«Шансы за день получить не только по шарам удваиваются», – заметил внутренний голос.

– Чего-чего! – сплюнул кровь Лапоть, вытерпев очередной удар и не спеша начинать свой. – Этот олух делает вид, что меня не знает.

– Так он это… – попытался с ходу объяснить Глобальный и даже с укором посмотрел на крановщика.

Но тот даже не подозревал, что должен был рассказать какому-то незнакомому мужику секрет Шаца.

– Да помню я тебя, ебанько ты одноразовое! – ответил Матвей Алексеевич, сам прояснив ситуацию. – Просто не замечаю. Как ты меня не замечал почти четыре месяца.

– В смысле не замечал? – возмутился Лапоть и в очередной раз по лицу оппоненту заехал. – Ты берега попутал? Ты сам сказал, не звонить и не писать, пока сам не выйдешь на связь. Накроет мол, наведу. Я и… переживал. Просто тихо переживал. Потихонечку.

– Это ты попутал! – не остался в долгу Шац и смахнув кровь с рассечённой скулы, сам врезал и добавил голосом. – Где посылка? Звонки? Письма? Боря вон целый контейнер гуманитарки прислал через пацанов. А ты, хуй с ушами, даже тёплые носки не мог выслать? У всех кореша как кореша. Посылки хотя бы раз в месяц, свечи, открытки. А мой братан гнилой оказался. Свечки не мог окопные сделать? Тупо воск плавишь на фитиль в центре в банке из-под любой сайры! С этим бы даже ты справился, уебан ты пиздоголовый.

– Слышишь ты, придурок! – хмыкнул Лапоть. – Я Князя осаждал по бизнесу! Не то вернулся бы ты не к частично урезанному бизнесу, а к разбитой тыкве. И без кареты. Ещё и в долгах, учитывая размер платёжки на твой дом.

– Какого ещё князя? – возмутился Шац. – Олега «Вещего»? Игоря «Старого»? Или может, князя Шуйского? Что ты городишь?

– Ты совсем мозги растерял? – удивился Лаптев. – Князя!

Оба застыли, не понимая друг друга.

– Так ловко с темы ещё никто не соскакивал, – добавил Лапоть.

Боря вздохнул. Похоже, самому рассказывать придётся:

– Мужики, давайте за стол сядем и поговорим, да?

– Блядь, у меня там греча горит! – вспомнил Шац. – Идём, говно ты бесполезное. Салатики хоть настрогаешь… если пальцы себе не отрежешь нахуй. Чмо ты безрукое.

– Сам чмо, – ответил Лапоть и немного подумав, добавил. – И ебанат. Но я скучал, братан!

И они обнялись сначала, как старые знакомые, а потом похлопали друг друга по плечам и подхватив снятую одежду с лавок, пошли в дом. Умываться и спасать продукты на плите.

«Похоже, дружба всё же дороже обид», – прикинул внутренний голос.

– Борь, присаживайся, – донеслось от Стасяна. – В ногах правды нет.

Он как самый спокойный человек на земле лишь монотонно переворачивал шампура и соусом поливал, чтобы зажаристее выходило, но не подсыхало. Запах такой одуряющий пошёл, что пёс полностью проигнорировал хозяина.

Боря и сам заметил, что Боцман предпочёл на улице остаться, а не домой идти. Дом собаке уже надоел. Там никогда не пахло шашлыками. А здесь всё-таки жаренный кусок обещали… когда остынет.

Глобальный вздохнул и на лавочку присел. А может и правда не стоит так по пустякам переживать? А то нервничает чего-то, бегает постоянно. Суетится. А может вся разгадка в том, чтобы сконцентрироваться на цели и к ней идти? Тогда главного не забудешь. А со всем посторонним – да бог бы с ним! Это если вслух сказать, а про себя – хуй с ним!

Стасян лишь улыбнулся загадочно, словно давно постиг эту истину чуть раньше. Только шашлыки снова поправил и сказал голосом, полным мёда:

– Уже готово почти. Борь, неси тарелку и вилку... Скоро снимать будем!

Так сантехник и понял, что это первая просьба за день, которую выполнить самому хочется. Без напряга, в охотку. И ноги сами на кухню понесли. Ведь если даже заботы от души идут, то всегда есть что приятное вспомнить. А человек – и есть память.

День ещё не закончился, а из четырёх лиц за столом в беседке трое уже были биты, но довольны. Инфракрасные пушки грели тела, и даже при сильном ветре не приходилось ежиться.

Уплетая быстро остывающие шашлыки, Лапоть первым заметил эту нестыковку с раздачей. И напялив солнцезащитные очки поверх своего фингала, спросил прямо:

– А Боря как уцелел? Фартовый?

– Его травма несколько глубже, – хмыкнул Шац, протерев опухающую скулу редисом. – Она моральная.

– Ага, – кивнул Стасян, который в битве за любовь пострадал. – Не каждый день мужик по шарам мужик получает. Тем более от…

– Какого хрена?! – резко донеслось от забора.

Все четверо синхронно повернули голову на звук и даже Боцман заинтересовался. А там только кепка торчит за тающими сугробами. И никакой угрозы не видно.

– Никогда бы не подумал, что увижу выражение «говорящая голова» наяву, – добавил Лапоть, поглядывая на верхнюю часть атрибута охранника с эмблемой снежинки. – Чего это он?

– Переживает, – добавил Лопырёв и махнул стакан.

Они на пару с Шацем пили коньяк, тогда как Стасян больше ел, молча чёкаясь рюмкой с водкой, а Боря пил лимонад. Обычный, лимонный, сильно газированный.

Но не морщился, запивая только сантехник. Напротив, на лицо наползала блаженная улыбка. Ведь газики раскрывали вкус мяса с кетчупом, лавашем и порезанной зеленью из сибирских теплиц ничуть не хуже, чем горячительные напитки. Главное было сразу своё «нет» сказать тесной мужской компании, где тосты – лишь предлог, а по сути тебя просто хотят споить. Потому что – могут.

«И если без разницы за что пить, то без разницы и что пить», – заметил внутренний голос: «А лимонад, сука, вкуснее!»

– А, так это он за конфетами пришёл, – припомнил крановщик и кивнул одобряюще. – Не дождался. Понимаю, голод не тётка. Сейчас принесу, – и Стасян пошёл в дом, на кухню, где были рассортированы пакеты.

Кепка проплыла вдоль забора. Маливанский ворвался на участок стремительно и сразу пошёл на Борю, явно решив продолжить день с предъяв к сантехнику:

– Слышь, чернявый? Какого хрена ты на соседнем участке шныряешь? Совсем страх потерял? Я что тебе, слепой? Ты что там делал? А ну иди сюда!

Глобальный от подобного заявления даже из беседки вышел навстречу возмутителю спокойствия. Может, забыл уже охранник, что отметил автомобиль как проверяющего сантехника?

Но шашлык помешал сразу ответить, а когда дожевал и проглотил, карлик уже подошёл вплотную и без сомнения… снова врезал по шарам!

– Спрос за косяк! Без хозяев в домах делать нечего, – ответил он на немой вопрос мужиков в беседке и на ротвейлера с укором посмотрел. – Нихера ты толстый! Тебя зефиром, что ли, кормят?

Обожравшийся мяса Боцман только чуть уши приподнял, но с места так и не сдвинулся. Угрозы в человеке чуть выше метра он в упор не замечал, принимая за ребёнка. Скорее напротив, его богом часа был здоровый и щедрый мужик медвежьей стати. Тот логично решил, что пять килограмм мяса на четверых они всё равно не съедят, а свиная шея пропадать не должна. Так что на рыжих задир на участке ротвейлеру было абсолютно всё равно.

«Что такое не везёт и как с этим бороться?», – ещё подумал Боря и прошипев сквозь зубы:

– Сука-а-а, – снова на коленки приседая от невыносимой боли. Только снова выдавил через стиснутые зубы. – Я цветы… поливал!

– Цветы? – тут же повернулся к нему Маливанский. – А мне почём знать? Внутри камер наших нет! А вдруг ты там на коврик нассал и над подушкой надругался? Я что тебе, телепат?

– Слышь, телепат, остынь, – подал голос Шац, с одной стороны желая вступиться за товарища, а с другой отмечая, что карлик как никто другой отлично выполняет свою работу. – Не тех пиздишь.

«При том даже с КПП ушёл, чтобы прояснить вопрос», – подумал вдогонку коньяку Лопырёв: «Тогда как другие и ухом бы не повели. Разве что с камер наблюдения бы глаз не сводили и кнопку охранки вдавили, когда выносить что-то из дома начнут».

– Ага! Цветы – это тоже важно! – добавил Лапоть, уже преобладая в обезболивающем хмелю.

Всё-таки Шац бил сильнее. Натренировался с разгрузкой бегать по полям и подлескам. А он в быту и комфорте разнежился, жирком заплывать начал вместо мышц сухих и поджарых жил.