Морфан явно проникся упрёками своего защитника. Он приложил ладонь к шипованной кирасе и что-то тихонько пробулькал, виновато склонив голову. Я не понимал ни слова, но догадаться о содержании его речи было совсем несложно.

Морфан просил Усача немного потерпеть. Причём наверняка не просто так, а во имя Синего Повелителя. И судя по резким щелчкам клешни, подобные уговоры не возымели никакого эффекта.

Мой тощий приятель действовал неправильно. Он плохо понимал, как нужно работать с личным составом. Возвышенные цели — это, конечно, хорошо, однако давить нужно на другое.

Страх и алчность — вот лучшие на свете мотиваторы.

— Если ты не сделаешь то, что должен, — я пристально посмотрел в маленькие крабьи глаза, — то мы все умрём…

Усач щёлкнул клешнёй.

— Умру я… — я слегка кивнул, а затем указал на Большого: — Умрёт он…

Коротышка недовольно скривился — перспектива «склеить ласты» в самом ближайшем будущем пришлась ему не по вкусу. А Усач издал ещё один короткий щелчок. И судя по его тональности, наши предполагаемые похороны не особо опечалили гигантского краба.

— Но, главное… — я сделал небольшую паузу, чтобы следующие слова произвели больший эффект: — Главное, умрёт тот, кого ты должен защищать.

Я ткнул пальцем в сторону Дру-уга. Тот не знал, как себя вести, и просто склонил голову ещё ниже.

Усачу такие новости очень не понравились. Он нервно заёрзал и сделал шажок в сторону границы Гиблого леса, чуть не наступив на валявшуюся под его ногами Лэйлу.

— Но! — я шагнул навстречу крабу, выставив перед собой ладонь. — Но если ты будешь придерживаться плана, то никто не пострадает. Никто, кроме людей Ворона… И других защитников — тех, что остались в подземном царстве.

Усач замер. На его почти неподвижной морде появилась гримаса недоумения, а недовольство в маленьких красных глазках сменилось заинтересованностью.

— Знаешь, что с ними случится? — прищурившись спросил я.

Усач покачал клешнёй. Разумеется, он не понимал причём здесь другие защитники.

— Они сдохнут от зависти! — оскалившись сказал я. — Сдохнут, когда узнают о том, сколько вкусной добычи тебе досталось!

Жажда признания, жадность и страх за того, кто тебе дорог… Перед столь убойным «коктейлем» не устоять даже гигантскому крабу. И он не устоял.

Усач несколько долгих секунд сверлил меня взглядом, а затем уверенно щёлкнул клешнёй. В этом щелчке слышалось предвкушение грядущего триумфа.

Что же, похоже, я не прогадал — мой членистоногий приятель оказался весьма тщеславен. Настолько, что он даже не подумал о том, каким же неведомым образом его собратья узнают о совершённых им подвигах. Впрочем, это не имело значения. Главное, краб был готов действовать по плану.

Подцепив Лэйлу за штанину, Усач без особого пиетета, словно мешок картошки, зашвырнул «мёртвую» девушку себе на панцирь. Зашвырнул, а затем посеменил прочь от границы Гиблого леса.

Дру-уг проводил своего защитника тоскливым взглядом.

— Теперь ты, — я повернулся к Большому.

Ему не понравились эти слова. Как и окровавленный клинок, зажатый в моей ладони.

Большой шагнул назад, намереваясь поднять арбалет, но Дру-уг не дал ему этого сделать.

— Спокойно, — приблизившись произнёс я. — Дёргаться не надо. Так будет только больнее.

— Решил прикончить и меня, милостивый государь? — скривившись спросил Большой.

Его глаза блестели от бессильного гнева.

— Вытяни руку, — вместо ответа произнёс я.

— Нет! — Большой упрямо сжал губы. — Не хочу!

— Это был приказ, а не просьба, — ровным тоном произнёс я. — Поэтому ты зря решил, что твоё желание хоть на что-то повлияет.

— Хочешь убить меня? Убивай! Но я не стану…

— Если бы я хотел тебя убить, то ты бы уже был мёртв, — я перебил коротышку и настойчиво повторил: — Вытяни руку!

Всё происходящее было провокацией. Я специально вёл себя так, чтобы Большой решил, будто бы его жизни что-то угрожает. Проверка на «вшивость» и стрессоустойчивость… А ещё возможность получить дополнительные гарантии безопасности.

Большой сжал губы так сильно, что они превратились в две бледные полоски, а затем резко выдохнул, но всё-таки выполнил приказ. Пусть с неохотой, однако он вытянул перед собой правую руку.

— Вот и славно, — я крепко сжал кисть коротышки и легонько черканул остриём кинжала по его запястью.

Совсем несильно — так, чтобы выступила всего пара капель крови.

— Что ты делаешь, милостивый государь? — с недоумением спросил Большой.

Гнев в глазах коротышки уступил место удивлению. Он явно не ожидал, что отделается так легко.

Вместо ответа я шагнул в сторону — туда, где прилёг коттар. Увидев испачканный кровью клинок, зверь оживился и задёргал хвостом.

— Что ты делаешь, милостивый государь? — с напряжением в голосе повторил свой вопрос Большой.

Дру-уг, который с интересом наблюдал за моими действиями, тоже хотел знать, что происходит. Его совиные глаза буквально горели от любопытства, однако я слегка качнул головой, предупреждая возможные расспросы. Излишняя говорливость морфана могла испортить всё «представление».

— Что ты делаешь⁇ — уже в третий раз спросил Большой. Теперь в его голосе слышался неприкрытый страх.

Я вытянул руку, в которой держал кинжал, и зверь осторожно слизнул капли крови с острия.

— Получаю гарантию твоей верности… — наконец ответил я. — Теперь он найдёт тебя где угодно

Коттар блеснул янтарно-жёлтыми глазами, Большой мертвенно побледнел, а Дру-уг посмотрел на меня с изумлением. Хорошо, что бывший «палец» не видел этого взгляда, иначе он бы сразу понял, что его разводят.

Разумеется, проведённый мной «ритуал» не имел никакого смысла. Сильно сомневаюсь, что коттар, даже обладай он такой возможностью, стал бы искать Большого. Желание отомстить чуждо диким зверям — ими управляют инстинкты, а не чувства.

Вот только Большой, несмотря на неплохой уровень образования, вряд ли об этом знает. А даже если знает, то не станет рисковать собственной жизнью, чтобы проверить достоверность сухих академических данных.

— Я и не собирался предавать тебя, милостивый государь, — поёжившись сказал Большой.

— Не сомневаюсь, — со всей серьёзностью кивнул я.

— Тогда зачем ты сделал то, что сделал? — Большой прищурился. — Другой человек на моём месте мог бы принять твой поступок за оскорбление…

— Тогда мне повезло, что ты не так обидчив, — я смотрел в глаза коротышки. Причём смотрел прямо и открыто, не отводя взгляд.

— Честные люди доверяют друг другу, милостивый государь! — возмутился Большой.

— А умные, — я едва заметно улыбнулся, — обеспечивают взаимное доверие чуть более надёжными способами.

— Ты снял с меня одно ярмо, чтобы тут же нацепить другое⁇

Голос Большого буквально звенел от горькой обиды. Он не хотел терять только-только приобретённую свободу. Неудивительно, ведь почти вся его жизнь прошла под гнётом чужой воли. Сперва это была воля маменьки, а потом — коллективного разума «пальцев».

— Нет, — я покачал головой. — В отличие от «пальцев», я не лишаю тебя выбора. Я просто делаю так, чтобы тебя нашли его последствия. Разве это не справедливо?

Про мать Большого я вспоминать не стал. Ни к чему сейчас ворошить старые раны.

— Справедливо… — выдавил коротышка через силу.

Он чувствовал, что загоняет себя в угол, но ответить по-другому просто не мог.

— Тогда забирай, — аккуратно подхватив с земли связку «игл», я бросил её под ноги коротышки. — И можешь идти.

— Что значит «можешь идти»? — с недоумением спросил Большой.

Бывший «палец» пристально смотрел на меня. Связка «игл» его пока совершенно не интересовала.

— Какая буква в этих двух словах тебе не понятна? — усмехнулся я.

— Ты отпускаешь меня, милостивый государь?

Большой недоверчиво щурился. Он явно не мог поверить в происходящее.

— Ты не мой пленник, — спокойно ответил я. — Ты — солдат… И как твой командир, я считаю, что тебе лучше действовать в одиночку.