Лейтенант СОБРа Федор Кудрявый замотался на службе. Он давно хотел навестить задержанного, чей голос показался ему до боли знакомым.

Ночами лейтенант не мог заснуть, вспоминая командировку в Чечню. В ушах звучали крики умирающих, а перед глазами стояла охваченная пламенем колонна. Растревоженный воспоминаниями, лейтенант вставал и брел на кухню. Открыв балкон, курил, всматриваясь в ночное небо.

После инцидента в лесу группу Федора Кудрявого задействовали еще в нескольких операциях, прикомандировав к отделу по борьбе с наркотиками. Парни из ОБОНа получили иггформацию о крупной партии наркоты, идущей в столицу из одной среднеазиатской республики.

Дурь везли под усиленной охраной. По сведениям товар был спрятан в дынях, которыми загрузили «КамАЗы». Пока шла проверка машин, группа Кудрявого осуществляла прикрытие, рассредоточившись по укромным местам вдоль шоссе.

Эта мера предосторожности оказалась не напрасной.

«КамАЗы», перевозившие дурь, перехватили именно там, где располагалась группа собровцев. При осмотре машин дотошные парни из ОБНОНа обнаружили груз. Но наркоторговцы решили товар без боя не отдавать.

Из двух «девяток», конвоировавших грузовики, словно тараканы полезли свирепые боевики, чьи намерения не оставляли сомнений. Не церемонясь, они наставили на милиционеров оружие, готовясь пустить его в ход.

Тогда из засады вылетели собровцы. Федор с ходу уложил троих на асфальт. Пятый, здоровенный детина с синей от щетины рожей, успел выстрелить в лейтенанта.

Пуля царапнула не защищенную бронежилетом руку Кудрявого. Ответным выстрелом лейтенант отправил наркоторговца объясняться с Аллахом.

В госпитале хирург обработал полученную в стычке рану. Командир отряда объявил благодарность и намекнул на возможное получение денежной премии. Отправляя лейтенанта в кратковременный отпуск, командир без лишних слов сказал:

— Не залеживайся. Ты в отряде нужен. — И по-солдатски грубо добавил: — На тебе как на собаке заживает. По Чечне помню…

Промаявшись некоторое время дома, Федор Кудрявый совсем раскис. От нечего делать предался воспоминаниям. Из уголков памяти выплыла горящая колонна, искаженные лица чеченских боевиков, черный дым, столбом взметнувшийся к небу.

Устав теряться в догадках, лейтенант Кудрявый решил навестить человека, чей голос показался ему знакомым.

В следственный изолятор его без разрешения следователя не пропустили. А Петрушак, как выяснилось, убыл на совещание к начальству. Встречу пришлось отложить.

Через некоторое время Кудрявый снова пришел и на этот раз застал следака. Тот корпел над какими-то бумагами. Сухо поздоровавшись, он предложи и лейтенанту сесть. Тот, однако, отказался и четко, по-военному изложил суть просьбы.

Выслушав собровца, Геннадий Семенович с сомнением в голосе произнес:

— Невероятная история. Говоришь, этот парень тебя в Чечне спас?

— Не уверен. Но голос очень похож И слова он произнес те же, что и в Чечне. Мне бы встретиться с ним. Поговорить. — В голосе собровца зазвучали просительные нотки.

Петрушак, спрятал бумаги, выдвинув ящик стола.

— Там, в лесу, надо было потолковать, — сказал он.

— Не получилось. Извините, — развел руками Кудрявый. — Он сразу сознание потерял. Надолго вырубился. А сейчас вот хочу исправить оплошность. Расставить, так сказать, все точки над «и».

Следователь, придав физиономии скорбное выражение, с притворным сожалением сообщил:

— И не получится.

— Почему? — удивленно уставившись на плюгавого следака, спросил собровец.

Тот, неожиданно перейдя на бодрый, радостный тон, с видом человека, восстановившего попранную справедливость, выдал длинную тираду:

— Освобожден задержанный. Не было никаких оснований содержать его под стражей. Подчистую освобожден. Без всяких подписок о невыезде. Я лично приносил извинения за причиненные неудобства. Посоветовал уехать куда-нибудь на недельку. Снять стресс. Забыть о пережитом. — Петрушак сделал паузу и вдруг добавил: — А вообще… забудь о нем, лейтенант. Не ломай голову. Что было, то быльем поросло. Мало ли что на войне случается. Все! Разошлись вы, как в море корабли…

Следователь то и дело отводил глаза и явно чего-то недоговаривал. Его пальцы вращали шариковую ручку с изгрызенным синим колпачком. Суетливые движения и бегающие красные, как у кролика, глаза говорили о душевной тревоге. Но собровец не был психоаналитиком. К тому же не знал о плотно набитом дензнаками заокеанской державы конверте, лежавшем на верхней полке служебного сейфа следователя Петрушака.

Подойдя к собровцу, Геннадий Семенович протянул руку:

— Извини, лейтенант. Ничем не могу помочь. Как говорится — следствие закончено. Забудьте.

Ладонь следака была влажной и скользкой, как тухлая селедка.

«Темнишь, следак», — подавляя возникшее чувство гадливости, подумал лейтенант и, развернувшись, молча вышел из провонявшего табачным дымом кабинета.

Филимон и Жиган подъехали к деревне в сумерках. Красная «Мазда» свернула на проселочную, незаасфальтированную дорогу Машина мягко покачивалась на ухабах.

Филимон вертел головой по сторонам, пытаясь рассмотреть окрестности. Фиолетовый сумрак окутывал дома, палисадники, сады. Тихий сельский пейзаж нагонял дремоту. Все вокруг было безмятежным и спокойным. Казалось, время застыло. Если бы не некоторые следы цивилизации в виде телевизионных антенн, машин во дворах, череды столбов с провисшими проводами, в деревне можно было бы снимать фильм о событиях прошлого века. Селение тонуло в зелени садов, а к самой околице подступал сосновый бор.

Свет от раскосых фар «Мазды» не мог рассеять тумана, сползавшего с гряды пологих холмов, окружающих деревню с севера. Молочная пелена быстро накрывала дорогу, словно торопилась добраться до бора и спрятать деревню под свое покрывало, непроницаемое для чужих глаз.

Нервно выкручивая руль, Филимон бросил:

— В крутой дыре ты гнездо свил. Просто отшельник какой-то.

— Не нравится? — рассмеялся Жиган.

— Охренительно нравится. Особенно, когда в нос навозом шибает, — втянув воздух, струившийся в приоткрытое окно, буркнул Филимон.

Указав на дом, у которого надо было остановиться, Жиган сказал:

— Привык к выхлопным газам и промышленным выбросам? Эх ты, Филимоша! Жертва большого города. Не умеешь ценить тишину, свежий воздух, покой. Изуродована твоя психика столичной суетой. Все носишься, суетишься. Днем рубишь капусту, ночью просиживаешь штаны в казино. Под утро перепихнешься с какой-нибудь шлюшкой и с утра все по новой. И это ты называешь жизнью?..

Машина плавно затормозила у покрашенного голубой краской забора. За забором пламенели кусты мальвы.

Выходя из машины, Филимон задумчиво покачал головой.

— Может, ты и прав, Жиган. Только по-другому у меня не получается.

— Каждому свое.

Тихо скрипнула калитка. Мужчины прошли по выложенной бетонной плиткой дорожке. У двери, казавшейся на первый взгляд неказистой, остановились. Сделанная из грубо отесанных, но плотно пригнанных дубовых досок дверь была скреплена стальными стяжками. По периметру ее огибали полосы кованого железа с декоративными накладками. Такие двери, наверное, когда-то стояли в княжеских теремах.

Достав из тайника ключ, Жиган повернул его против часовой стрелки. Затем проделал ту же операцию в обратном направлении. Где-то внутри раздался щелчок. Цилиндры стальных ригелей вышли из пазов. Слегка подтолкнув массивную дверь плечом, Жиган отступил, пропустив гостя:

— Добро пожаловать, Филимоша.

С опаской заглянув внутрь, Филимон уступил дорогу хозяину.

— Нет, Жиган. Иди первый. У тебя не хата, а какая-то пещера Али-Бабы. Одни двери чего стоят…

Они прошли внутрь. Оказавшись в большой комнате, Жиган включил свет. Обставленный со спартанской простотой зал, тем не менее, мало напоминал жилище сельского жителя. Отпечаток личности хозяина чувствовался во всем.