— Ты имеешь в виду предназначение? — осторожно уточнил Илидор.

— Предназначение, призвание, долг… Любое красиво звучащее слово, которое говорят другие, когда хотят поставить тебя на путь, которого ты не выбирал. Они найдут много очень важных слов, можешь мне поверить, да-а, — Йеруш вдруг остановился, снова раскинул руки, на этот раз глядя в небо, сильно выгнувшись назад, и казалось, будто Йеруш сейчас закричит этому небу что-то вызывающие, но он лишь рассмеялся и снова угрюмо обхватил плечи ладонями. — Династические соображения. Высочайшие ожидания. Планы, в которые ты был встроен ещё до своего появления на свет. Честь рода. Всякая херня. Невообразимая, тошнотворная, бессмысленная херня, которая не имеет к тебе, лично к тебе никакого отношения. Но что ты можешь сделать, если путь появился раньше тебя? Что ты можешь сделать, если ты сам появился на свет лишь потому, что другим нужно было кого-нибудь поставить на этот путь? Словно камешек на доску. Мне очень интересно, Илидор, как бы тебе такое понравилось.

Дракон молча пялился на Йеруша.

— Как бы тебе понравилось не быть изгоем, у которого есть сколько угодно времени, чтобы разобраться с собой, — продолжал эльф, и глаза его бешено блестели. — Если бы данная тебе реальность вообще не предполагала, что ты должен в ней разбираться. Если бы твоей задачей было просто взять что дали и понести куда сказано.

Найло фыркнул и снова уставился в небо. Он так и держал себя за плечи, но что-то неуловимо изменилось в его позе, эльф весь скуксился, сжался, как подвявшее растение. Неподалёку взволнованно трещали ветвями кряжичи. Через их голоса иногда пробивался треск кузнечика.

— Ты говоришь о своей семье, — с жадным любопытством проговорил Илидор, не добавив в свой голос ни капельки вопросительной интонации хотя бы из вежливости. — Это они хотели для тебя чего-то совсем другого. Ты не должен был стать гидрологом, да?

Йеруш пытливо разглядывал небо, и было непонятно, слышит ли он Илидора. Потом ответил рассеянно, как будто это совсем не имело значения:

— Нет, я не должен был. Моя семья хотела, чтоб я стал банкиром.

— Чем?

— Банкиром. А, ну да, ты ж не бывал в эльфских городах. Банк — это такое место, где хранят чужие деньги… или говорят, что хранят их. А ещё в банке дают в долг, заверяют сделки, меняют одни монеты на другие, выдают поручительства и проводят примерно всю жизнь, подсчитывая монеты, навар, долги, убытки, снова монеты, опять навар, и заполняя идиотские бумажки. Идиотские, идиотские бумажки, которые никогда не заканчиваются. Хах. Семейство Найло основало один такой банк четыре поколения назад. Четыре поколения эльфов в моей семье посвящали себя только банковскому делу, только этому и ничему другому, Илидор, потому что таково предназначение, призвание, долг, династические соображения и заветы предков. Хах! По-моему, никто из них за эти четыре поколения даже не покидал пределов Сейдинеля! Да какие там пределы, они никогда даже не ездили к морю, хотя Сейдинель окружён морем с двух сторон! Кому могло прийти в голову завещать своим потомкам такую хренотеньскую жизнь? Это как же надо было их ненавидеть! А как нужно ненавидеть себя, чтобы жить свою жизнь согласно этому долгу? Чтобы каждый день вокруг тебя были эти идиотские эльфы, которые приходят и приходят в твой банк. Все бесконечно разговаривают. Только представь, Илидор, с утра до ночи вокруг прорва народу! Прорва! И каждый открывает свой рот, открывает рот, чтобы издавать оттуда звуки! И ты не можешь велеть им заткнуться, не можешь уйти, ты должен сидеть, слушать их и понимать, чего хотят эти остолопы. Каждому что-то от тебя нужно. Каждый считает, что ты обязан вникать в его положение, внимать его соображениям, слушать бред его престарелого папаши, визг его мамаши. И вся эта херня приводит только к тому, что у тебя появляются всё новые и новые бумаги, которые нужно заполнить, всё новые и новые монеты, которые нужно сосчитать!..

— Звучит довольно ужасно, — зачарованно проговорил Илидор. — На свете правда есть столько монет, что нужно строить для них специальные дома? А почему никто не врывается в эти дома, чтобы забрать все монеты себе?

— О, врываются, ещё как, — успокоил его Йеруш. — Одного из моих дядьёв убили во время налёта. Говорили, он преградил грабителям путь к хранилищу, вопя, что не позволит забрать оттуда деньги. Дескать, у него уже всё подсчитано и документы подшиты, и он собирается в кои-то веки уйти домой до полуночи. А если банк ограбят, то придётся снова пересчитывать монеты и переделывать хренову прорвищу документов, и он этого никак не может допустить.

— Он был чокнутым? — осторожно уточнил Илидор.

— Разумеется, — с мрачным удовлетворением подтвердил Йеруш. — Все они были чокнутыми. В семействе Найло только я один уродился нормальным.

Дракону стоило очень больших усилий никак не прокомментировать этот пассаж.

— И как тебе удалось не стать банкиром?

— А? Да я просто взял и ушёл, — ответил Йеруш и покачал головой. Илидор подумал: наверняка Найло теперь недоволен, что ушёл «просто», а не непросто, наверняка за истекшее время он придумал множество занимательных способов досадить родне ещё сильнее. — Я ушёл из дома и отправился в Ортагенай, поступил в университет и стал изучать гидрологию, а гидрология стала изучать меня. В общем, Илидор, я всё это к чему: ты не очень-то давай Храму в себя врастать всеми этими историями про друга, про Фодель и… ну ты понял.

Илидор долго молчал. Йеруш не был уверен, что тот вообще сознаёт, о чём ему только что рассказали, — взгляд у дракона был отсутствующим. Но потом он нахмурил лоб и спросил:

— А что сделала твоя семья, когда ты ушёл?

Найло пожал плечами, резко и высоко подтянув их к ушам, а потом медленно-медленно опустив.

— Думаю, меня вычеркнули из семейной книги. Красными чернилами. И из завещания. Дважды.

Йеруш сильно вздрогнул, как будто собственные слова его разбудили, непонимающе огляделся: влево, вправо, скользнув по дракону взглядом, словно по пустому месту. Уселся, скрестив ноги, и принялся сгибать колечками длинные травинки с метёлками на макушках. Метёлки щетинились под его пальцами, запах сочной травы становился сильнее. Илидор зачем-то разглядывал руки Йеруша, смотрел как двигаются длиннющие худые пальцы. Ногти у Йеруша посинели. Дракон однажды слыхал, как Бранор Зебер, эльфский лекарь из Донкернаса, говорил: «Синюшность ногтей ведает нам о слабости сердца и сложном движении крови. Весьма полезным бывает отвар боярышника с каменевкой при сложном движении крови. А для сердца полезна подушка листьями мяты — мята неизменно успокаивает».

В голове Илидора появился образ Йеруша Найло, который очень-очень спокойно ходит по Старому Лесу, источая запах мяты, а потом запах мяты выветривается, Йеруш Найло перестаёт быть успокоенным и Старый Лес убегает от Йеруша Найло, тяжко плюхая болотцами, разбрызгивая на бегу озёрную воду и надсадно хрустя иссохшими деревьями.

Скрутив кольцами все травяные метёлки, до которых мог дотянуться, эльф медленно поднялся. Вид у Найло был прибитый, отсутствующий. Он долго и тщательно отряхивал мантию, потом вдруг замер, не закончив отчищать от пыли левую сторону подола, уставился невидяще вдаль.

— Но если бы моё имя прогремело погромче, на весь Эльфиладон, — глухо произнёс он, и лицо его разгладилось, сделалось светло-безмятежным, доверчиво-детским, совершенно не Йерушевым. — Если бы я стал известен своими делами, ты понимаешь, на весь Маллон-Аррай… Если бы то, чем я занимаюсь, было интересно не только десятку-другому учёных, ну и ещё жителям тех мест, которым я могу помочь… Ну да, конечно, — заговорил Йеруш быстрее, — я же им не только помогаю, ну ты знаешь, обычно я ещё и ужасно всем мешаю, но вот если бы мне случилось наконец сделать нечто по-настоящему важное, ты понимаешь, понимаешь меня, да, такое большое-большое, что коснулось бы каждого, чтобы этого никто-никто не смог пропустить, упустить, прощёлкать…

Йеруш умолк. Поморщился. С силой отёр ладони о мантию.