Сжав монету, Арчи протянул яблоко.
— Это многовато, сэр, — сказал он. В горле пересохло. По правде говоря, он решил, что странный прохожий ошибся, сейчас он это поймет и заберет деньги обратно, да еще скажет, что Арчи — вор, и тогда его точно побьют, а то еще появится судебный пристав и его упекут в тюрьму. — Возьмите, сэр. — Он протянул яблоко. — И вы ошиблись, сэр. Много дали.
— Никакой ошибки, — сказал мужчина, пристально глядя на него. — Оставь себе.
— Спасибо, сэр! — От полноты чувств Арчи не заметил, что кричит. Но монету тут же убрал в карман, с глаз долой.
Мужчина по-прежнему внимательно разглядывал его. Мальчишке было неуютно под этим взглядом.
— Что ты скажешь, если я предложу тебе работу?
— Не понял, сэр. — Арчи все еще протягивая свое яблоко.
— Работа, парень, работа и приличная зарплата. — Мужчина вдруг улыбнулся. — У тебя появится больше таких соверенов.
Арчи ошеломленно молчал.
— Ну так как? Мне бы пригодился такой находчивый парень, как ты. Согласен?
— Я же ничего не умею делать, — смущенно признался Арчи.
— Это не страшно. Знаешь Мальборо Хаус? Найдешь?
— Нет, сэр. — Арчи покачал головой.
— Ну, спросишь у кого-нибудь. Приходи ко мне завтра с утра, и мы поговорим о твоем будущем. — Он строго посмотрел на мальчика. — Ты слушай, что я говорю, парень. Тебе предстоит принять самое важное решение в жизни. Ты меня понял?
Арчи понял только про соверены, тем не менее кивнул.
— Значит, придешь ко мне в Мальборо-Хаус?
— Приду, сэр.
— Вот и замечательно. Ловлю тебя на слове. Когда придешь, скажи, что тебе назначил встречу Грэнвил Гауэр, — сказал мужчина, и взял наконец яблоко. — Ну что же, до завтра.
ГЛАВА 13, в которой празднуется невозможное рождение
Безмятежность разливалась по Этрурии волна за волной, как ласковый прибой бескрайнего океана блаженного спокойствия. Никогда еще Сяньли не чувствовала себя настолько умиротворенно. Хотя ребенок все еще не подавал признаков жизни, она перестала бояться худшего.
Уверенность Турмса в том, что все будет хорошо, послужила для Сяньли прекрасным укрепляющим средством. Обряд, проведенный королем с целью выяснить вероятную судьбу нерожденного ребенка, разогнал тучи рока и бедствий, которые клубились в ее сознании, и рассеял все сомнения. С той ночи изменилось вообще все; память о странном обряде она хранила как редкий и драгоценный дар.
Они стояли в портике храма перед небольшим каменным алтарем. Короля сопровождал жрец-гаруспик в синей мантии с высокой конической шляпой, похожей на царскую, именно он и должен был сделать предсказание. За церемонией пришли понаблюдать и несколько любопытных.
В последних лучах предзакатного солнца в храм внесли молодого ягненка с ногами, связанными золотым шнурком. Его уложили на жертвенник. После краткой молитвы Турмс, очень величественный в малиновой мантии и высокой шляпе, отороченной золотом, низко наклонился и поблагодарил животное за жизнь, приносимую в жертву. Затем он подозвал Артура и Сяньли к алтарю и велел возложить руки на ягненка. Достал обсидиановый нож и легким движением перерезал горло маленькому существу, почему-то лежавшему на алтаре совершенно неподвижно. Ягненок скончался так же тихо, как и лежал. Пока служители готовили тело жертвенного животного, Турмсу передали золотую чашу с небольшим количеством крови.
Турмс принял чашу, выпил и протянул ее Артуру и Сяньли. Каждый из них сделал по глотку. Турмс указал на живот Сяньли. Она обнажила часть своего округлившегося живота. Король-жрец окунул палец во все еще теплую кровь и начертил на ее животе маленький круг; снова окунул палец и дорисовал внутри круга крест, выдохнув при этом тайное слово.
Гаруспик подошел и, почтительно поклонившись королю, протянул ему золотое блюдо с внутренностями животного. Они обменялись несколькими тихими словами, после чего король объявил:
— Вы видели, животное отошло в мире и без страданий. Это хорошее предзнаменование. Печень и внутренности в прекрасном состоянии — это тоже хороший знак для нашего гадания. Сейчас мы изречем предсказание.
Он передал блюдо гадателю, который отнес его обратно к алтарю и внимательно изучил содержимое. Другие жрецы собрались вокруг и тоже склонились, изучая внутренности и пытаясь определить по ним будущее ребенка.
Стемнело. Зажгли факелы. Артур и Сяньли ждали, пока жрецы невнятно бормотали, обмениваясь соображениями. Продолжалось это гораздо дольше, чем ожидала Сяньли. Она с ужасом наблюдала, как один из жрецов взял обсидиановый нож и начал делить печень на куски, подвергая каждый срез тщательному исследованию.
Первые звезды уже зажглись на востоке, когда провидец в синем, наконец, повернулся и высказал свое мнение. Турмс слушал, склонив голову, время от времени кивал. Потом король поблагодарил его за работу и позвал слугу с кадильницей. Слуга раздул угли и бросил на них щепотку какого-то вещества. Из чаши повалил ароматный дым. Турмс совершил низкий поклон перед кадильницей и несколько раз вдохнул благовонный дым, а потом омыл в нем руки и закрыл лицо ладонями. В этом положении он замер.
Сяньли уже начала думать, что король заснул, когда Турмс открыл глаза и пронзительно посмотрел на нее. В глазах короля отражался блеск восходящей луны. Он промолвил особым голосом:
— Я видел жизненный свет твоего ребенка. Он сияющей серебряной нитью простирается далеко в будущее. Конца этой нити не видно, она уходит в бесформенную неопределенность. — Он улыбнулся. — По моему мнению, это означает долгую и наполненную смыслом жизнь того, кому скоро предстоит явиться в страну живых.
Артур сжал руку жены.
— Значит, с ребенком все в порядке, — полувопросительно выговорил он.
— Его рождение благословлено, и младенец будет процветать, — заверил друга король таким тоном, который не оставлял ни малейшего сомнения. — Я, Турмс Бессмертный, видел это.
— Благодарю тебя, о король, — выдохнула Сяньли. Из глаз женщины потекли слезы, страх, сковывавший ее в последние недели, ослабил хватку. — Спасибо!
— Я видел кое-что еще, — продолжил Турмс. — После рождения ребенка твое чрево закроется. У тебя больше не будет детей.
Артур опасливо бросил взгляд на жену, он не мог предположить, как она примет эту весть, но выражение ее лица не изменилось.
— Я понимаю, — пробормотала она, положив руку на живот. — Тем дороже мне будет этот…
Церемония близилась к завершению, но Сяньли мало что запомнила из того, что последовало за предсказанием. В ту ночь она спала на удивление спокойно, и на следующее утро поднялась совершенно умиротворенная. Дом еще спал. Стараясь никого не разбудить, она пошла по дорожке к храму и там, когда первые лучи солнца коснулись ступеней, преклонила колени и поблагодарила за жизнь своего будущего ребенка.
Теперь, когда начались родовые схватки, Сяньли вспомнила безмятежность того утра. Ее сердце трепетало, и она прижала руку к вздувшемуся животу. Совсем скоро — до того, как наступит еще один день, — она возьмет ребенка на руки. Переждав следующий приступ боли, она положила руку на плечо спящему мужу. Она не стала его трясти, позволив теплу своего тела разбудить его.
— Пора, — сказала она, когда он поднял голову с подушки рядом с ней.
Он резко сел.
— Сейчас?
— Скоро, — она улыбнулась. — Не сейчас. Полежи рядом со мной еще немного. — Он снова опустил голову и закрыл глаза; а она стала вспоминать тот день после церемонии, когда за ужином из жареных перепелов и зелени Турмс объявил:
— Мне было бы приятно, если бы ребенок родился здесь, в королевском дворце. — Прежде чем она или Артур успели ответить, король быстро добавил: — Прошло много времени с тех пор, как мой дом слышал детский плач. Если вы согласитесь, я сочту это за честь.
— После всего, что вы для нас сделали, это будет честь прежде всего для меня, — сказала Сяньли, с трудом подбирая слова на его языке. Король удивился и обрадовался. Жена друга впервые заговорила на этом наречии.