Николаю не терпелось поскорее отправить машины «в поле».

«Знаете поговорку, что беда не приходит одна? А про так называемый закон Мерфи, суеверие со Старой Земли? Мол, если есть малейшая вероятность случиться чему-то дурному, так и произойдет. Сложите одно с другим и выйдет точная формула жизни на Западе. Местные так и говорят: выживешь на фронтире – выживешь где угодно…»

Р.Р.

Из заметок о Западе, 22** год

22

Шла последняя неделя весны, и обстановка в Борей-Сити неизбежно накалялась – как в переносном смысле, связанном с враждой фермерских кланов, так и в самом что ни на есть прямом. Переход времен года выдался не на шутку жарким, и прометей, точно потешаясь над тонущими в бедах людьми, превратил западные степи в настоящую жаровню. Люди сходили с ума, плавились прямо на улицах, как бруски сливочного масла. Город трясло и лихорадило от невыносимой духоты.

Тем временем пересуды об отсутствии новостей в деле Ящинского-младшего с каждым днем все сильнее набирали градус остроты, грозясь вылиться в призывы к самосуду. Слабой отдушиной для офицеров полицейского управления в эту пору стала работа с высланным из Большого Кольца поисковым отрядом андроидов. Раз в сутки посменно законники приезжали на загородную станцию и обрабатывали пересылаемые синтами отчеты. Сектор за сектором, машины усердно прочесывали Каньон Волчьей Песни и докладывали о находках, вернее, пока что об отсутствии таковых.

Залегший на дно после пожара, на стыке месяцев объявился Михаил Моргунов. Желая помочь с поисками, он предоставил законникам в пользование полудюжину работающих от прометея аккумуляторов, дабы полицейским не приходилось всякий раз возить ищеек в город на дозарядку. Аккумуляторный лагерь разместили близ каньона, и андроиды барражировали между ним и местом поисков, словно зацикленный роботизированный паровозик. Следить за синтетиками, а также дорогостоящей техникой была отряжена Максим со стороны полиции и, конечно, один из прихвостней самого бизнесмена. Учитывая недавно открывшуюся близость некоторых идей Михаила девушке-офицеру, Давыдов счел это логичным разменом.

В такой накаленной обстановке, однако пока не выплескивающейся за края бурлящего городского котла, пролетело несколько дней усердной работы.

Все изменилось на излете месяца – будто по злосчастному совпадению, в самое жаркое в году утро. Николай Давыдов, только закончив с отчетами из каньона, вышел с полицейской станции на «Глотке», когда в кармане тревожно загудел коммуникатор. С входящим вызовом прорывался один из Князевых. Близнецы все еще занимались ежедневным патрулированием Фермерского тракта, и всякий раз, как девайс высвечивал их имена, Николай отвечал не иначе как с замиранием сердца в ожидании неизбежных дурных новостей. Они долго не приходили, эти дурные вести, но вот, наконец, пришли.

На объездной дороге недалеко от водонапорной башни нашли тело Алексея Ящинского – почти точно в том месте, где многим раньше разразились первые стычки между его семьей и соседями Акимовыми. Мужчину замучили до смерти. Ноги переломаны, всюду отметины от ожогов, на шее след от петли. Жертву, несомненно, пытали или, как говорится, допрашивали с пристрастием. Когда Давыдов подоспел на место, – а несся он со склона горного хребта так, что затем немало удивлялся, как не сиганул вместе с байком в пропасть на одном из крутых поворотов, – тело несчастного еще было привязано к забору на границе владений Ящинских. Коронеры провели первичный осмотр и готовились грузиться для транспортировки в местную больницу. Своей лаборатории патологоанатома в управлении Борей-Сити не водилось, так что в таких случаях законникам приходилось делегировать власть над расследованием. Недолго думая, Николай приказал первому помощнику отправляться в госпиталь вместе с телом, дабы держать коллег в курсе поступающих подробностей.

Когда машина потерялась за поворотом на Тракт, Давыдов с Камиллой встали посреди дороги и тяжело вздохнули. Оба предвкушали новую волну народных волнений.

– Знаешь, на Старой Земли была такая варварская разновидность казни… – пространно произнес Николай, взглянув на подчиненную. – В книжке прочел. Во время прилива человека привязывали к столбу вблизи берега. Чтобы вода доходила не выше ступней, представляешь? – (Камилла пробурчала что-то бессвязное в ответ). – Уровень моря постепенно поднимался, – так или иначе, продолжил начальник. – День за днем. Сантиметр за сантиметром. Доходил до колен. Затем до пояса. До груди. Уже вскоре до подбородка. Наконец прибой доставал до рта и до носа. Жертве приходилось задерживать дыхание. Это лишь кажется просто. Со временем все труднее – хватать воздух меж ледяными волнами, бьющими в лицо. Человека охватывала истерика, инстинкт самосохранения давал сбой. Человек начинал хватать воздух все усерднее, но совершенно без разбору. Глотал воду и медленно захлебывался от попыток спастись. Когда начинался отлив, вода уходила, и на столбе оставалось висеть бездыханное тело.

Пораженная зловещим монологом старшины, Камилла тем не менее не растерялась:

– К чему мрачные мысли, босс? – спросила она.

– Лишь к тому, что я ощущаю себя в положении человека, обреченного на погибель, – ответил Николай. – Моя казнь грядет. Вода прибывает. Метафорически, конечно, – натужено улыбнувшись, оговорился начальник. – Злоключения последнего времени, начиная пожаром и заканчивая трупом сегодня, будто приближают меня к моменту, когда я начну захлебываться. Боюсь, инстинкт самосохранения подведет меня, как тех несчастных со Старой Земли. Вот бы не натворить еще больших глупостей…

Камилла ткнула Давыдова в плечо: по-дружески, словно пытаясь образумить его.

– Какой от всех нас толк, если не прикроем, Николай? – посмеялась она.

Девушка не намеревалась уступать пессимизму и для коллеги желала того же. Даже не для коллеги, а скорее для друга, так как все чаще на пару с первым помощником они звали старшего офицера на «ты», чего, к слову, не допускали в беседах с Громовым. Пожалуй, при всех изначальных различиях и скрытых конфликтах, которые заставляли Николая глядеть на подчиненных, как на кучку провинциальных клоунов, а тех, наоборот, на нового начальника, как на напыщенного выродка мегаполисов, бедствия последнего времени сплотили хотя бы их троих куда прочнее, нежели долгие отношения с Василием Громовым – наставником и своего рода вторым отцом. Они прошли часть трудного пути вместе и в преддверии новых суровых испытаний не собирались рушить того, что построили.

Впервые по-настоящему придя к этой мысли, Николай убрал горькую ухмылку. Он без слов поблагодарил Камиллу за поддержку, похлопав ее по плечу. Затем резко обернулся. В нескольких метрах от того места, откуда недавно стащили Ящинского, близнецы опрашивали фермеров, обнаруживших труп. Оба братца стояли к Давыдову спиной. В одинаковой форме и идентичных светло-серых шляпах, Князевы были неотличимы как две капли воды.

Николай, впрочем, глазел не столько на подчиненных, сколько на испуганных горожан. Обливаясь потом и извиваясь, как угри на сковороде, фермеры выглядели совершенно жалко. Трудно было поверить, что эти люди, с топорными фронтирскими чертами и круглогодичным загаром, прожили жизнь на Западе, но не научились с достоинством встречать жестокость. В то же время ничтожный их вид отчего-то вселял в Давыдова уверенность. Она током бежала по телу старшего офицера, заряжая его, как от сети заряжаются андроиды.

– Чего, считаешь, нам ожидать? – ни с того ни с сего обратился Николай к Камилле.

Девушка задумалась, вздрогнула и, развернувшись, чуть не налетела на коллегу.

– В плане? – растерянно переспросила она.

– Дело Ящинского выглядит скверно. Алексея не похищали ради выкупа, и это отнюдь не была инсценировка. – Давыдов удрученно покачал головой: – Будут последствия…

– К гадалке не ходи, – сказала Камилла и нахмурилась.