— Владыка Недр! Зачем это умение жителю пещер под вулканом?

— Ваша милость слышали об испытании Каменной Богини?

— Расскажи-ка!

— Каждый год в День Пепла в Верхнем Монте проводится испытание: самые сильные и отважные хотят взобраться на гору. Того, кто придёт на вершину, Каменная Богиня наградит небывалым могуществом. Сразу по возвращении я собираюсь принять участие в состязании и победить в нём.

— Кто-нибудь из тех, кого я знаю, поднимался на гору? Интересно узнать, какого рода это могущество.

— Ахах! Нет, ваша милость, за тысячи лет только один человек смог пройти испытание — вождь Маддон.

— Маддон?! Тот самый?!

Скорее всего, вы понятия не имеете о чём речь, так как во время уроков истории рисовали маргиналии на пергаменах, или же вовсе не образованы. Я напомню: Маддон Осквернитель — вождь, живший пять столетий назад, с которого начался Век Порока — несколько веков законодательно насаждаемой безнравственности и глумления над всеми верованиями Саптара. Судя по тому, что за свои злодеяния он не только не был свергнут и казнён, но и сумел построить первое крупное государство на территориях Монта и Аннтерана, могущество его действительно было огромным.

— Но если за столько лет это удалось лишь одному человеку, почему ты решил, что именно ты сможешь это повторить?

— Все пробуют хотя бы раз в жизни, несмотря на то, что для многих он оказывается и последним. К тому же тот, кто принял участие, считается взрослым и получает свою долю в семейном имуществе. А уж если дойти до вершины, можно получить такую силу…

— Неужели же в наш просвещённый век ты веришь во всё это?

— Разве пример Маддона — не достаточное доказательство? Если ему удалось, то уж точно удастся и мне!

— Это не более чем легенда!

— Вот поэтому я и опасался тренироваться при вашей милости! Госпожа Стум предупре…

Товен понял, что сболтнул лишнего, и с опаской поглядел на меня своими тёмными глазами, которые всё время казались мне смутно знакомыми. Ну конечно! На такое дело не послали бы паренька со стороны, он должен быть в родстве с человеком, уже имеющим власть в Аннтеране. Внезапные догадки начали посещать меня одна за другой:

— Вот как? Так это по её инициативе ты поехал со мной?

— Видите ли…

— И это она прислала тебя тогда!

— Ваша милость слишком…

— Какая у тебя фамилия?

— Я не хотел…

— Фамилия?

— Альп.

Товен опустил голову и, кажется, готов был расплакаться. Он понял, к чему я клоню.

— Я не шпион, ваша милость, клянусь Каменной Богиней!

Следующие два дня мы ехали молча — лишь глухой стук копыт Тара, скрип тележных колёс, да ворчание Гогоса нарушали зловещую тишину этих мест. На фоне тёмно-серого неба появились первые снежинки; слабые поодиночке, но сильные числом, они быстро победили желтизну пожухлой травы и мрачную черноту голых деревьев, в считанные часы захватив мир своей белизной. На рассвете третьего дня нас застал туман, что начало меня несколько тревожить, ведь туман — самый главный враг саптарского путешественника. И хотя я понимал, что все зловещие легенды о тумане выдуманы нашими тёмными предками, мне очень не хотелось заблудиться или подвергнуться нападению его обитателей. Местность несколько преобразилась: вдоль дороги стали встречаться большие грибы, а каменистые склоны приобрели красноватый оттенок и словно бы начали дышать. Чтобы отвлечься от неприятных мыслей, я попытался заново наладить контакт с Товеном.

— Стало быть, Товен, ты родственник Кальгена?

— Я его сын.

— Это делает тебя дальним братом Адолы, — сказал я, пытаясь имитировать кривую монтскую речь.

— Да, я являюсь её кузеном, — ехидно парировал он, сверкнув глазами исподлобья, — она попросила меня присмотреть за вашей милостью в дороге, чтобы с вами ничего не случилось.

— А я уж было решил поначалу, что Стумы не доверяют мне, и приставили тебя, чтобы отслеживать каждый мой шаг.

— Нет. Дядя Кенод сказал: «Он, разумеется, пытается вести хитрую игру, но на деле прост как полено». Простите, ваша милость!

— Вынужден признать, что в таком его отношении виноват я сам.

— Да уж, я слышал историю с допросом.

Я не успел придумать остроумный ответ — из-за поворота дороги показались мужчина и женщина самого недоброжелательного вида. Одежда их, когда-то явно дорогая, теперь была до того заношенной, что самый распоследний крестьянин выглядел бы на их фоне щёголем. Длинные спутавшиеся волосы, давно не стриженная борода и дырявые ботинки также говорили о многочисленных лишениях и крайней нищете. Дополняли образ крепкая дубинка да здоровенный толпаровый шип, примотанный к длинной жерди, что неумолимо свидетельствовало об их намерениях. Церемониться с такими не в моих правилах — отцепив телегу от оглоблей, я крикнул Тару: «Бей!» и что есть мочи хлопнул его ладонью по спине. Сбив правым копытом первый непрочный снег с тёмной и влажной земли, бык опустил рога и кинулся на разбойников. Вопреки моим ожиданиям, они очень резво отскочили в разные стороны, и даже успели нанести пару ударов прежде чем Тар развернулся и, нанизав женщину на рог, бросился на бородача. «Дело сделано!» — подумал я и вновь ошибся: тот ловко уворачивался, а рана разбойницы была не опасной, к тому же, своим телом она закрывала быку обзор. Схватив копьё, я хотел было вмешаться, но по лицу Товена, с ужасом глядящего мне за спину, понял, что на нас напала целая шайка. Откровенно говоря, месяцы в Хиттене немного притупили моё чутьё на подобные ситуации; но выбираться из них я, тем не менее, не разучился. Мой товарищ, в мгновенье запалив факел и выдернув из-за пояса чекан, ринулся на подбегавших сзади противников, сходу пробив бок одноглазой девице и опалив лицо здоровяку с большим двуручным топором. Однако, его грозное оружие, по-видимому, застряло в теле визжащей и извивающейся жертвы; в попытках его вытащить, он не заметил занесённой над собой дубины, а значит, пришёл мой черёд действовать. С ужасным клёкотом разбойник с зеленоватым от пьянства лицом схватился за живот, меж пальцев показались тёмно-красные струйки, заставившие его позабыть о наживе. И хотя я тут же оказался сбит с ног очередным грабителем, это дало Товену время достать оружие и воткнуть тому прямо в спину. Быстро поднявшись и чуть не столкнувшись с несущимся на помощь Товену Гогосом, я уколол ещё двоих. Один из них упал на снег, а второй, представлявший собой совершенно жуткое существо неопределённо пола и возраста, сумел приблизиться и ударить дубиной так, что сломал копьё, которым я защищался. Впрочем, это мы уже проходили: вспомнив бой в Провале, я потянулся за ножом и — О ужас! — понял, что оставил его в телеге вместе с подаренным чеканом. На поясе болтались лишь кошелёк, да бронзовая реликвия из пещер под Хиттеном. Пожалуй, это лучше, чем пытаться отбиться голыми руками. Подпнув ногой снег и швырнув его в лицо противника, следующим движением я раскрутил артефакт на верёвке. Со свистом разрезав воздух, тот пришёлся врагу точно в челюсть. Разбойник опрокинулся навзничь, а из его окровавленного рта на дорогу упало три гнилых зуба. Оставался последний — тот самый, с обожжённым лицом, который сейчас размахивал топором, не нападая, но в то же время не давая нам подойти. Перемещаясь по кругу, я надеялся, что кто-то из нас непременно окажется за его спиной, но налётчик понимал, что в этом случае он обречён, а потому держал нас в поле своего зрения. Когда мы сделали полукруг, я поднял левую руку, а правой протянул ему кошелёк, показывая, что сдаюсь, и дав знак Товену, который немедля сделал то же самое. Даже Гогос отступил и присел, явно отказываясь от дальнейшего нападения. Скривив губы в победной гримасе, грабитель пошёл в нашу сторону, чтобы забрать столь тяжело добытое золото. Он так обрадовался внезапной удаче, что не услышал стука бычьих копыт у себя за спиной.

Вскоре мы были далеко от грозившихся разделаться с нами при следующей встрече бродяг, туман остался позади, а окружающая природа вновь обрела свой привычный вид.