– Я? Нет. Я в это всё не верю, – ответил программист и признался. – Мы же больше за Матричного бога топим. Весь мир – матрица и иллюзия. Ну, проекция, то есть. луна вон – вообще голограмма. То есть, то нет… да шучу!

«Мракобесия и юмор, моё любимое блюдо», – хмыкнул внутренний голос.

– И я не крещённый. И мать. И Дуня, – перечислил потенциальный крёстный отец.

«Хотя сестра до замужества вроде бы спала с одним христианином. Тот богом клялся, что женится, но вроде бы православие половым путём передаётся. Это же не триппер. Это болезни от удовольствия бывают, а к вере прийти надо!» – возмутился следом внутренний голос.

– Так, если у нас все в семье не крещённые, то почему оба не крещённых родителя вдруг решили покрестить ребёнка? – спросил Глобальный исходя из соображений логики.

– Резон в твоих словах есть, но он что-то кашляет. И Дуня решила, что лишняя защита не помещает. Так что надо заняться этим вопросом, Боря, – ответил Лёха, сам не зная чёткого ответа на вопрос «зачем?». Но на всякий случай снова спросил. – Так ты как? Будешь крёстным или нет? Насчёт крёстной мы ещё думаем.

– Для Пашки я кем угодно буду. И всё, что угодно сделаю, – ответил Боря, но всё же уточнил. – Но ты же понимаешь, что я в этом ничего не понимаю? Я же даже в церкви никогда не был.

– И я, Боря. И я, – даже посочувствовал Лёха и тут на фоне послышался детский плач. – Ладно, братан. Ты тогда узнай там всё. Что да как. А нам потом расскажешь.

– Где узнай? У кого узнай? – слегка опешил сантехник. – Ты, может, через поиск вобьёшь?

– Ты же на машине, – ответил программист. – Заедь в любой храм. Узнай офлайн, так сказать. Помоги разобраться, в общем.

– Так у вас храм на соседней улице!

– Я в магазин, Борь. За памперсами, – тут же пошли отмазки. – Потом ещё в поликлинику надо. Дуня говорит, пятна у него какие-то за ушком. Посмотреть надо, что такое. Короче, в моём мозгу слишком много открытых вкладок, всё не успеваю. Выручи.

– Ладно… заеду, – сдался сантехник, и отключил связь, пока программист ещё какие-нибудь себе задания на день не придумал.

А заехать можно. Всё равно хотел крановщику за шоколадками остановиться.

– Храмов теперь вокруг столько, словно с магазинами за посетителей соревнуются, – пробурчал разбуженный разговором Стасян. – Как говорится, не хлебом единым ссыт человек.

– Сыт! – поправил Боря.

– Точно, надо отлить, – тут же донеслось с заднего сиденья от Шаца. – Борь, раз такое дело, давай уже где-нибудь остановимся. Я если трезвым к храму подойду, меня молнией переебёт.

– А бухим типа – можно? – уточнил сантехник.

– Конечно! Пьяных Бог бережёт, – донеслось от Шаца следом и Лопырёв тут же уточнил. – На мирной территории. А на «передке» Бога нет, Боря. Одни иконки. Как у пьяного таксиста на лысой резине, что выехал с верой в лучшее.

– У нас в отделении мусульманин был. Ну как мусульманин? С Казани. «Муха», – тут же включился в разговор Стасян, вновь приход памяти словив. – Пять раз в день молился. Ну а чего? Зато для спины полезно. Прогибы. Ты видел хоть одного мусульманина, который до пола лбом коснуться не может от лишнего веса? А всё потому, что в тонусе себя держат и растяжку любят. У нас, говорят, раньше тоже поклоны бить любили, но потом как-то сошло на нет. Так вот, по Мухе часы можно было сверять. Молился себе, никому не мешал. А у нас же как? Да хоть по сто раз на дню молись. Никто ему слова не сказал против. Тут же поводы одни: патроны не подвезли – молись. Жрать нечего – молись. Распутица – молись, дождь – молись, снег – молись, полёвки в спальном мешке с тобой ночуют – вроде какое-никакое домашнее животное завелось, приятно, а всё равно молись, чтобы заразу не словить и чумку какую.

– А кошку завести? – уточнил Боря.

– Кошки в окопах и при блиндажах долго не живут, – прояснил Стасян. – Глохнут от разрывов. Потом ни на что не реагируют, охотиться перестают. Собаки тоже сначала подвывают, а потом уже перестают обращать внимание. Только человек один, пакость такая, считай и может приспособиться под обстрелами жить или по подвалам выживать. Ко всему привыкает и с богом у него свой диалог в таком случае начинается, личный, лучше не лезть. Ну а когда стреляют, Боря – молись вдвойне. Прилёт – втройне. На любом языке молись, любым богам. Только бы о смерти не думать.

– Стасян, – буркнул Шац. – Что-то ты распизделся. Давай к сути.

– Короче, только когда артобстрел был, и капитан всех в блиндажи загонял, молитвы свои Муха пропускал, – продолжил крановщик. – Так и говорил нам: «молитва – диалог с богом, а прилёт – прямая к нему дорога. А я на тот свет не тороплюсь. И вообще, на войне пропускать молитвы можно. Тут каждый день с молитвы начинается и ей заканчивается». Так что не прав ты, Шац. Бог есть везде. А на фронте его вообще доебени матери! И у каждого свой, считай, персональный.

– Так, в моей машине не выражаться, – тут же прервал Боря, уже пытаясь на себя примерить роль добропорядочного христианина.

Раз мелкому надо, то придётся проникнуться. А значит, пора начинать думать о добродетелях, как и привык при взаимодействии с кармой. Это при том, что когда увидит чёрную кошку, через правое плечо поплевать надо, конечно. Или бабку какую с пустыми вёдрами припугнуть на трассе.

Суеверий, как и веры, много не бывает. Лишь бы человек не скучал, пока жить не только для себя, но и для других научится.

Боря всё пытался начать диалог с Шацем в дороге. Надо рассказать насчёт потраченных с продажи Ламборджини Урус миллионов. Объяснить куда вложил, зачем и через сколько будет прибыль с процентами?

«Отчёт нужен, а то вдруг думает, что дома лежат миллионы», – прикинул внутренний голос.

Но постоянно что-то мешало поговорить. То Стасян начинал рассуждать так, что не остановишь, очевидно родные сибирские просторы почуяв. То отлить останавливались на обочину и на белочку смотрели.

– Сибирская красота! – первым заметил пушистого лесного жителя Шац.

– Ну чисто – дискавери! – добавил Стасян.

И судя по таким словам, Боря быстро пришёл к выводу, что учить жизни с нуля крановщика не нужно.

«Никак «коровка говорит му-у-у» не надо. Базовые знания о мире у него сохранились, но лучше дома поговорить, в коттедже», – посоветовал внутренний голос: «Сейчас люди устали с дороги. Голодные ещё. Инвестиций твоих не оценить, а как потом с переломами работать? К тому же ложку удобнее самому держать, чем питаться через трубочку. Ну и яйца оторванные только в кульке хранить можно. Медицина всё никак не решается их пришивать. Как не посмотри, а лучше обождать, Борь».

Шац вдруг повернулся к сантехнику и сказал:

– Ты даже не представляешь какое это удовольствие просто поссать, когда в тебя ничто не летит и никто не пытается тебя убить. А ты чего такой смурной?

– Да вот, думаю.

– О чём? – скривил бровь собеседник.

– О… слушай, а в Вагнере Устав или клятвы? – вырулил в разговоре Боря.

– В Вагнере заповеди, – ухмыльнулся Шац. – И их тоже десять.

– Это какие же?

– Первая простая, как тапочек. Защищай интересы Русских всегда и везде. И мы это слово с большой буквы пишем, не считая прилагательным.

– Ясно, а другие? – спросил Боря, пока все возвращались в салон.

– Честь Русского солдата – превыше всего. Вот тебе вторая заповедь.

Боря пристегнулся.

– Воюй не за деньги, а из принципа! А принцип один – победа! Вот третья. И создана она для приближении полной Победы.

Водитель снова завёл двигатель, внимательно слушая.

– Не сдавайся врагам живым. А если попал в плен – погибни, но унеси с собой как можно больше врагов. Вот четвёртая заповедь для Общей пользы.

Глобальный включил поворотник, ожидая возможность вернуться на трассу.

– Чти своих погибших товарищей, не позорь их Светлой Памяти, рано или поздно ты с ними встретишься. Вот пятая.

Автомобиль вырулил на трассу.