Услышав ответное признание, Николай не знал, как ответить, и лишь удивленно пожал плечами. Эти месяцы он почему-то наивно полагал, что в своем жизненном пути он уникален и одинок. Что не бывает на свете других таких неудачников, которые бы сумели увести жизнь с кропотливо намеченного маршрута одним хреновым решением. Вот теперь выяснилось, что такое случается сплошь и рядом, с другими людьми, и Давыдов попросту не представлял, что делать с этой новейшей моделью мира. Он мог лишь удивляться, каким странным образом их с Бобби пути пересеклись в этом ничем не примечательном месте под названием Борей-Сити, чтобы они поделились друг с другом историями и, быть может, сумели помочь. Ведь Николай действительно нуждался в помощи. Именно в ту самую новогоднюю ночь, хотя будет вернее, в последовавшее за ней безумное утро, когда перед ним открылись истинные значения пьяных выходок, молодой офицер лишился доверия к себе. Высылка на Запад должна была избавить от всякого рода ответственностей, однако на деле с первого дня в Борей-Сити и той газетной заметки какой-то невыносимый груз давил на его хилые разуверившиеся в своей мощи плечи. Его приступы паники, споры с коллегами, острое желание запрыгнуть в первый попавшийся поезд и укатить подальше от Борей-Сити – все они имели происхождение из той несчастливой новогодней истории. Только в компании Бобби каким-то поразительным образом Николай не ощущал ни капли давления. Точно так, как сама девушка рядом с Давыдовым начинала снова чувствовать вкус к жизни, хотя пока боялась себе в этом признаться.

Пускай молодые люди условились больше не говорить о прошлом друг друга, Николай невольно прокручивал в голове предыдущие их встречи и не мог не догадаться теперь, почему раньше Бобби вызывала в нем столь противоречивые чувства. Он внезапно осознал, что лишь этим вечером сумел увидеть частичку – пока не целиком – истинной ее личности. Что каждый раз он словно знакомился с Бобби по-новому, и вот, наконец, их четвертое первое знакомство дало плоды. На самом деле она не являла собой загадочную романтичную барышню, каковой предстала в первую встречу. Этот образ, несомненно, был фальшью, а умер давным-давно от рук ее бывшего. Она не являлась и той строгой деловой дамой, которую Давыдов повстречал позднее. Эта сторона ее личности, брезгающая всеми связями и закрывающая глаза на любые интересы, кроме тех, которые приносят осязаемую пользу, была показной броней, надеваемой время от времени, чтобы спасаться от навязчивости мира. И она точно не была неуверенной в себе мамашей, какой могла показаться в утро, когда Николай познакомился с Сашей. Это был какой-то временный неестественный порыв, вызванный, скорее всего, обстоятельствами того дня. Все-таки Громов, по признанию девушки, много значил для нее, был в некоторой степени опорой в Борей-Сити, хранителем тайны. Настоящая Бобби же оставалась где-то посередине между всеми этими гранями непростой и не поддающейся анализу личности. Она находилась теперь на расстоянии вытянутой руки от Николая. Была достаточно сильна, но чувствительна, чтобы с одинаковой простотой и улыбкой рассуждать как о самых мрачных днях собственной жизни, так и о всяких глупостях. Вроде: одержимости дочки Атомным Вороном или любимых вкусов молочных коктейлей, которые, ей-богу, никогда не выйдут из моды, во всяком случае, пока человек совсем не разучится наслаждаться маленькими радостями жизни.

В конце концов, когда вечер подходил к завершению: фильм закончился, люди сонные, но довольные стали разъезжаться по домам, – Давыдов не мог не быть благодарен судьбе, что она свела их в эту чудесную фронтирскую ночку. Именно в этот момент, увидев машущих им из толпы первого помощника с невестой, его осенило, что судьба тут совершенно ни при чем. Несомненно, все дело только лишь в Диане. Она подстроила этот вечер, догадался старшина. Видимо, услышала в школе, как Саша зазывает приятелей пойти в кино, и потому пригласила Николая именно в эту ночь. Когда они встретились у автомобиля, Давыдов, впрочем, не подал виду, что раскусил планов сводницы. Все же был втайне благодарен невесте Антона, что она проявила странную инициативу, хотя на это ей даже не намекали.

Единственное, о чем не мог не сожалеть Николай – это о том, что с завершением ночи ему придется отложить в сторону мысли о Бобби и сосредоточиться на насущном. До облавы оставались считанные дни, и, если затея полицейских с треском провалится, возникшая между ним и девушкой связь не будет иметь смысла. Ведь Давыдова, конечно, с позором погонят из Борей-Сити. Он много думал об этом, пока возвращался пешком в общежитие, и как никогда раньше подобная перспектива болью отозвалась в его сердце. Теперь он не просто мирился с тем, что нашел подходящее место, но искренне верил, что судьба просит удерживаться за него что есть сил. Нет, такими связями не разбрасываются, заключил Давыдов, уже когда вернулся домой. Подобные вещи случаются раз в жизни, а с многими не случаются вовсе.

Будучи в замечательном расположении духа, Николай, рухнув в постель, моментально уснул и впервые за долгие недели спал крепко и без сновидений, словно на свежем воздухе. А вскочив рано утром, твердо решил сделать все, чтобы охота на бандитов увенчалась успехом. Как только это произойдет – он непременно пригласит Бобби на настоящее свидание.

«Если вы слышали поговорку со Старой Земли, мол, человек человеку – волк, то вам уже известно, как лучше всего описать взаимоотношения на Западе. Вы не найдете на всем белом свете другой такой земли, как фронтир, чтобы человек был настолько груб и нетерпим к ближнему; настолько слеп к собственным порокам, порицая чужие; так явно считал выше собственного достоинства ставить себя на место несчастного собрата. Узколобость и черствость – вот что в чести у фронтирцев. Склонить жителя Запада к безвозмездному доброму делу – задачка потруднее, чем переспорить гравитацию…»

Р.Р.

Из заметок о Западе, 22** год

35

Порой так случается, что событие, которого ожидаешь с непомерным нетерпением, до которого отсчитываешь дни один за другим, является на порог совершенно внезапно.

Именно так получилось со днем полицейской облавы на Призраков Охоты. Начальство из Большого Кольца сообщило мэру Леонову о высылке порожнего состава ровно за неделю. Все семь дней борейские офицеры, равно как остальные жители города, находились в жадном предвкушении – каждые по своей причине. Все же ранним утром среды, когда из дома в дом разнеслась весть о скором прибытии поезда, каждый был застигнут ею врасплох. Явившись на службу на пару часов раньше обычного, Николай Давыдов застал подчиненных суетящимися с утроенной силой. Словно всех тех обременительных приготовлений, в которых пронеслись последние дни, было недостаточно, и в последний момент внезапно обнаружилась еще тысяча незаконченных дел, необходимых для успеха предприятия. Николай слукавил бы, сказав, что нервозность коллег не передалась ему. Далеко не сразу удалось взять себя в руки и успокоить накалившуюся обстановку.

Прибытие наживки на печоринскую станцию, где ее обещали задержать и подготовить люди Папы Нестера, меж тем планировалось на полдень по местному времени. Едва прометей завис над горной грядой на востоке, предвещая приход очередного изнурительно жаркого дня, офицеры под началом Давыдова выступили из штаба и собрались на парковке привокзальной гостиницы. Им требовалось утрясти последние детали авантюрного плана. К значительному негодованию старшины Антон Минин, на плечи которого возлагалось руководство облавой из Борей-Сити, опоздал почти на двадцать минут. Он объяснил это тем, что ездил на станцию на «Глотке», откуда вечером, несмотря на неоднократные напоминания Давыдова, запамятовал забрать автомобильные глушилки. Без того на нервах, Николай не поверил отмазкам первого помощника. Решил, что со стороны Антона это очередной нелепый протест, который, так или иначе, необходимо пресечь на корню, пока операция не пошла прахом.