Вознцын вскочил с места, побагровев от ярости.

– Так я царю отпишу! – крикнул он, – за своё скоморошество ответишь перед государем! А то и головой!

Боярин тут заржал совершенно по- лошадиному. Но дюжий мужчина в бомбардирском кафтане схватил нетрезвого Фёдора Алексеевича да встряхнул за полу одежды.

– Ты что , боярин! Забыл, что ли, как нас Фёдор Юрьевич в дорогу напутствовал? – поднял голос офицер.

Тут Головин совершенно протрезвел. Хмель тут е вышел из головы, как боярин припомнил грозную отповедь Ромоданвского :

« Как сказал, так и делайте! А то не сносить вам всех своих голов! ».

– Так мы теперь в дворец курфюрста Бранденбургского? – всё не веря, переспросил Меньшиков.

– Сам позвал.. Вот, смотри, – и Михайлов показал грамоту, – « Приглашаю Петра Михайлова, бомбардирского поручика, во дворец. » На наичистейшем немецком языке сказано. А мы разве говорили или обещали кому, что здесь царь с нами?

– Господи… – и Возницын закрыл лицо ладонями.

– Да думают что это ты- Пётр Алексеевмч, – устало произнёс Головин.

– Так вот он я, Пётр Михайлов. И царём я не именовался. И не буду!

Встретила важных гостей из России карета с гербом Бранденбурга. Офицер конвоя отдал честь бомбардиру Михайлову шпагой. Два лакея открыли верки кареты, и шестёрка лошадей дружно потянула повозку.