Листопад календаря над нами.

Белых листьев танцы без конца.

Сплю с совком, уборщик, ни при чём я.

Сын мне руку подаёт отца.

Возникаю на краю стола.

Возникаю у другого края.

По обоям ползаю, играя.

И сижу на потолке без зла.

Без добра по телефонной нитке

Я бегу, игла, вонзиться в ухо.

Я опасный слух, плеврит, бронхит.

Под столом открытка о разлуке.

Вылезаю, прочь почтовый ящик.

Разрезаюсь, что твоё письмо.

Развиваюсь, как твой чёрный плащ.

Вешаюсь на вешалку безмолвно.

Шасть идёт чиновник. Я надет.

Прилипаю ко спине, как крылья.

Бью его, он плачет, жук бессильный.

Обжигаю – он бежит к воде.

Превращаюсь в пар и испаряюсь.

Возвращаюсь, не спросясь, дождём.

Вот иду, о други, подождём.

Вот и я, и я идти стараюсь.

Как листы идут с календаря

И солдат за дурака царя.

Воинственное счастие души

Не принимает ложности искусства.

Коль есть враги, беги, врагов души,

Коль есть любовь, скачи к объекту чувства.

Я прыг на лошадь, завожу мотор.

Он ан стучать и прыгать с лёгким ржаньем.

Вскачь пересекли мы души плато,

Снижаемся в долину между зданий.

И ан с разбега в тесное кафе!

Трещат посуда и пустые люди.

Конь бьёт хозяина рукой по голове,

Мнёт шинами, надутыми, как груди.

Живых вбирая чрез ноздрей насос,

В проход назад выбрасывает мёртвых.

Но Вы знак вопросительный на морду

Ему накидываете, как лассо.

Он бьётся, выпуская синий дым,

Он рвётся под шофёром молодым.

И как кузнечик прыгает огромный

К шестому этажу, где Вы живёте скромно.

МИ застывает на большом комоде

В летящей позе, по последней моде.

Берёшь Ты статуэтку на ладонь,

Но ах, увы! роняешь, не в огонь,

А лишь на твёрдый пол, на крепкий на пол.

Гребут осколки красны девы лапы.

Нас бросили в помойное ведро,

Но оное взорвалось, как ядро.

Мы вновь летим, искусству вопреки,

Со брега прыгаем, лови! любви реки,

Пока бензин дымящийся сей чувства

В лёд мрамора, полярный ветр искусства

Не обратит; чтоб конь, авто и я

На длинной площади Согласия

Недвижно встали, как для любопытства,

Для ванны солнечной иль просто из бесстыдства.

Отъездом пахнет здесь; смердит отъезд:

Углём подводным, кораблём железным.

Оркестр цыганский перемены мест

Гимн безобразный затянул отъезду.

Одно из двух, одно из трёх, из этих:

Быт на земле иль быть на море там,

Где змей, Змей выплывает на рассвете,

Которого боится капитан.

Там, где качается железный склеп двухтрубный,

Там, где кончается шар беспардонно круглый.

Где ходит лёд, как ходит человек,

Гоняется за вами в жидком мраке.

И ударяет чёлн по голове,

Ломая нос, как футболисты в драке.

Где есть ещё крылатые киты,

Чтобы на них поставить дом торговый.

И где в чернильной глубине скоты

Живут без глаз. – Ты жить без глаз попробуй.

Где в обморок впадает водолаз,

Как в море пал без звука ручеишко,

Пока над ним, лишь для отвода глаз,

Его корабль уносит ветр под мышкой.

Идёт судно вдоль по меридиану.

Спускается за выпуклость воды.

Бесславны мореходные труды

В давно открытом, но открытом океане.

Но хорошо в машинном отделенье

Тонуть, тонуть в бессилье роковом,

Пока над в воздухе вертящимся винтом

Ещё трудится пар без замедленья.

Иль хорошо зреть, как горбатый лёд

Проход наутро задавил последний.

И знать, как каждый на борту умрёт,

И станет судно что огромный ледник.

Иль хорошо: придя счастливо в порт,

Погибнуть, сев на кресло-электричку,

Малец земной орудует отмычкой,

Матрос морской ножом огромным горд.

Твёрд сердцем чёрт, хоть на ногу нетвёрд.

О жидкий мир и мир густой и твёрдый,

Кто есть надёжный, грешный кто из вас?

Как ледяные горы, ходят лорды,

Блестя, и тонут, как матрос, слова,

Что прыгают на сю неверну почву,

Как письма на испорченную почту.

А в море оны всё ж идут на дно.

Уж в этом преимущество одно.

Честный голос твердит мне: пора

Прекратить заниматься стихами.

Ан в руке черенок топора,

Лезвие же разбилось о камень.

Со сторон деревянная ель,

Во внутри же кремень невозможный.

Вот почто не срубила метель

Этот лес, нагибавшийся ложно.

Днесь над каменным бором судьбы

Развернулся сияющий ветер.

Разлегся, утомясь от ходьбы,

Царь-зима, самый сильный на свете.

Синеветер сияет в ночи,

Бело море молчит – помолчим.

Мрамор, сахарный древесин,

Лишь качается, как весы.

Лёгкий снег сел на кровлю безмолвно,

Грудью лёг, раздавил, нет трубы.

Всё покрыли стоячие волны,

Вод сухих нехорошая пыль.

Сорок дней снеговые дожди

Низвергались, сияя, над нами.

Но не плавает со слонами

Дом подснежный, спасенья не жди.

Днесь покрыты и горы и тропы

Непрестанным блестящим потоком.

Спят сыпучие воды зимы,

Раздаются под телом безмолвно.

В снежном море утопленник мир

Неподвижно плывёт и условно.