— Дыши! — не веря своим глазам, прохрипел я. — Дыши…

После нескольких невыносимо долгих мгновений она приоткрыла глаза, зашевелилась. Подняла руку, ухватившись мне за шею. Хрупкие бледные пальцы едва заметно сжали воротник моей шинели. Я же во все глаза наблюдал за тем, как постепенно разворачивается в полную силу её тонкое тело, а вслед за этим потихоньку нормализуется и сердцебиение. Моё собственное сердце билось в унисон с её — так же рвано, захлёбываясь, но постепенно выравнивая темп. А я, кажется, не слышал ничего вокруг, кроме этого слабого пульса.

Ту-тум… Ту-тум… Ту-тум…

Сказать, что у меня гора свалилась с плеч — это ничего не сказать. Я шумно выдохнул, прижал Раду к себе сильнее, и мы так и замерли, щекой к щеке.

— Богдан… — едва слышно выдохнула она.

— Уф… Всё хорошо, Рада, — прошептал я ей на ухо, покачиваясь из стороны в сторону и баюкая её, как ребёнка. — Всё будет хорошо…

Критическая точка и правда была пройдена — девушка начала оживать, крепнуть с каждой секундой. Только убедившись, что она уже более-менее в порядке, я оглянулся на остальных.

Выглядел наш горе-отряд, конечно, феерично — все исцарапанные, испуганные, чумазые, будто их протащили через печной дымоход. Чуть поодаль, за основным отрядом, я увидел Колывановых. Нестор и Илья не пошли с нами к Осокорю, остались приглядеть за ранеными. Но сейчас весь остаток отряда тоже приковылял к поляне, в ужасе оглядывая масштабные разрушения.

— Что тут… — выдохнул Нестор, выпученными глазами оглядывая остальных. — Да что тут стряслось-то? Огнище такой был, как будто вся тайга загорелась. И грохот…

— А где дерево-то это хвалёное? — добавил Илья, успокаивающе поглаживая одного из своих псов по холке.

Собаки жались к нему и негромко рычали от беспокойства, насторожённо принюхиваясь. Хвосты и уши их были прижаты — огромные грозные волкодавы, похоже, тряслись от страха. И их можно было понять.

— Нету больше Осокоря, — прогудел Кондрат. Его перемазанное сажей худое лицо с выделяющимися на нём глазами навыкате было похоже на маску африканского колдуна. — Сожгли дотла.

— А как же… отец? — в ужасе воскликнула Варвара. — Он ведь был там… А Данила⁈

Никто не ответил, я тоже отвёл взгляд. Жак, сам едва стоявший на ногах, обнял Варю, и та заплакала, уткнувшись ему в грудь.

Ко мне подошёл Демьян — чёрный, как туча, с опалённой бородой и бровями, ещё более мрачный и страшный, чем обычно. Глаза его горели жёлтым звериным огнём. Он сгрёб меня вместе с Радой в охапку и на мгновение сжал. Рада протянула руку и погладила его по волосам. Старый волк вздохнул с облегчением, но почти сразу же снова гневно сдвинул брови. Оглянулся на Дарину.

Шаманка, всё еще не поднимаясь с земли, смотрела на нас снизу вверх полными слёз глазами и несмотря на то, что чудовищный мороз после уничтожения корабля пришельца исчез, дрожала всем телом.

— Я ведь предупреждал тебя, Богдан… — тихо прорычал Демьян. — От этой ведьмы жди только беды.

Кулаки его медленно разжались, из полусогнутых пальцев полезли длинные чёрные когти.

— Демьян, не надо! — рявкнул я.

Он обернулся, обдав меня холодным яростным взглядом. После того, как я столько сил угрохал на исцеление Рады, я был совсем не в форме, так что даже не пытался быковать на него в ответ. Лишь тихо, но твёрдо повторил:

— Не надо. Пожалуйста…

Вампир рыкнул и оглянувшись на остальных, шагнул ко мне вплотную. Понизив голос до шёпота, процедил:

— Ты думаешь, я не слышал, о чем вы шептались там, в Самуси? Эта сука ведь и придумала Осокорь! Может, и не одно такое древо вырастила. А теперь просто пытается исправить то, что сама же наворотила. Но погляди, во что это вылилось! Сколько народу полегло из-за неё? Рада… — он едва не задохнулся от ярости. — Рада из-за неё чуть не…

— Я знаю. Но всё же… Всё же она мать. Я сам решу, что с ней делать.

— А если я сам… решу? — прищурился он. — По-своему?

Я покачал головой.

— Мне бы не хотелось… убивать тебя, Демьян. У меня и без того мало близких.

Он замер, гневно раздувая ноздри и глядя мне в глаза. Мне пришлось собрать в кулак всю свою волю, чтобы не отвести взгляд и продолжить спокойным тоном.

— К тому же, посуди сам — только Дарина знает, что она сделала с Радой. И со мной. Тогда, в детстве. И это знание нам пригодится, чтобы понять, как жить дальше.

— Ты что же, собираешься взять её с собой?

Я молча пожал плечами. Демьян медленно втянул носом воздух, обдумывая мои слова. И это снова были мучительно долгие и напряжённые мгновения.

Наконец, повернувшись к шаманке, он направил на неё когтистый палец.

— Держись от моей дочери подальше, стерва! — процедил он. — Я с тебя глаз не спущу.

Дарина устало улыбнулась, едва удостоив вампира мимолётным взглядом. Всё её внимание было приковано ко мне, и в глазах её было столько отчаяния, беспокойства и немой мольбы, что мне даже немного неловко стало за свою вспышку ярости.

Впрочем, я ведь сказал правду. Она мне не мать. Но она эти слова, конечно, восприняла по-своему…

— Собираемся, — буркнул я. — Здесь нам больше нечего делать.

— Конечно, Богдан. Я пойду за тобой, куда скажешь. Если… ты позволишь пойти.

Поймав на себе мрачный взгляд Демьяна, я ответил чуть тише:

— С одним условием…

— Как скажешь. Что тебе нужно?

— Ответы, мама. С этого момента — больше никаких тайн от меня.

Смахнув слёзы, она снова взглянула мне прямо в глаза и уверенно кивнула.

— Да, конечно. Я всё расскажу. Всё, что ты захочешь знать.

Баркас, натужно пыхтя мотором, тащился против течения. Дядька Степан, похоже, выжимал из этой ржавой посудины всё, на что она была способна, но двигались мы невыносимо медленно. Казалось, что сама вода загустела, и винт проворачивается в ней еле-еле, подрагивая от нагрузки. Хотя пассажиров было даже меньше, чем на пути в Самусь.

Нестор с Ильёй остались в тайге — они не теряли надежду на то, что Данила ещё отыщется. Со мной в Томск отправились Варя с Жаком, Демьян, Рада и Дарина. Но даже эта маленькая компания рассредоточилась по судну, держась друг от друга подальше настолько, насколько это было возможно в замкнутом пространстве. Демьян в одиночестве восседал на носу, угрюмо вглядываясь в волны. Жак и Варя, обнявшись и накрывшись каким-то рваным одеялом, сидели у левого борта, рядом с рубкой капитана. Мы с Радой и Дариной расположились на самой корме, позади рубки.

Рада все ещё была очень слаба и постоянно мёрзла, не помогал даже завёрнутый в тряпьё жар-камень за пазухой. Мы сидели, обнявшись и завернувшись в накинутую на плечи шинель, как в плащ-палатку. Девушка держалась стойко, от предложения разместиться на лежанке в каюте отказалась наотрез. И не выпускала свою ладонь из моей. Я бережно сжимал её тонкие невесомые пальцы, иногда дышал на них, пытаясь отогреть. Невольно замирая, встретившись с ней взглядом.

Глазищи у Рады всегда были какие-то нереальные, колдовские, на это я обратил внимание ещё с самой первой нашей встречи. Сейчас, на побледневшем, осунувшемся личике они горели, кажется, ещё ярче. И было в её взгляде нечто, что раньше я улавливал только мельком, потому что обычно она смущённо отворачивалась, стоило нам оказаться наедине.

И это нечто нельзя было ни с чем спутать.

Наверное, наш интерес друг к другу был взаимным с самого начала, просто мы долго не решались признаться в этом даже самим себе. Мне не хотелось портить отношения с Демьяном, который слишком уж ревностно охранял названую дочь от любых мужских посягательств. Да и вообще было не до того, и я упорно отмахивался от зарождающихся чувств.

К тому же Рада поначалу казалась мне слишком уж юной, почти ребёнком. Это уже позже выяснилось, что она не намного младше самого Богдана, просто из-за хрупкого телосложения выглядит совсем уж девчонкой. Но если бы Демьян не прятал её долгое время в какой-то глуши, а сразу привез в Томск, то она бы давно успела закончить гимназию.