Между тем никто из офицеров не стал бы отрицать, что в целом они избавили город от бессчетного числа темных личностей, промышлявших нечистыми делишками для Моргунова. Все, кто был захвачен в особняке бизнесмена, понесли то или иное наказание. Не имея больше влиятельного покровителя, наемники в большинстве решились на сделку с Большим Кольцом. Те, кто успел оговорить нанимателя в первую волну чистосердечных признаний, отправились отбывать сроки в трудовые зоны на Востоке, что было для них, несомненно, немалой удачей. Остальных же оставили на фронтире: быстро распределили по перевоспитательным колониям разного класса строгости, разбросанных по Западу. Там они остались отрабатывать долг перед рудной компанией. Ироничное наказание для замышлявших против корпоративного режима.
Неожиданно порядочно «СидМКом» распорядились наследием собственно Моргунова. В городе предполагали, что мстительные «рудники» бросят его имущество и недвижимость на растерзание местным воротилам словно бы в назидание будущим бузотерам, однако Большое Кольцо, по-видимому, решило не портить нежданно сложившейся благодетельной репутации. Они заморозили активы бизнесмена, опечатали поместье, близлежащую ферму, значительную площадь Треугольника, где руководил Михаил, а кроме того, привлекли управление Николая, чтобы прилюдно опломбировать шахту. При всем этом ни единого юкойна не было изъято из его состояния. Богатство Моргунова сохранили ровно в том виде, в котором оно скопилось на момент его смерти, и рудная компания даже оплатила услуги особого адвоката-сыщика, дабы отыскать наследников оставленных бизнесменом миллионов. В Борей-Сити на этот счет вели всякие толки, но большинство сходилось на том, что дела Михаила рано или поздно уйдут его сестре, коли ее разыщут. Однако по истечении многих месяцев бесплодных поисков горожане отчаялись ожидать, что когда-нибудь состоянию бизнесмена найдется законный наследник, и потому даже преисполнились к Моргунову некоей жалостью, которой никогда не бывало при его жизни. А вместе с тем стали жадно потирать руки, предвкушая, что вскорости никому не нужное богатство задаром уйдет с молотка.
За этой обычной фронтирской рутиной, сезонными переменами настроений и прочими делами минуло немногим больше месяца, и авантюры взбунтовавшегося дельца окончательно сошли с уст народной молвы. На фоне охладевшего интереса к аферам бизнесмена Призраки Охоты, которые, в сущности, уже не являлись Призраками в прежнем значении, развернулись на раскопках как следует. Люди Констанции, стремясь не нарушать покоя рудной компании, приглядывающей за моргуновской шахтой, пробились к шаттлу с другой стороны хребта. Там они обустроили лагерь: опорный пункт, отвечающий за переправку обнаруженных артефактов на поверхность.
Как предполагалось, улов жителям Сима достался более чем внушительный. Работы по извлечению обломков вели денно и нощно, и все же находкам, казалось, не будет ни конца, ни края. Грузовики с добытым добром один за другим перегоняли в город под покровом ночи, и Сим вскоре превратился в большую сортировочную фабрику. Со слов Констанции, волонтеры мигом заразились энтузиазмом – впервые со дня обрушения шахты у жителей действительно появился смысл к существованию. Многие верили, будто сама фронтирская земля воздает им за годы терпения и прошлые невзгоды, предоставляя шанс возродить родное селение из пепла нищеты и разрухи. Даже сертифицированный циник Сергей Леонов вынужден был признать, что тут впрямь улавливается толика небесной справедливости.
Между тем из всех, кто прямо или косвенно знал о тайной операции Призраков, только Николай Давыдов никак не мог добраться до раскопок, чтобы взглянуть на проделанный труд воочию. Из-за глубокой тоски, одолевшей его после расставания с Бобби, старшина проводил немало времени в бесплодных раздумьях касательно того, верно ли поступил, иными словами, во внутренних спорах с собственным эгоизмом, и потому не успевал многого, что при прочих обстоятельствах уже давно было бы сделано. Так, наконец подыскав себе в городе пристойное жилье, – а жизнь в общинном доме уже порядком осточертела Давыдову, – он тем не менее не спешил меблировать его и обустраивать. Это заметно злило Камиллу, поскольку она надарила старшине на новоселье целую гору сборного гарнитура. Николаю пришлось признать, что его руки не доберутся до него в ближайшем будущем, а потому он переселил к себе Лектора ради помощи по хозяйству. Андроид был вовсе не против посожительствовать с человеком.
Ничуть не большего прогресса Николай добился и в отношении новичка, выписанного Большим Кольцом. Если двое других офицеров освоились быстро, то юный идеалист норовил вляпаться в неприятности на каждом шагу. Давыдов вынужден был нянчиться с парнем, как с сопляком, попутно переживая, чтобы тот не пронюхал о серой морали местных законников. Все это свинцовым грузом нависало над головой старшины, норовя сорваться с тонкого троса в любую минуту.
Николаю хотелось отвлечься на что-то не касающееся службы. В один из выходных он наконец принял приглашение Констанции посетить раскопки.
Старшина выехал из дому вскоре после заката. Стоило пересечь окружную магистраль, полицейский байк потонул в иссиня-черном просторе пустоши, точно камешек, брошенный в ночное небо. За городом воцарилась непроницаемая тишина. Мерное жужжание электроцикла казалось ревом стартующего с поверхности космического корабля, а все мысли, беспрестанно роящиеся в голове – какофонией голосов целого мегаполиса. Офицер тем не менее плавно, не сбиваясь, рассекал вечерний полумрак, все дальше уносясь прочь от Борей-Сити. В последнее время такие поездки за город, одинокие вояжи по бескрайним просторам степи, стали носить медитативный характер.
С Констанцией условились пересечься за хребтом, на стороне Сима, почти в километре от злополучной шахты. Николай промчал мимо погоревшего лагеря и не повернул головы, как будто это место не значило для него ровным счетом ничего. Когда он подъехал к условленной точке, где никто не мог увидеть их вместе, женщина уже поджидала офицера. Она облачилась сегодня в один из тех темных балахонов, в которых Призраки совершали рейды, и, оставаясь в стороне от света автомобильных фар, была практически неразличима в полутьме. Собственно, Давыдов, остановившись, сперва услышал ее голос и только затем увидел знакомую.
– Пересаживайся, – бросила та старшине, показавшись из мрака. – Дальше повезу сама.
Николай не спорил и заглушил мотор.
Пока взбирались по серпантину к лагерю, по большей части говорили о всякой чепухе. Констанция поведала уморительную, по ее мнению, историю, имевшую место несколько дней назад на раскопках. Компания юных старателей, трудившихся в грузовом отсеке, взволновала лагерь небылицей, будто в обломках корабля водится привидение. Они пробивались в один из закрытых блоков, до которого, очевидно, не успели добраться люди Моргунова, как внезапно за массивными стальными воротами, крепко-накрепко запертыми уже не одно столетие, стали доноситься престранные звуки и будто бы даже человеческая речь. Помимо того, что это было крайне иронично, что Призраки натолкнулись на призрака, явление казалось еще и непомерно жутким. Ворота не удавалось открыть несколько дней кряду – они прилично повредились при падении, – и все это время рабочим приходилось слушать доносящиеся с другой стороны вой, скрежет и пронизывающие до мурашек голоса. В конце концов кому-то в лагере пришла идея перекрыть подачу электричества во вспомогательные помещения шаттла. Разумеется, шум из-за ворот немедля прекратился. Когда Призраки пробились через полутораметровую преграду, оказалось, что в дальней части грузового отсека оборудовано своего рода жилое помещение – небольшой палаточный лагерь, по всей видимости, теми, кто спускался на планету нелегально или вперед очереди. Ушлые «зайцы» во время полета подсоединились к энергосети корабля, и питали от нее печки, рефрижераторы, экраны, словом, все, что помогало переживать недели в томительном ожидании посадки.
