— Ладно. В общем-то, я и рада, Яр. Не получилось, да? Значит, так нужно. Значит, так правильно...просто ты — не мой человек. Вот и всё.

Киваю, приказывая себе терпеть и не реветь у него на глазах, а затем поворачиваюсь и, не оглядываясь, иду туда, куда мне указал Басов — к такси, которое увезёт меня в новую жизнь, в которой больше не будет мальчика с глазами цвета топлёного шоколада.

Шаг...

Шаг...

Шаг...

Что вы знаете о том, что значит ходить босиком по битым стёклам? Так я вам скажу — вы даже понятия не имеете, что это такое! Да и я всего лишь жалкий, чрезвычайно глупый ёжик, который знал, чем кончится дело, но всё равно упорно жрал чёртов кактус, рыдая навзрыд.

А теперь вот — только терпеть, скрипя зубами и ментально разрываясь на куски. И ждать, когда вновь раскуроченное сердце, потихоньку склеится и забудет весь этот ужас.

Ничего, оно у меня уже битое. И не раз. Мы с ним всё переживём. Наверное...

Открываю дверцу такси. Не выдерживая агонизирующей боли, всхлипываю, а затем вскрикиваю, когда сильные руки резко тянут меня назад и со всей дури врезают в мускулистое, горячее тело, пахнущее моим персональным раем.

— Мы ведь оба об этом пожалеем, Истома...

— Плевать!

Разряд молнии. Ток по венам. Искры на кончиках пальцев. И наконец-то наши губы тонут друг в друге.

Снова...

Вероника

Это даже не поцелуй. Это взрыв! Термоядерный, сносящий всё на своём пути и превращающий в пыль, но такой, чёрт возьми, прекрасный, что теперь слёзы из моих глаз текут уже от эйфории. Она накатывает каждый раз, когда язык Басова врывается в мой рот.

Так сладко!

И внутри меня снова расцветает буйным цветом райский сад, по которому неистово начинают порхать опьянённые счастьем бабочки, кажется, даже повизгивая от экстаза.

Он вновь держит меня в руках! Я снова ему нужна! Да!

— Вы едете? — врывается в наш идеальный мир голос таксиста.

Я протестующе стону из-за того, что Ярослав на мгновение отрывается от меня.

— Свободен! — рычит он, а затем подхватывает меня под задницу и несёт куда-то, снова врываясь ураганом в мой рот.

На периферии сознания улавливаю звук снятого с сигнализации автомобиля, а уже через мгновение меня закидывают на кожаные сидения. На секунду трезвею, понимая, что мы под откос несёмся куда-то не туда на полной скорости, но тут же забиваю на всё, когда сильное и поджарое тело опускается на меня.

Рука рвёт моё колено вверх, и мы жарко стыкуемся. В голове одним махом гремит залп разноцветных фейерверков, а затем я впадаю в блаженную, сводящую с ума негу. И только тело сладко тянет и мелко трясёт. Бедра против моей воли взлетают вверх. Раз — и искры из глаз.

Топ прочь, и я охаю, откидывая голову назад.

— Ты спятила, Истома? Без белья...

— А-ха..., — закатываю глаза от кайфа, чувствуя его укусы. Везде!

— Как теперь тормозить? — пуговица на моих шортах рвётся из петли.

— Не надо тормозить, — бормочу я сама не зная о чём, — только держи меня крепче.

— Глупая, — его зубы врезаются в мою шею, а следом и язык проходится по месту укуса, — глупая Истома, маленькая... наивная...

— Твоя?

— Моя, — последние лампочки перегорают, пробки с диким треском вышибает, и мы погружаемся на тёмное дно наших запретных чувств.

Он — враг номер один для моей матери.

Я — предательница своего самого родного человека.

Но мне так плевать на все эти пустые условности. Совершенно! Я хочу, чтобы его руки продолжали закладывать динамит на моей выдержке, трогая меня везде, где только можно и нельзя. И вот наконец-то Басов поджигает фитили и с восторгом смотрит, как меня разрывает на части.

— Я хочу тебя, — рычит он мне на ухо, а я в полубреду от перевозбуждения и любви не понимаю, что именно он ждёт от меня.

Я готова соглашаться с любыми его желаниями и требованиями, потому что мозги мои давно вскипели и безнадёжно вытекли лужицей сахарного сиропа к его ногам.

Безумная!

И сейчас я лишь, с гудящим за рёбрами сердцем, стыдливо прикрыв обнажённую грудь руками, покорно смотрю на то, как Басов достаёт из заднего кармана квадратный фольгированный пакетик и с дьявольской улыбкой на губах расстёгивает ремень на своих джинсах.

Боже, неужели я сделаю это вот так — на заднем сидении его автомобиля? Я дура? Я дура!

— Яр, — дрожащим шёпотом произношу я, а мне и хочется, и колется. Потому что я люблю этого парня и боюсь сказать ему «нет», прежде чем мы переступим через красную линию.

А вдруг я его снова разочарую? Так же, как и свою мать...

Но Басов не успевает мне ответить, так как в наглухо тонированное окно с той стороны кто-то стучит. А когда не получает от нас никакого ответа, то и вовсе долбится.

— Боже, — бормочу я испуганно и одёргиваю на себе топ.

— Чёрт! — рычит Ярослав.

Меня неожиданно вставляет убойной дозой адреналина, и я распахиваю свои глаза, наконец-то осознавая то, что почти натворила. Вот так — словно я жалкая дешёвка.

Хочешь? Бери!

— Истома, — кажется, видит в моих глазах весь ужас происходящего парень и тут же рвёт меня на себя, — прости. Прости, пожалуйста. Я виноват! Меня перекрыло.

А в окно всё продолжает кто-то отчаянно долбить. Затем слышится смех и знакомый голос.

— Эй, голубки, солнце встало!

— Аммо, — зажмуриваюсь я.

— Истома, а ну-ка на меня смотри! — встряхивает растерянную и дезориентированную от стыда и страха меня Басов и я, всхлипывая, всё-таки поднимаю на него обезумевшие глаза. — Ничего плохого мы не сделали. Чуть нахлебались, да? Но не утонули же. Давай, дыши, малая, дыши.

Дышать? Да я забыла, как это делается!

Улыбается. Прижимается к моим онемевшим губам, и сам помогает застегнуть на мне шорты.

— Прости, — последний реанимирующий поцелуй, и мы вываливаемся из машины.

Я смущённо отвожу взгляд, прижимая к пылающим щекам ладошки, но всё-таки замечаю, как, привалившись к автомобилю напротив нашего, стоит Рафаэль и нервно накачивает себя отравляющими смолами.

— Романтично-то как, Бас, — зажав в зубах сигарету, Аммо начинает громко хлопать в ладоши и ржать. — тачка, умотанная в нулину толпа вокруг. Ты хоть подогрев сидений ей включил?

— Смотри не порвись, — откровенно огрызается Ярослав.

— Ну, а ты, Истомина, что молчишь, м-м? Или тебе зашло это дешёвое тисканье в ночи?

Я прикрываю глаза, прикусывая щеку изнутри от стыда. Потому что, чёрт возьми, он прав! И заслуженно тыкает нас сейчас в наше же дерьмо.

— Аммо, — делает угрожающий шаг в сторону друга парень, — варежку свою захлопни.

— Да я не с претензией. Что ты? Сколько их тут порвалось, да? Подумаешь, одной больше, одной меньше...

— Чё ты сказал? — двумя руками резко бьёт Басов в грудь Рафаэля, но тот лишь поднимает ладони вверх, словно бы защищаясь. А затем сплёвывает на землю и улыбается так, что мне мерещится нечто безумное в этом оскале.

— Я просто потерял вас ребята, а там как раз все начали пить за моё здоровье. Ну а как праздновать, если лучший друг был да пропал? — тут же переводит на меня свой горящий взгляд и качает головой. — Ах, Вероничка, что же ты делаешь, м-м?

— Что с тобой? — почти в упор наклоняется к другу Басов.

— А с тобой? — снова ржёт Аммо и закусывает между зубами свой пирсинг, поигрывая бровями.

— Так, всё, — рассекает ребром ладони воздух Басов, затем разворачивается, берёт меня за руку и ведёт обратно к машине.

— Сваливаешь, да?

— Пикассо, твою мать, осади! — почти орёт Ярослав. — Давай ты протрезвеешь, и мы поговорим.

— Ну и вали! — и выставляя два фака на вытянутых руках, устремляется обратно к входу в ночной клуб.

— Поехали, — со вздохом произносит Басов.

— Но как же, Яр, ведь у него сегодня день рождения.

— Истома, у этого говнюка днюха была неделю назад, ещё одиннадцатого числа. Он тебе навалил с три короба, а ты и рада ему верить.