Слишком занятый в последнее время, Давыдов не обращал внимания, но теперь, когда негодование полилось через край, вдруг понял, что каждый вечер в «Пионере» он становится свидетелем, как народ настраивает соседей друг против друга, будто им в радость. Вопреки здравой логике, благодаря которой люди обычно стремятся сбалансировать раскачивающуюся лодку, жители Запада все делают наоборот.

Николай неизбежно пришел к выводу, что фронтирцы – за редчайшим исключением – являются представителями того странного подвида людей, которые почти одинаково трясутся в страхе от трудных времен и тащатся от них, точно от наркотика. Отнюдь не потому, что это такая универсальная отмазка, оправдание на все случаи жизни, чтобы не получать тумаков за неудачи. Но потому как существование через боль и непрекращающийся скулеж заложено у этих людей в генах. Это самая их суть. Неотъемлемая часть нездоровой природы.

Давыдов был, без сомнения, человеком другого сорта. Он задыхался в такой атмосфере нескончаемого нагнетания «худшего». Чувствовал, – так отчетливо, как ничто другое в жизни, – что, если не исправит ситуации в кротчайшие сроки, точно не выдержит того, что последует на пике борейского аттракциона безумия.

19

Следуя дурной традиции последних недель, что привело даже к народным волнениям, впрочем, быстро затухшим из-за охватившей Запад предлетней духоты, расследование налета на бордель не явило результатов.

От вооруженного столкновения фермерских кланов Борей-Сити теперь отделяло лишь то, что схваченный наследник являлся своего рода бельмом на семейном глазу. Действовать без прямых доказательств участия Акимовых родственникам не доставало решимости. Дело в том, что, взрослый мужик тридцати двух лет, Алексей Ящинский прослыл заядлым игроком и просто известным на округу кутилой. Как выяснилось уже после беседы Николая Давыдова с городским мэром, похищенный являлся не только завсегдатаем борделя «У Мэл», но также частым гостем известного борейского казино «Счастливчик Вик» и нескольких менее броских учреждений, дарующих дурачкам шанс как поправить финансовое положение, так и влезть в долговую петлю на остаток жизни. По второму Алексей Ящинский и считался специалистом.

Объездив, по словам знакомых, едва ли не все земли вдоль западной границы региона, он везде умудрился вляпаться в ту или иную завязанную на деньгах историю. Дважды его уже похищали по молодости, надеясь вытрясти карточные долги, и трижды вывозили под дулом пистолета в пустыню ради острастки. Однако Алек – так звали его знакомые, проститутки и знакомые-проститутки – все равно оставался верен разгульному образу жизни. Семья до того намучилась с похождениями горе-наследника, что всякий раз за последние годы божилась не вызволять парня из очередной передряги. Но в критический момент передумывала – видимо, не в силах смириться с мыслью, что станет виновницей бесславной его погибели.

Эти щекотливые обстоятельства, как говорили в народе, и были решающими нынче, на фоне открытого противостояния с Акимовыми. Не с одним другим членом семейства у клана Ящинских не возникло бы столько сомнений, сколько с Алексеем, что соседи замешаны в его похищении. Это мог быть с равной долей вероятности как отчаянный план оппонентов, так и приключившаяся на фоне распри несуразица.

В любом случае, положение в Борей-Сити, будто в печи, накалилось до невозможного. Голодная до зрелищ фронтирская публика проводила последние деньки весны не иначе как в иступленном нетерпении.

Обо всем, что касается пикантных подробностей жизни Алексея Ящинского, только и направленной на то, чтобы создавать проблемы окружающим, полицейские узнали напрямую от знакомых бедового наследничка, многие из которых в тот или другой период разделяли с ним часть этих бед. Один из таких наиболее верных соратников выехал в Борей-Сити откуда-то от границы, едва услышал о похищении. Так совпало, что он прибыл аккурат в утро, когда город – офицеры корпоративной полиции особенно – готовился встречать долгожданный груз из Большого Кольца. Проводить разговор с молодым человеком, весьма щегольского вида и с труднопроизносимой фамилией, пришлось лично Николаю. Братья Князевы на неделю были отряжены патрулировать Тракт – на случай, если ситуация с конфликтом семей вдруг выйдет из состояния затишья; тем временем старик Хоев в связи с прибытием в город корпоративной подачки отправился на заседание «совета старейшин» – в ратушу; а Камилла заканчивала за близнецами пустяковое разбирательство на шахте. Наиболее важное дело доверили первому помощнику. Минину предстояло встретить грузовой состав на станции и проследить, чтобы андроиды-ищейки были переданы в пользование полиции без проволочек, хищений и прочих безобразий фронтирской бюрократии. Так единственными свободными офицерами на первую половину дня и оказались Максим да сам глава борейского управления.

Давыдов с радостью отдал бы первенство в ведении допроса в опытные женские руки, однако приехавший издалека щеголь ожидаемо оказался тем еще кретином. Он грубил и был вызывающ, и старший офицер смекнул, что своенравная Максим скорее выбьет парню зубы, нежели добьется от него помощи в деле Ящинского. Пришлось вступить в разговор самому – ситуации это особо не пошло впрок, однако полицейские хотя бы добились пары значимых признаний, вроде того, что лет восемь назад Алек уже инсценировал собственное похищение, чтобы деньгами семьи выплатить позорный долг по рулетке. Закончилась история более чем скверно, и семье Ящинских пришлось хорошенько попотеть, чтобы местные власти спустили все на тормозах. Удивительным образом слухи об этой несчастной попытке стрясти денежек с богатых родственников не добрались до родных краев, иначе наверняка это новое похищение вызвало бы настоящий переполох в недремлющих сплетничьих кругах. Давыдову с Максим пришлось пообещать, что они не станут распространяться о случившемся много лет назад. В то же время эта история окончательно дала понять полицейским, почему семейство Ящинских повело себя так бездеятельно, как не повели бы другие на их месте.

Так или иначе, приятель Алексея поспешил убраться из управления тотчас, как к нему кончились вопросы. По-видимому, парень частенько хаживал в подобные представительства фронтирских законников и отнюдь не в качестве помощника следствия. Запаса терпения едва хватило на одну беседу.

Николай выпроводил парня из штаба и, как двери, затворившись, привычно хлюпнули, обернулся в зал:

– Ну ничего себе история, – обратился он к Максим. – Какие мысли?

Девушка во время разговора сидела неподвижно за одним из терминалов, однако, когда допрашиваемый удалился, поспешила закинуть ноги на стол. Отклонившись назад, скрестила руки под пышными грудями и заметно насупилась. Без сомнения, Макс готовилась выдержать одну из своих напряженных пауз, когда совершенно не ясно, как она ответит.

Николай успел подойти вплотную, прежде чем девушка подняла глаза на собеседника.

– На Западе и не такое услышишь, босс, – наконец проговорила она. – Мне все больше кажется, что Акимовы ни при чем…

– Серьезно?

Максим, только сильнее нахмурившись, кивнула.

– Почему, собственно, нет? Дерьмо случается постоянно. Не успеваешь оглянуться, как все покатилось к херам. – Все-таки среди офицеров Максим выражалась хлеще всех. – Думаю, Ящинский влип в очередную историю, и, воспользовавшись ситуацией, его тяпнули у нас из-под носа. Остается надеяться, вернут в целости и сохранности.

– Полагаешь, мы отчасти виноваты? – переспросил Давыдов.

– Разве я так сказала?

Николай развел руками, мол, ее слова прозвучали как упрек.

– Стоит напомнить, – раздраженно сказал начальник, – что ты была здесь с нами, когда все случилось? Мы ничего не могли предпринять.

– Я не в прямом смысле, – покачала головой Максим. Ее удрученность вдруг сменила насмешливость, будто девушке было в удовольствие злить старшего офицера. – Отнюдь, босс, – бросила она. – Я про то, что мы отпустили вожжи в тот день, как пропал старшина Громов. Это не ваша вина. Даже не наша. Наверное, – осеклась Максим. Однако договорила: – Просто стоило схватить Борей-Сити за яйца, как только случился пожар, и поднялась буча. Надавить на Ящинских, даже если они не причастны. Это показало бы нашу силу.