— Макси — это Макс Иващенко, парень из нашей команды воркаутеров, Истома. Ещё летом я занял его старшему брату крупную сумму денег, но тот до сих пор её не вернул. Гасился. Жёстко. Там большая сумма, Ника. Очень большая, понимаешь? И она мне не с неба упала от добрых предков, а я её сам, собственным трудом заработал и как-то в доброго самаритянина превращаться не пожелал. Мы пытались вернуть по-хорошему. Но пришлось забирать их по-плохому.

— Шестёрка? — не унимаюсь я и продолжаю уверенно трамбовать парня.

— Воу! — нахмурился Ярослав и снова покачал головой, поджимая и облизывая губы, словно бы я его чем-то бесконечно удивила.

— Ч-что? Не к-клеится легенда? — хмыкаю я и пытаюсь выкрутиться из его рук, но меня только ещё сильнее кутают в полотенце и обездвиживают.

— Легче! Перестань газовать! Макс шестёрка Аммо, ясно? Он за Иващенко передо мной поручился, а по факту опрокинул на бабки. Вот и всё!

Отгибаюсь в его руках и снова пристально заглядываю в шоколадную бесконечность его глаз, пытаясь отыскать хоть крупицу неискренности. Но Басов говорил быстро и ни разу не сбился. И сейчас смотрел на меня открыто, нежно очерчивая костяшками пальцев мои губы и подбородок, а затем зарываясь в короткие пряди моих волос.

— Ты реально подумала, что я мог, вот это всё сотворить с тобой, Истома?

— Да, — кивнула я.

— С любимой девушкой? — словно бы задыхается он и прижимается лбом к моему лбу.

— Любимой, — недоверчиво фыркаю я, но внутри от одного только этого слова все будто бы облили сахарным сиропом. Я совершенно точно поплыла, дыша его мятным дыханием, и за секунду нагрелась до критической отметки. Тело совершенно позабыло, что всего пару минут назад лежало под ледяным водопадом. Сейчас ему жарко! И страшно, что это всё сон или очередная жестокая шутка.

Безумие.

— Да, маленькая моя. И мне больно видеть тебя такой несчастной. Позволь мне помочь тебе. Позволь быть всегда рядом, — его губы подаются ближе и чуть потираются о мои, когда он произносит всё это, — я просто не вынесу, если ещё хоть кто-нибудь тебя обидит.

По телу бьёт молниями, а в душе разворачивается сокрушительное торнадо из обнажённых чувств. Боже, неужели это те самые пресловутые бабочки внутри живота? О, Боже! Они действительно существуют!

— Но мои волосы, — трясу головой и снова всхлипываю я, чувствуя, как бережно и осторожно Ярослав заправляет мне за уши короткие прядки.

— Они прекрасны, как и ты.

— Меня заставили их обрезать, представляешь? – подбородок нещадно дрожит.

— Твари конченные. Мрази! Сволочи!

— Я не знаю, как им противостоять, просто не знаю, Ярослав. Мне так страшно, — слёзы текут по щекам, но Басов тут же вытирает их своими шершавыми пальцами. И это... так трогает меня. И так много значит!

— Просто доверься мне и я все решу. Обещаю!

— Но...

— Никаких больше «но». Я хочу быть твоим, Истома. Только твоим...

— Ярослав, — бормочу, срываясь на последних звуках его имени в стон, так как его зубы всё-таки нежно прикусывают мои губы.

— И ты будешь моей...

— М-м, — его язык всего на секунду врывается в мой рот и обжигает своим теплом, одним лишь коротким прикосновением, заставляя засохшие цветы в душе поднять головы и по новой распустить свои бутоны.

— Соглашайся, девочка, — рывок на себя, и мы впечатываемся вдруг друга, кажется, даже высекая искры.

— Но мне нельзя дружить с мальчиками, Ярослав, — хныкая, вяло протестую я и пытаюсь ухватить за хвост пьяную логику и нетрезвую трезвость ума.

— Я уже не мальчик, — почти рычит мне в губы Басов.

— А как же моя мама? — выдавливаю из себя последний аргумент.

— Какая ещё мама, Истома? У нас тут любовь, понимаешь? К чёрту её! К чёрту всё!

Зависаю в звенящей секунде перед тем, как шагнуть в пропасть.

— К чёрту...

И разбиваюсь, сброшенная в неизвестность его близостью. И своим первым настоящим взрослым поцелуем...

Вероника

Ноябрь...

Я вздрагиваю от слишком резкой и, кажется, даже болезненной вспышки, ярко полыхнувшей у меня за рёбрами. Одно касание языков. Всего одно. Короткое соприкосновение с металлом его пирсинга. А внутри будто бы взрыв сверхновой случился.

Бам!

И за закрытыми веками бомбят фейерверки, разукрашивая мой серый, давно потерявший краски мир, яркими всполохами, такими прекрасными, что нервная система не справляется, застигнутая врасплох этой гипертрофированной красотой.

Всхлипываю от зашкаливающих эмоций и, боясь потерять ориентиры, словно брошенная в бушующее море, я изо всех сил цепляюсь пальцами за рубашку Ярослава, непроизвольно притягивая его к себе.

Ближе. Да!

— Истома, — доносятся до меня рокочущие звуки его низкого, хрипловатого голоса и поджигают очередной залп пёстрых снопов. Теперь они бомбят везде: в моей голове, бурлящим шипением разносятся по венам, просачиваются в самую душу.

И с каждым толчком его языка что-то хрупкое и трепетное внутри меня рвётся. С каждым сладким укусом — умирает. С каждым корячим прикосновением губ — возрождается вновь.

— Прости. Не знаю как, — задираю подбородок и покрываюсь с ног до головы ослепительно будоражащими мурашкам, пока зубы Басова нежно и сладко впиваются в чувствительную кожу моей шеи.

— Научу, — смеётся он тихо и рвёт верхнюю пуговицу у меня на блузке.

— Ох, — пытаюсь прикрыться я от его настойчивого натиска, когда и вторая пуговица жалко повисает на растянутой нитке, но мне не дают возможности сделать это как следует.

Ярослав просто прихватывает меня за запястья и отводит руки за спину. Жёстко фиксирует, пожирая взглядом своих невозможных глаз, а затем рубит, покрывая лицо короткими, отрывистыми поцелуями.

— Ты. Моя. Истома. Запомни. И никогда не забывай!

Бурлящее и раскалённое соприкосновение взглядов. Лёгкие на максимуме качают огненный кислород. Нервы стонут, выпрашивая новую дозу сокрушительных эмоций. Но нам нет до всего этого дела.

Мы будто бы зависаем в нашем мгновении. Нашем, понимаете?

И парим...

— Вы чего это тут? — слышим голос уборщицы, нагло вломившейся в наш идеальный мир, но даже не вздрагиваем.

Улыбаемся друг другу.

— Завидует нам, — шепчет Басов, и я прикусываю нижнюю губу, чтобы не захихикать, словно кисейная барышня.

— Простите, — оборачиваюсь я к женщине.

— За любовь не извиняются, Истома, — стискивает меня Ярослав и нагло зажимает рот ладонью, чтобы я даже не пискнула.

— Мне нужно успеть убрать тут до следующего урока, — бурчит уборщица, пока я таращу глаза на Басова, а он трётся носом о мой нос, прикрыв веки и сладостно вздыхая.

— Ну что за люди, а? — причитает и поднимается на ноги, всё ещё удерживая меня в своих руках, а затем уверенно направляется на выход, с бесконечным осуждением взирая на помешавшую нам женщину.

— Очки, — сиплю и киваю в сторону душевых, куда тут же кидается Басов и приносит мне пропажу.

А дальше подхватывает мой рюкзак у шкафчиков и вновь чеканит шаг, крепко держа меня за руку. На моё счастье, на глаза нам никто больше не попадается. В раздевалке Ярослав снимает с меня мокрое полотенце и лишь накидывает ветровку, а затем кивает на выход.

А там мы оба бежим со всех ног до парковки, где стоит его хищный автомобиль. Я мокрая. Да и он теперь тоже. Благо — внутри салона натоплено и медленно играет какая-то грустная, тягучая мелодия. Я на секунду в ней тону, но тут же выныриваю, стоит только парню с самым пронзительным взглядом на свете сесть рядом со мной и сжать мои пальцы в своей горячей ладони.

— Яр? — шепчу я и вновь впадаю в ужас, боясь того, что он ответит мне.

— М-м?

— Как ты нашёл меня? — с каждым звуком, сорвавшимся с языка, я медленно покрываюсь ледяной коркой.

— Я ждал тебя после занятий, — кивает на крыльцо гимназии, — следил за каждым, кто покинет здание. Потом сложил дважды два, когда понял, что не только тебя нет, но и Королевы Червей со своими подданными тоже. Кинулся тебя искать. Нашёл, — на последнем слове отворачивается и явно недовольно поджимает губы, выпуская мою руку из своей хватки и слишком сильно стискивает оплётку руля.