Крановщик уронил сигарету, переваривая.

Шац смотрел в небо и молчал.

Тогда Боря решился спросить первым:

– Выходит, ты… постепенно забываешь всё?

– Выходит, – вздохнул Матвей. – Блядь, я столько ещё всего не сделал! Вот… почему не пулю в лоб? – он резко повернулся к сантехнику, взял за плечи. – Почему осколком по виску не могло прилететь? А?

– Жизнь – рулетка, – тихо добавил Боря. – Никто из нас не родился с серебряной ложкой во рту. Разве что с железной и то в жопе. Вот и звенит жизнь…металл детекторами.

Шац уже не слушал. Отныне он скорее рассуждал вслух:

– Вот зачем мне просто превращаться в овощ, пока не забуду, как звать? Кому нужен слепой, оглохший старик, что превратится в изюм ещё к пятидесяти? Ну просто охуеть перспективы!

Ответа у Бори не было. Разве что вопрос. Один. И подойдя поближе, сантехник спросил:

– Ты поэтому Вике не звонишь?

– Вике? – удивился отец блондинки из Москвы с фамилией Лопырёва, что так и ждала звонка отца с фронта уже месяц.

И ещё больше жаждала – встречи. Ведь она думала о нём всю жизнь, но так никогда его и не видела. А он так и не звонил после первого прозвона с Борей, словно боялся показать себя дочери.

Застыл Шац, и слёзы в глазах застыли. Зыркнул так, что сантехник только взгляд опустил. Накатило резко так, что Боря следом лишь откинул голову и тоже в небо посмотрел.

«Красивое, но есть вопросы», - добавил внутренний голос.

Боря прикрыл рот, не зная, что ещё сказать. Такая весть сильнее, чем удар по яйцам. Глаза налились слезами сами собой. Отошёл, чтобы не показывать корешку сострадания.

«Говорят, то убивает. Но как быстро?»

– Блядь… блядь… блядь! – постоянно доносилось уже и от сантехника следом. – Шац, ну может вылечить можно?

Лопырёв молчал, продолжая смотреть в небо. Только слёзы текли по щекам. Тихие, молчаливые почти.

Пытаясь прикурить очередную сигарету, он сказал мгновенно осипшим голосом:

– Дочка, значит? Красавица? Или умная?

Боря, прикрывая лицо, кивнул:

– Скорее… красивая. Но работает!

Лопырёв улыбнулся криво. Сам всегда на тройки учился, в него пошла. Но в люди выбился. Не в оценках же дело. А в устремлениях. Кто на выходе из школы в первой луже споткнётся, а кто на дипломы наплюёт и своё дело откроет и будет его зубами грызть, пока костный мозг не распробует.

Глобальный подошёл поближе. Хотелось многое рассказать о Вике, повторить, что говорила, напомнить себе самому. Тщательно всё рассказать, теперь уже без вопросов и возмущений.

Но говорить он не мог. Живот вдруг стянуло, как будто смотрит на приговорённого, а сделать уже ничего нельзя. И сколько ему отмеряно – вообще никто сказать не может. Одно ясно – приговор подписан. Менять нервную ткань медицина ещё не научилась. Не в состоянии воссоздавать миллионы связей на клеточном уровне, где каждое такое соединение – уникально.

Так бы оба и стояли, если бы Стасян вдруг не открыл двери автомобиля, и начал подхватывать пакеты. Один за другим, как будто ничего и не происходило.

А когда крановщик весь оказался обвешанным ими, (взяв сразу весь десяток, как иную разгрузку), только тихо сказал:

– Смысл жизни ищут только сытые, остальные ищут где бы покушать. Так что я так считаю, мужики. Мы все равно или поздно сдохнем. Лекарства в виде бессмертия ещё не придумано, как бы не выёбывались трансгуманисты. Жизнь закончится смертью. Это неизбежно. Ну так и хули теперь ныть? А? Карлик в будке чего-то не ноет. Не жалуется, что жизнь не удалась. Напротив, по шарам Боре навалял, а нас хуями обложил. А всё почему? Да потому что каждым днём живёт. Мужик! Так что давайте и мы о хорошем вспомним. А если забудем, то дай бог рядом будут те, кто нам повторят… Но прежде всего давайте хорошо покушаем!

Высказавшись, Стасян первым к дому пошёл, просто перешагнув через низкий забор, как иной человек через небольшую лужу.

Шац усмехнулся, глядя доброму великану в спину, добавил в полголоса:

– Похоже, он восстанавливается. Что ж, Боря. В чём-то он прав. Забираем сумки и идём ко мне домой. Только давай сразу договоримся. Забуду – твой будет. А пока при памяти, ты мне важное напоминай… Хорошо?

Боря смахнул слезу, выдавил:

– Замётано... Только дом дочке передай. Она у тебя классная. Это её наследие по праву.

Шац застыл, не зная, что добавить. Возможно, хотел подробностей, а возможно боялся узнать их и забыть. А может, уже помнил и забыл? В вся пакость и особый цинизм болезни – всё существовавшее в статус «возможное» переведено будет. Не сразу, но всё же.

Но Глобальный сам подсказал:

– Сегодня мы ей позвоним. Оба. И попросим саму прилететь, раз такое дело.

– Думаешь, стоит?

– Конечно стоит! – ответил чуть громче Боря. – Иначе зачем вообще нужны родные и близкие?

Шац промедлил секунду, а затем крепко обнял как родного:

– Ты же мне как младший брат уже, считай.

– А ты мне как старший, братан!

Улыбнулись. И стало как-то легче.

Какие воспоминания – важные? И какие – те самые? Кто сортирует их на нужные и не очень? В каком участке нервных тканей в мозге это происходит? И где хранится память о тех событиях, что лучше бы вообще забыть и не вспоминать? Но все равно – не забудешь.

Раздумывая над этим, Боря смотрел как свободно носится по двору обрадованный возвращением хозяина ротвейлер. Боцмана Шац помнил. Только не помнил, почему тот в бескозырке и тельняшке был одно время. И принял за шутку.

А где есть жизнь для пса, там всегда и котику место найдётся. Потому чёрный как уголь Демон поселился рядом и тоже начал осваивать территорию. Как внутри, так и за пределами дома. Это была его первая свободная прогулка.

– Базара нет. Кот нужен, – ответил на это дело Лопырёв. – Поймает мышь – куплю ошейник. И прививки все сделаю. А пока присмотрюсь. Если бестолковый – будет дворовым. Но зачем собаке одежда? Запачкается же.

– Вообще-то как минимум однажды я это всё постирал, - припомнил Боря. - Прямо на псе.

– Где? Зима же! В ванной, что ли?

– В бассейне, – ответил Боря. – А затем отмыл и почистил весь бассейн в бане. Заодно.

Лопырёв поблагодарил и не стал озадачиваться дальнейшим обмундирование Боцмана. Просто ушёл на кухню готовить, разложив десятки доставленных крановщиком пакетов и начав сортировку.

Глобальный хотел помочь и тут. Благо сам не сразу разобрался с управлением на умной кухне, но Шац лишь головой покачал. Оказалось, он прекрасно помнит какая команда что активирует и где что лежит. Словно только что настроил.

Хозяин даже музыку включил с пульта и по дому умеренный температурный режим в два счёта настроил, так как «зимний» был уже слишком жарким, а батареи проводить без ведома хозяина сантехник так и не решился.

– Шац, а ты что на газ не перейдёшь?

– Когда строил дом, газа рядом не было. Тут же глушь. Сейчас вроде начали тянуть ветки, но сюда пока не дотянулось. Когда проведут – придёшь батареи ставить.

– Приду, – ответил Боря и судя по том, как уверенно матерился в сторону шкафов и задвигашек Шац, понял, что человеческая память – та ещё загадка.

«А в мозг вообще лучше не соваться», – тут же добавил внутренний голос: «Ведь ещё даже мозг Ильича не разгадали. Хотя целый институт под это дело выделяли. Так зачем ресурсы ещё и на рядовых обывателей тратить? Некоторые вообще без мозгов живут и ничего».

Стоило Боре выйти на улицу, как обнаружил на пороге Демона. Котик сидел у двери и в зубах его торчала полёвка. Совсем небольшая, но всё-таки – мышь!

– Ша-а-ац! – тут же крикнул в дом Глобальный. – Демон у тебя прописку оформил, походу. Иди, принимай.

– Слушай, а здравый кот, – вытирая руки о фартук, принял дар Лопырёв. – Замётано, остаёшься!

Оставив дар на коврике, чёрный кот тут же отвернулся и ушёл по своим делам.

Боря усмехнулся, оставшись на улице. Начало марта принесло первое тепло. Солнечный день одарил округу первыми лужами, с крыш капало, звенела капель с гаража и бани.