— Какие гарантии, что вы потом отпустите Раду и Демьяна? И что они вообще ещё живы?

— Не испытывай моё терпение, Василевский! — прорычал он, на мгновение потеряв самообладание. Но, быстро взяв себя в руки, продолжил:

— Все твои гарантии — это моё слово. И мой же здравый смысл. Я уже говорил: твои близкие для меня сейчас — это моя страховка. От тебя. Чтобы ты не натворил глупостей. И я придержу их до тех пор, пока ты будешь здесь. Как только избавишься от Изабеллы, Арнаутова и Орлова — звони сюда…

Он достал визитную карточку с написанным от руки номером поверх стандартного текста.

— Это прямой номер в моём кабинете, соединят без секретаря. Звони сразу, как закончишь, и я расскажу, куда ты сможешь приехать, чтобы увидеть свою подружку снова.

— И что потом?

— А потом… — поправив узел галстука, он шагнул ко мне ближе, нависая так, что наши лица оказались почти вплотную. — А потом ты соберешь всю свою разношёрстную братию. Захватишь с собой всё ценное из родового особняка, что сможешь унести. И свалишь вон из моего города. Сразу же! Нам двоим здесь будет… тесновато.

— Это уж точно, — процедил я.

— И не вздумай играть со мной. Мозгов на это не хватит. Сделаешь, что сказано — и получишь шанс уйти. Не сделаешь — станешь моим врагом. А враги мои долго не живут. Мне плевать, будь ты хоть Пересмешник, хоть чёрт лысый — р-раздавлю!

Вяземский отвернулся от меня и зашагал к выходу. Я, пытаясь унять бешено колотящееся сердце, смотрел ему вслед, пока он не скрылся на лестнице. Оглянувшись на валяющиеся на полу трупы, едва совладал с приступом тошноты и тоже поспешил наружу.

После тесной кельи свежий холодный воздух, хоть и по-прежнему воняющий дымом, показался пьянящим, как демьянова настойка. Пошатываясь, я выбрался из руин церкви и зашагал к воротам. Вяземский намного обогнал меня — я увидел, как он уже садится в машину.

Албыс, похожая издалека на облачко цветного тумана, ринулась ко мне, едва я пересёк границу запретной для неё зоны. Молча спряталась в Сердечник, и мне показалось, будто она грызёт меня внутри обжигающе холодными клыками. Хотя наверняка дело было не в этом. Это ярость и отчаяние кипели в груди, застилая глаза мутной пеленой.

Остановившись у ограды, я отдышался и успокоился. Ярость никуда не делась, но вместо кипящей лавы, разъедающей меня изнутри, превратилась скорее в холодную сталь клинка.

Ну что ж, Сергей Александрович. Вы сами себе подписали приговор. Всего этого я точно не прощу…

Весь вопрос — что теперь делать. Времени и правда осталось пугающе мало. И плясать под дудку Вяземского тоже затея провальная. Я ни капли не верил, что он сдержит своё слово и даст мне и моим близким уйти из города взамен на то, что я разберусь с его проблемой. Я для него сейчас всего лишь инструмент. Сам устранить того же Орлова, не нарушив нефилимских политесов, он не может. А я… Что я? Я Пересмешник. Чудовище вне закона, на которое легко можно будет повесить любые убийства.

И даже если я перешагну через свои принципы и исполню его приказ… Исполнителей в таких случаях обычно тоже устраняют.

Но что тогда делать-то⁈

Я шумно выдохнул, надувая щёки, и взглянул на небо, будто надеясь отыскать там ответы.

Думай, Богдан. Думай!

Добираться до дома пришлось пешком — я ведь выходил к Вяземскому налегке, не было денег даже на извозчика. Впрочем, прогулка мне сейчас была как раз кстати — помогла успокоиться и хорошенько прочистить мозги.

Первое время сложно было справиться с эмоциями, и мысленно я дюжину раз убивал губернатора на месте самыми разными способами. Но потом всё же переключился в более конструктивное русло.

Рассуждать в духе «всех убью, один останусь», конечно, иногда приятно. И, боюсь, если бы на моём месте был сейчас тот, молодой Богдан, настоящий хозяин этого тела, то он сгоряча мог наломать дров. Но нужно ведь думать и о последствиях. И о том, что я не один — от меня зависят и другие люди. Прежде всего Рада с Демьяном.

Кстати, Вяземский упомянул только их двоих. Выходит, остальных обитателей усадьбы его люди не тронули? Или они успели сбежать? Впрочем, чего тут гадать — доберусь до дома и выясню.

А вот над чем нужно крепко подумать — так это как сохранить статус кво. Даже если мои опасения напрасны, и Вяземский не собирается устранять меня самого, а просто выгонит из города… Такой исход меня тоже совершенно не устраивает. Так запросто отказываться от наследия Василевского я не собирался.

Возвращение титула, построение карьеры, накопление капитала — всё это пока было в дальних планах. Но вот к тому, что у меня есть свой дом, я уже как-то начал привыкать. И все эти маленькие мещанские радости, связанные с его благоустройством, помогали отвлекаться и даже расслабиться. Я вон по совету Путилина даже начал всерьёз задумываться над тем, чтобы нанять штат помощников — кухарку, горничных, садовника…

И вот весь этот мой маленький мирок, который я только начал выстраивать вокруг себя, грозит разрушиться в одночасье. А всё из-за… чего?

Почему Вяземский решил действовать так радикально, пойдя на прямые убийства? Ну, хорошо, обычного-то человека ему убить — как муху прихлопнуть, в этом я только что убедился. Но в этом ничего необычного, все дворяне-нефилимы такие. Они же даже обычным человеческим судам не подвластны, только Императорскому трибуналу. Но тут-то он приказал устранить даже Орлова. Наследника знатного нефилимского рода, вассала его ближайшего соседа и соперника — Демидова.

Неужели так перепугался, что наружу выползут даже малейшие слухи о покушении, не говоря уже о том, что сама попытка может состояться? Это не похоже на обычное желание избежать неловкой ситуации в свете визита высокого начальства…

Похоже, Вяземский по-настоящему боится Романова. И боится не без причины… Может, он уже и до того основательно провинился перед императором, так что теперь положение его грозит пошатнуться от малейшего инцидента…

Впрочем, это я уже строю догадки. Для начала надо, как минимум, посоветоваться с Путилиным. Тем более что, если мои опасения оправданы, то и Аркадий Францевич тоже может оказаться под ударом. Он ведь тоже в курсе всей этой истории.

Зар-раза! А ведь действительно — Вяземский, выставляя мне ультиматум, даже не упомянул о том, что я не должен ничего рассказывать Путилину. Будто совсем не беспокоился об этом. Может, для статского советника была приготовлена своя ловушка, в которую он тоже благополучно угодил?

В пылу лихорадочных рассуждений, шагая по набережной в расстёгнутом пальто с развевающимися по ветру концами шарфа, я и не заметил, как у самых ворот родовой усадьбы Василевских ко мне сзади подкатила машина. Обернулся, уже услышав совсем рядом шуршание шин и рокот мотора под толстым капотом.

— Богдан? Ты откуда?

Путилин выглядел раздражённым и обеспокоенным. Но, увидев, что он жив, я уже вздохнул с огромным облегчением. В машину садиться не стал, лишь наклонился, заглядывая в салон.

— Заезжайте, Аркадий Францевич. Поговорим в доме.

Двор усадьбы будто вымер. За последнее время я уже привык, что вокруг дома постоянно копошатся ремонтники, но люди губернатора, похоже, разогнали всех. Я первым делом заглянул во флигель Демьяна, но и там никого не оказалось. Входная дверь — тяжеленная, из досок в ладонь толщиной — было выломана с мясом, гвозди топорщились из погнувшихся петель, как скрюченные пальцы.

Тут не обошлось без сверхспособностей. У губернатора в штате наверняка полно боевиков-нефилимов. Впрочем, им достаточно было скрутить Демьяна. Это задача вполне посильная, особенно если у них был синь-камень. Он всего лишь вампир, пусть и матёрый. Рада свой Дар вообще не контролирует, к тому же недавно его применяла, так что теперь ещё долго будет восстанавливаться…

Но где остальные?

Вырванная дверь была, по сути, единственным следом борьбы. Возможно, и сопротивления как такового не было?