— Тогда может...
— Что?
— Может, ты дашь мне зелёный свет?
— Раф!
— Я должен был попытаться! — поднимает руки вверх в защитном жесте парень, а потом вдруг добавляет, резко меняя тему разговора: — Кстати. У меня днюха сегодня.
— Поздравляю тебя. Расти большой, не будь лапшой.
— Ха-ха.
— Прости, — украдкой вытираю слёзы салфеткой и всё-таки поднимаю на парня несчастный взгляд, — можно реабилитироваться и ещё раз перепоздравить?
— Можно, — одними губами улыбается Рафаэль и долго, въедливо смотрит на меня так, как никогда раньше этого не делал. Будто первый раз по-настоящему видит меня.
Но только я начинаю говорить, как он перебивает и поднимает руку, останавливая поток моего сознания.
— Не сейчас. Позже. Я пришлю за тобой такси в полночь.
— Что?
— Я отмечаю своё совершеннолетие сегодня в ночном клубе «Панорама» и приглашаю тебя на праздник. Там и реабилитируешься.
— Ты спятил? — охаю я.
— Нет.
— Меня же мама...
— Что? Не отпустит?
— Нет!
— А ты попробуй не отпрашиваться, Вероника, и сразу жизнь заиграет яркими красками, - и заговорщически подмигивает.
— Спасибо за приглашение, но я...
— Но ты подумай. Карета будет ждать под окнами четверть часа, потом превратится в тыкву.
А после, посеяв в моей душе миллионы ростков сомнений, просто встал и ушёл, кинув на прощание разрывную гранату мне прямо в душу:
— Я буду тебя ждать. И он тоже...
Вероника
Остаток дня я слоняюсь по гимназии, будто бы с трудом рассекая густой сироп. Видимость на нуле, мысли сбились в кучу — не разобрать ничего. И я сама в раздрае. Всё перебираю в голове то, что сказал мне Аммо и никак не могу понять, куда же меня разрывает — вправо или влево?
Зачем он вообще ко мне подошёл?
Зачем пригласил туда, куда я заведомо никогда не пойду?
Зачем уверил в том, что меня будет ждать Ярослав, если это сущая неправда?
Что опять за жёсткие игры? Или их и в помине нет, а мне так просто кажется, потому что дорогая и горячо любимая мама законсервировала в моей голове только ей нужные мысли, а те, что были, промыла так, как ей это выгодно, а теперь радуется, что всех переиграла?
Что, если она держит нас всех под колпаком? Я на коротком поводке, так как мне всю жизнь твердили о том, что я ничем не примечательная серая мышь. А Ярик, потому что выбирает своё будущее, не чувствуя от меня никакой отдачи.
Вот и всё. Партия.
Или нет и мне просто до зубовного скрежета хочется так думать, а потом снова впасть в зависимость от шоколадных глаз Басова и бесконечно тонуть в их тёплой глубине?
Сумасшествие!
После уроков домой бреду не разбирая дороги. Меня должен был встретить Семён, но мы оба наврали своим матерям, что это случилось. Причина? Просто и незамысловата — меня тошнит от этого парня. Его от меня, очевидно, тоже.
И я снова, и снова варюсь в собственном котле из сомнений, страхов и потаённых желаний, которые рвут моё влюблённое сердце на куски.
Из дум меня вырывает неожиданно громкий рёв мотоциклов. Они несколькими чёрными, блестящими в осеннем солнце пулями пронеслись мимо и встали на светофоре в нескольких десятках метрах от меня. А я будто бы со скалы упала. Не вдохнуть, не выдохнуть, по вискам отбойным молотком шарашит адреналин.
Это он? Или нет?
Повернул голову в тонированном шлеме и будто бы прожёг взглядом насквозь, начиная пригазовывать на месте, пока из-под заднего колеса не повалил сизый дым. Красный — жёлтый — зелёный — с визгом по газам и вдаль, пока я ошарашенно глядела ему вслед и пыталась усмирить спятивших бабочек внутри живота.
А может это и не Ярослав? С чего я вообще взяла?
Бред...
А если да, то что он хотел сказать мне?
Слепо шагнула дальше раз, другой и тут же полетела вперёд, в последний момент успевая выставить впереди себя руки.
— Вот чёрт! — отряхнулась и, пошатываясь, встала, с сожалением смотря на прилично отклеившуюся подошву своих потёртых ботинок. Споткнулась о выступивший камень брусчатой мостовой и вот итог — носок совсем испорчен, и искусственная кожа содрана в хлам.
Мама будет недовольна.
Хотя, эта пара и так была уже перештопана вдоль и поперёк. Давно было пора купить что-то новое...
И тут же фыркнула, покачала головой и пробубнила себе под нос:
— Ночной клуб! Да у меня даже обуви подходящей нет, чтобы сунуться туда...
Но фантазии, как я иду на день рождения Рафаэля, всё-таки буйным цветом расцветали в моей голове. Да, я никогда не решусь на подобную вольность и глупость, но помечтать-то могу? Могу! Я бы надела серебристый топ, который я в прошлом году перешила из старого маминого платья и короткие шорты с завышенной талией, которые точно так же вышли после того, как мать выбросила в мусорное ведро порванную юбку из чёрной джинсы, а я её стащила на собственные нужды.
Образ тут же заискрил в моей голове.
М-м-м...классно!
Сюда бы ещё колготки в крупную клетку и мамины ботильоны на высоком каблуке. У нас с ней один размер, так что...
Ох, о чём я вообще думаю, глупая гусыня?
Снова чертыхнулась и припустила быстрее к дому, обещая себе, что более не допущу этих позорных мыслей о ночных клубах и Ярославе, которому я не нужна. И почти справилась с поставленной задачей, хотя тот самый топ и шорты всё-таки достала из глубины собственного шкафа. Приложила к себе, повздыхала обречённо и снова спрятала, понимая, что никогда не решусь их надеть.
Никогда...
Ещё я достала тот самый телефон и украдкой сунула его на зарядку, чтобы всё-таки войти в сеть и написать Рафаэлю сообщение с просьбой не тратить ресурсы на бесполезный вызов такси. Я пас!
А после уж и родительница с работы пришла. Мы все уселись за стол ужинать, и там-то я завела разговор о насущном.
— Мам, мои ботинки опять прохудились. На этот раз подошва оторвалась на правом.
— Завтра сдадим в ремонт. Заклеят.
— Там и кожа подралась до мяса.
— Вера! — рявкнула мать, и я даже на стуле подскочила, не ожидая такой реакции.
— Ч-что?
— Сейчас не то время, чтобы сорить средствами, сама же знаешь. Придётся походить как есть.
— Но, мам, — тут же покрылась я испариной, представляя, как посыплются в гимназии со всех сторон смешки в мой адрес, если я посмею прийти на занятия в драной обуви.
Это будет эпический звездец, не иначе!
— Я всё сказала!
И тут же перевела всё своё внимание на бабушку, которая прихлёбывала из высокой кружки чай с чабрецом.
— Ох, не знаю, что и делать?
— А что такое, Алечка?
— Приход деньги собирает на новую икону. Дело, конечно же, нужное и благородное, но… В общем, я просила старосту, Любовь Ильиничну, чуть отсрочить наш вклад в данное мероприятие, но она мне отказала. А там сумма крупная, сама же знаешь.
— Но как же, дочка? Нельзя с такими делами медлить или отлынивать. Не бери грех на душу, это же божье провидение!
— Да знаю я, мама. Но мне тогда не хватит денег, чтобы слетать в Красноярск на годовщину смерти Ирочки и Толика.
— Пухом им земля, — вздохнула бабуля.
— Пухом. Ох, придётся, наверное, от чего-то отказаться, — качает головой мать и нервно грызёт подушечку большого пальца.
— Отчего ты собралась отказываться? От бога? От семьи? Ты мне тут это брось! Я с похоронных тебе пока выделю.
— Да ну, чего ты!
— Не спорь, Аля! Это все дела безотлагательные, остальное подождёт.
И я тоже, видимо, подожду. Вот только сколько мне ещё в разбитой обуви ходить? Ведь что не месяц, так мать несёт немалые суммы в приход на добрые дела — ремонт, чистку, позолоту, новое облачение для служащих, помощь нуждающимся и так далее и тому подобное. Ладно, Красноярск — тут я всё понимаю, мама хочет отдать дань памяти любимым и дорогим сердцу людям. Но икона в церковь? Конечно же, это важнее, чем то, что дочь будет ходить в рваных, давно протекающих ботинках, да?
