Ему хотелось расспросить музыкантшу, узнать, что она имеет в виду, однако девушка явно спешила вернуться на сцену, да к тому же навязчивость могла отпугнуть ее.

Когда незнакомка, огибая скамью, прошла рядом Николай только спросил:

– И многие в городе полагают, как вы, что Громов мертв?

– Берегите себя, – отозвалась девушка.

Она, не обернувшись, поспешила в направлении «Пионера». Давыдов стоял, смотря ей вослед. Ее силуэт несколько раз потерялся в тени дороги, затем, как вспышка, мелькнул под вывеской и пропал из виду, слившись с выходящей из заведения компанией.

Офицер настороженно огляделся и в задумчивости побрел в общежитие.

До самого сна он прокручивал в голове последние слова неожиданной собеседницы, и всякий раз, вспоминая их, все с большей серьезностью воспринимал как вскользь брошенное предостережение. Затем усталость сменила беспокойные мысли на безмятежное забытье.

Так завершился для Николая Давыдова первый день в Борей-Сити. Первый день новой жизни на Западе и последний в череде тех, про которые в глубокой старости говоришь, будто тогда и не жил по-настоящему.

«Глупец тот, кто, отправляясь на Запад в поисках нового начала, полагает, будто в этих краях человек – один человек! – способен выйти из-под гнета корпоративного кнута. Я цеплялся за тысячи ниточек. Я потратил не один год, чтобы отыскать такую личность, но, увы, не отыскал. И вы не отыщите. Такого человека попросту не существует в природе…»

Р.Р.

Из заметок о Западе, 22** год

6

На следующее утро после прибытия нового начальства племянница городского мэра Камилла Леонова явилась на службу заметно раньше обычного. Она плохо спала, вскочила ни свет ни заря. Когда по улицам разнесся ленивый шестичасовой звон, девушка уже пересекала центральную площадь в направлении штаба и по старинной традиции приветствовала ранних прохожих деловитым потрепыванием широкой, несколько на мужской манер шляпы.

Хозяева городских лавок еще не успели подмести полы и перевернуть таблички на: «ОТКРЫТО», – когда Камилла переступала порог оперативного зала. Каково было удивление, когда она обнаружила, что в столь ранний час работа в управлении уже вовсю идет своим чередом. На излюбленном месте в углу, за терминалом, позевывая, корпел Антон Минин, а, проходя мимо распахнутой двери начальства, девушка зацепила взглядом и напряженную фигуру Николая Давыдова. Хотя больше в помещении не было ни души, в воздухе висела та странная удушающая атмосфера кропотливой работы, которую способен создать даже один человек, если он достаточно усерден. Леонова не могла не отметить, что впервые с момента пропажи Громова она ощутила тяжесть той атмосферы, и это позабытое чувство, хотя застало врасплох, было приятно. Парадоксально оно обременяло и в то же время предавало бодрости.

Камилла, не скрывая невольной улыбки, подскочила к столу первого помощника.

– Признайся! С самой ночи тут? – обратилась она к Минину, комично вздернув брови.

Антон машинально усмехнулся, не отводя взгляда от экрана, однако затем откинулся в кресле и покачал головой.

– За себя отвечу, что нет, – проговорил он, наконец взглянув на подругу. – Полчаса как пришел, а господин Давыдов уже на месте.

– *Господин* Давыдов, – шепотом передразнила Камилла.

Ироничная серьезность, впрочем, моментально сошла с ее лица, потому как первый помощник сердито нахмурился.

– Надо отдать должное, – сказал Антон вполголоса. – Босс вознамерился перебрать все дела, которые мы вели до исчезновения. Чтоб быть в курсе событий, так сказать. И наверняка сдюжит. Такой темп взял! Его как собака за задницу тяпнула.

– Что я слышу? – вдруг насупившись, спросила Леонова. – Ты словно восхищаешься…

Минин отмахнулся:

– Не болтай чепухи. Я просто говорю, что приятно видеть человека, приезжающего не прохлаждаться, а делать дела. Может, мы поспешили, – неуверенно заключил он через паузу.

– Кажется, я поняла. – Камилла стукнула товарища кулачком в плечо, как бы издеваясь над ним. – Да-да. Стоило разок выпить вместе, и вы уже скорешились…

– Это было несколько часов назад. Когда ты уже услышала?..

– Как будто ты не знаешь наших…

Молодые люди прыснули, и следом подступившую тишину прорезал голос Николая Давыдова. Новоиспеченный начальник, не удосужившись выйти из кабинета, осведомился, не Леонова ли явилась на службу. Сделавшись вдруг серьезным, будто вспомнив чрезвычайную важность, Минин отозвался, мол, она самая.

– Сказал о нашем разговоре?! – сразу вновь выкрикнул Николай.

– Нет, босс. Она сейчас подойдет!

– Я жду!

Камилла, оказавшись меж двух орущих коллег, демонстративно заткнула уши, а затем, сорвав с головы шляпу, вопросительно пожала плечами: о каком таком разговоре речь.

Впрочем, первый помощник почему-то посчитал лишним отвечать. Уткнувшись носом обратно в монитор, он показал на дверь головного кабинета.

Девушка недовольно фыркнула и, как обреченная, побрела прочь.

Несмотря на радикальную смену владельца, кабинет выглядел пока точно таким, каким Камилла помнила его в последние недели под началом Василия Громова. Без того невеликое помещение, переделанное когда-то в личную конторку старшего офицера из комнаты зарядки синтетиков, оно было безобразно захламлено ящиками с печатной документацией, в которую пропавший начальник любил зарываться, как ящерица в песок, а также всякой малополезной аппаратурой, присылаемой иной раз из Большого Кольца без всякого ведома, что в крохотных городках Запада в подобных приспособлениях совершенно отсутствует надобность. Были это в большинстве своем примочки для патрулирования и прочей работы «в поле». Блокираторы двигателей, универсальные глушители синтетиков, парочка громоздких дронов для ведения слежки с воздуха, старенький прототип тактического шлема для отрядов спецназа. Части этих вещей самое место было на оружейном складе, остальным, говоря начистоту – на помойке, и все же прежний старшина предпочитал держать их при себе. Вероятно, по старинке полагая, что дорогим игрушкам до́лжно находиться на виду, даже если те абсолютно бесполезны.

Так или иначе, среди этого хлама, откинувшись в кресле чуть ли не до горизонтального положения, устроился Николай Давыдов. Облачившийся в первый официальный день у руля корпоративной полиции в местную униформу: темно-синюю куртку, того же цвета брюки и светлую рубашку, – он пугающе напоминал предшественника трех-трех с половиной десятков лет давности, когда тот только заступал на вакантный пост. Камиллы тогда не было даже в планах родителей, когда Громов уже раздавал приказы подчиненным с этого самого места и порой из этой же самой позы. Однако она видела немало молодых фото бывшего начальника в дядиных архивах и потому не могла не отметить, как все-таки циклична жизнь в маленьких поселениях, вроде Борей-Сити. Что люди и целые поколения, сменяющие друг друга в этом бесконечном потоке времени, на самом деле ничего не меняют, а сами никуда не движутся. Приходя к концу пути, в реальности лишь вновь оказываются в его начале; словно насекомые, бегущие вперед по нескончаемой поверхности ленты Мебиуса. Николай невольно казался ей доказательством этой безумной и несколько грустной концепции.

Когда Леонова вошла в кабинет, офицер в задумчивости разбирал уже миллионную за утро кипу бумаг, оставленных предшественником. Завидев девушку, он искренне заулыбался, будто ничему в жизни не был так счастлив, как внезапно раннему появлению Камиллы на его пороге. Несмотря на внешнее сходство, Давыдов являлся полицейским и тем более человеком совершенно иного типа, нежели Василий Громов. Отнюдь не любителем просиживать штаны в управлении и, определенно, не фанатом спокойной бумажной работы, которая для того была подобна медитации, возможности погрузиться в себя, отрешиться от мирских проблем. В том была еще одна неожиданно привлекательная черта нового начальника, которая сулила жадной до авантюризма Камилле то, чего ей, при всем уважении к человеку, приведшему девушку в полицию, не доставало первый год службы. Может, прав Антон, подумала она, устраиваясь на единственно свободном местечке в кабинете – на краешке стола, – и не следовало поспешать с выводами по поводу случившегося назначения.