Парень запрыгнул внутрь и завел двигатель. Он уже успел расплатиться, поэтому сейчас просто дал задний ход, выезжая из помещения мастерской, потом развернулся на пустой парковке и уехал, просигналив мне на прощание. Песня «Я впервые увидел твое лицо» растворилась в ночи вместе с ним.

Я закрыл ворота и отправился мыть руки. Помимо хлопот в мастерской, у меня появилась и другая работенка.

Рафик Шрам посмотрел на мужчину, лежащего перед ним с разбитой головой. Нет, он еще не умер, но если ему не помочь, то вполне может истечь кровью и погибнуть.

Впрочем, это не особо волновало Рафика. Если этот придурок погибнет, то ничего страшного. Его можно будет увезти в пустыню за Лос-Анджелесом и закопать там бренное тело. Никто не будет по нему плакать, Рафик в этом уверен.

— Значит так, теперь вам понятен расклад? — спросил он у оставшихся двух парней лет двадцати пяти, стоявших перед ним на коленях и со связанными за спиной руками. Избитые лица опухли, с уголков губ пролегли дорожки слегка засохшей крови, под глазами уже начавшие темноте синяки. — Надеюсь, мистеры, с вашей стороны не будет возражений?

Они находились в заброшенном доме на небольшой Мюррей стрит, пересекающей оживленный бульвар Алондра и уходящей вдаль на север. Дом выходил полуразбитым фасадом на улицу и смотрел на дорогу пустыми глазницами выбитых окон.

Сейчас время одиннадцать вечера. По Мюррей стрит изредка проезжали автомобили. Сидящие внутри люди не обращали внимания на заброшенный двухэтажный дом. Хотя, если приглядеться, внутри третьего окна справа можно увидеть тусклый желтый свет.

Рафик Шрам, глава «Бродяг с 23 улицы» или «Кабальерос 23», как они сами себя называли, ждал с семи вечера. Ждал, пока придут гости. Из остатков банды с улицы Честер. За это время он успел выпить три бутылки темного пива и выкурить две стеклянные трубки крэка.

Он сидел на сломанном офисном стуле в полном одиночестве, иногда смеялся, иногда плакал. Потирал огромный уродливый шрам, проходящий через всю голову, от левой части шеи, щеку и висок и заканчивающийся в районе макушки.

Этот подарок Рафик получил в Теннесси, куда убежал в юности нелегалом, прибыв из Мексики. Торговцы людьми держали его и других нелегалов на отдаленной ферме и заставляли работать без перерыва.

Тех, кто пытался сбегать, били граблями и мотыгами. Поскольку Рафик делал не одну, а четыре попытки, его били особенно жестоко, чуть ли не до смерти.

Последняя попытка, у счастью, удалась и он смог сбежать. С тех пор он бродяжничал по Штатам, за десять лет успел побывать почти везде, в том числе в Канаде и Аляске.

Последний год он жил в Бруксайде, иногда на улице, скрываясь от полиции и сколотив небольшую компанию бродяг, в которой взял лидерство. Когда в городе началась заварушка и за короткий срок банды оказались уничтожены, Рафик планировал уйти, а потом задумался.

В восточной части города наступила анархия, а привычные каналы поставок крэка оказались разрушены. Даже горстка решительных и безжалостных людей способна в таких условиях взять Ист-Бруксайд под контроль. Почему бы ему не сделать это?

Силы, изворотливости и жестокости ему не занимать, в случае успеха можно добиться очень много. Поэтому Рафик дал указание собирать бывших членов банд и расспрашивал их о произошедшем.

Некоторых силой заставлял встать на свою сторону. Вот, как сейчас, когда его люди заманили и привели остатки банды «Адептов дьявола». Он приказал связать их и для начала избил одного металлической ножкой стула. Сейчас тот лежал, хрипло дыша, а Рафик предложил двум оставшимся вступить в его банду.

Они тут же согласились и Рафик Шрам довольно улыбнулся. Теперь можно работать дальше.

Будь проклят этот идиот Грубый Рэд, когда-то втянувший Шептуна во все это дерьмо. Наверное, в аду черти уготовили ему особый котел, с раскаленными добела крючьями по краям, кипящим пальмовым маслом и тремя острыми кольями на дне.

Почему тремя? Да чтобы черти-ассистенты сразу насадили гребаного Рэда на все отверстия, которые у него есть.

Вот что тихо говорил про себя Шептун, ведя свой двухдверный черный «Додж Коронет R/T» 1968 года выпуска с жесткой крышей и V8 образным двигателем «Магнум» мощностью 375 лошадиных сил. Он ехал через весь Лос-Анджелес на встречу с тем сумасшедшим парнем, который таскал на себе маску колдуна и уничтожал банды в Бруксайде.

Если бы не проклятый Грубый Рэд, то Генри Спирс никогда бы не встрял во все это дерьмо с этим психом. Этот взбесившийся придурок в последнее время совсем сорвался с цепи. Спору нет, он ловко уничтожил банды. Но при этом сломал всю сложившуюся схему.

В короткий срок он нарушил все планы Альянса угнетенных в городе и все поставки крэка на север оказались под угрозу срыва. Насколько слышал Шептун, действия этого психа встревожили картель Суа в Латинской Америке и заставили боссов Альянса заверить своих партнеров, что ситуация под контролем. Эти заверения стоили денег.

Кроме того, семья Феррарелла из Лос-Анджелеса тоже заинтересовалась происходящим, особенно после того, как псих разгромил банду ребят с улицы Честер, застрелив Изи Томпсона и других лидеров. А с этой бандой у Синдиката были свои связи и братья Феррарелла не могли позволить отстреливать своих товарищей, подобно взбесившихся псов на улице.

Так что этот придурок ходячий труп. Рано или поздно его прикончат. Но перед этим обязательно допросят и он может проболтаться про Шептуна. Очень даже может.

Потому что во время допроса первой степени все болтают. Поют, как в мюзикле на Бродвее, в полную силу. Даже если ему отрезать язык, его заставят все написать, что да как.

Поэтому этого психа надо кончать. Он, конечно, тертый и опытный парень, раз сумел продержаться так долго, но все равно смертен. Надо только сделать это чужими руками.

Не доехав до Афинского парка пару кварталов, Шептун остановил машину возле продуктового магазинчика и кондитерской и подождал пять минут. Посмотрел на часы.

Время уже вечернее. Десять часов, на улицах темно, но яркие фонари заливали светом асфальт. Вдоль дороги стояли другие автомобили, закрыв всю обочину.

Шептун грыз ноготь большого пальца на правой руке и глядел в боковое зеркало. Наконец, он увидел в зеркало, как сзади из-за улицы Фигероа выехал красный «Форд мустанг», медленно проехал по дороге и остановился рядом с машиной Спирса.

Впереди сидели два кубинца, еще трое на заднем сиденье. Все они молча и выжидающе посмотрели на Шептуна. Машина, ехавшая за ними, протестующе просигналила, но кубинцы в «Мустанге» не обратили на это внимания. Даже ухом не повели.

— Все по плану, — сказал Шептун и отчаянно закивал, стараясь убедить кубинцев, что он не обманывает. — Встреча через пять минут. На аллее парка, напротив супермаркета «Локос». Он будет сидеть на скамейке. Совсем молодой, почти школьник. Только смотрите, меня не зацепите.

Кубинцы промолчали. Только один, что сидел впереди, рядом с водителем, покачал головой. Кудрявые длинные волосы, доходящие до плеч, метнулись туда-сюда. Он был одет в черную футболку и синюю безрукавку, а когда положил мускулистую руку на раскрытое окно машины, Шептун увидел, что она вся покрыта небольшими шрамами, а на плече и локте татуировка с кинжалом, акулой и кораблем, плывущим по волнам. На запястье надпись на незнакомом языке, явно не испанском.

— Нет, гринго нужен нам живым, — глухо сказал он. — Так что просто делай свое дело, а мы сделаем свое.

Вот проклятье. Договоренность была совсем другая. Шептун пытался убедить собеседников:

— Подождите, как так? Мы же решили, что вы его прикончите. Его нельзя оставлять живым, он слишком опасен. Так нельзя, Эрнандес! Ты слышишь меня⁈

Пытаясь убедить кубинцев, он даже высунулся из машины, но те равнодушно молчали и смотрели на Шептуна. Так же, как слон смотрит на муравья, пытающегося добиться, чтобы тот уступил дорогу.