— Можно пойти погулять с друзьями на улицу? Мне скучно.

Я поворачиваюсь и обнаруживаю Кинзи, зависшую на последней ступеньке и бросающую на меня такой взгляд, словно я — худшее, что случалось с ней в жизни.

— Хм, — почесываю я голову и пытаюсь вспомнить правила на счет этого дерьма. Мерседес дала довольно-таки много инструкций по пути в аэропорт. — Дай-ка мне проверить.

Она закатывает глаза, топает в свою комнату и хлопает дверью достаточно громко, чтобы сотрясти весь дом и разбудить ребенка.

Гребаный трындец.

— Иду, иду. — Я прохожу в комнату брата и смотрю вниз на жуткое морщинистое нечто в колыбели. Отвратительно. Окей, итак, как мне достать это? Я наклоняю голову к ребенку и провожу языком по кольцам в губе. Люди — ну, большинство из них — делают так все время. У меня точно что-нибудь получится. Я вытаскиваю телефон из кармана и замечаю сообщение от Китти. Ух ты. Не припомню, чтобы давал ей свой номер.

Я забила свой номер в твой телефон пока ты был в ванной. Ты — хренов засранец, Зэйден.

Я перехожу к следующему сообщению.

Я вернусь в город на следующих выходных. Хочешь встретиться?

Чувствую, как губы складываются в ухмылку, а затем кривятся, когда ребенок издает пронзительный крик. Что не так с этими детьми, почему они все время орут? Я тут точно оглохну.

— Окей, Гугл, — говорю в телефон. — Как правильно держать ребенка?

Я притоптываю ногой и играю с кольцами в губе, пока пролистываю некоторые идиотские картинки. Фух. Ладно. Выглядит, вроде, просто. Я смогу сделать это.

— Так, ладно, дитё, — говорю я, пока просовываю свои татуированные пальцы под теплое тельце ребенка. — Давай сделаем это.

Я прижимаю этот визжащий комок к своей груди под подбородком, бросая взгляд на экран телефона и просматриваю оставшиеся инструкции.

— «Оставайтесь уверенными и спокойными». Ладушки, этого дерьма у меня до хуя.

— Ты сказал слово на букву «Х», — хихикает позади Кинзи. — Ты должен опустить доллар в банку ругательств. — Я смотрю вниз на мелкое чудовище с темными кудрями и сморщенным лицом. Некоторые думают, что это мило, но только не я. Для меня это «нечто» выглядит, как демон в розовом комбезе.

— Ни черта я не должен, — отвечаю я, пока засовываю свой телефон обратно в карман и направляюсь к лестнице. — Послушай, ребенок, я здесь по желанию твоей матери, так? И я не собираюсь класть деньги ни в какую банку ругательств. Мы что, застряли в семейном ТВ-шоу? Дай-ка угадаю… У вас, небось, есть список обязанностей и футбольная команда, да?

— Ты положишь деньги в банку ругательств или я буду кричать без остановки.

Я возвращаюсь обратно на лестничную площадку, пытаясь решить, должен ли младенец есть из бутылочки, или я могу заказать еды на вынос и дать ему кусочек пиццы или еще чего.

— Чувствуй себя, как дома, кексик, — говорю я с самодовольной ухмылкой. Что мне нужно сделать прямо сейчас, так это установить границы с этими детьми, дать им понять — кто здесь главный. Я — двадцатидевятилетний мужчина, и, если быть честным, у меня никогда до этого не было проблем с женщинами. Ей, наверное, лет семь или вроде того, но я точно сумею очаровать ее.

А затем я замечаю, как улыбка расплывается на ее губах, и волосы у меня на затылке встают дыбом.

— Вызов. Принят.

К концу дня, в банке лежит уже баксов двадцать.

Это будут пиздец какие длинные две недели.

***

К середине второго дня я уже сыт всем этим по горло. Сидеть в квартире с чудовищами, да еще и с соседом, выращивающим травку — за пределами всех мыслимых пыток. Как нормальный здравомыслящий человек — особенно такой умный и крутой, как Мерседес — может жить рядом с таким… ну, скажем, загадочным человеком.

— Им не нравится эта песня, — говорит Кинзи от имени своих орущих братьев, вцепившихся в свои детские кресла на заднем сидении минивена. Я взял на себя смелость убрать iPod Мерседес и заменить его своим собственным. Я умру прежде, чем признаюсь в этом, но я хочу, чтобы дети считали меня классным, так что я поставил кое-что из визжащего-металл-рока-что-бы-оно-там-ни-было музыки вместо обычных поп песен. У группы, которая сейчас играет — Indeceny или как они там еще называются — реально раздражающий солист, воющий о боли и страданиях.

— Пофиг, — говорю я, и следую по тем нескольким воспоминаниям, оставшимся у меня об этом месте, в поисках парка Секвойя. Это, вроде как, рядом с зоопарком и утиным прудом и какой-то еще детской хренью. Думаю, что дам маленьким ублюдкам побегать там, сжечь немного энергии, а затем вернусь домой и проведу горячую, потную ночь, сексэмесясь с Китти. С этими детьми нет никакой личной жизни. Понятия не имею, каким образом я найду хоть немного уединения, ну, вы знаете, чтобы подрочить, если не заставлю их спать в своих собственных кроватях.

— Я взрослый, и не хочу слушать саундтрек к Barney.

— Да уж. Ты такой старый, — выплевывает Кинзи, и, клянусь Богом, такое ощущение, словно ей шестнадцать, а не семь. — Никто больше не смотрит Barney. Мне нравится Monster High.

— Молодец. Но мы все равно будем слушать то, что сейчас играет. Разговор окончен.

Я вздыхаю с облегчением, когда вижу игровой комплекс, и секвойи попадают в поле зрения. Не могу дождаться, когда останусь один. Младенцы играют в парках? Я должен взять его на руки? Или оставить в детской коляске?

Ну что ж, хотя бы проведу время подальше от этих проклятых чихуахуа.

— Ладно, ребята, — пытаюсь весело сказать я, когда выключаю орущего чувака по стерео. Его крики хотя бы звучат мелодично. В отличие от близнецов, орущих так, словно они — черти в аду. Я, конечно, надеюсь, что они не такие, каким был в их возрасте я. — Вы должны оставаться на площадке, покататься с горки там, все дела, пока дядя Зэй немного поиграет в своем телефоне. Звучит весело, да?

Сначала я вытаскиваю из машины себя, а затем пытаюсь выгрузить братьев.

Как только я ставлю их на землю, они срываются с места в фейерверке древесных опилок, бегают и визжат, смешиваясь с другими визжащими чудовищами. До тех пор, пока я в добрых тридцати метрах от них, все супер.

— Хорошо, Сэди. Похоже, здесь только ты и я. — Я достаю коляску и провожу долгих пятнадцать минут, пытаясь понять, как собрать ее в рабочий вид. — Вы, блядь, издеваетесь надо мной? Я ж не ракету строю. — Я ворошу пальцами волосы и оглядываюсь, чтобы понять, что порядка дюжины мамаш уставились на меня. Половина из этих взглядов говорит о том, что они хотят, чтобы я схватил их за талию и быстро трахнул в минивене, другая — словно хотят вызвать копов.

Я вспыхиваю одной из фирменных ухмылок Зэя и приветствую их, как бойскаут… хотя я да-а-аже никогда не был скаутом. Ну, ладно, был. Один день. Но меня вышвырнули за то, что избил какого-то сопливого мерзавца, назвавшего меня чудилой.

Выпрямившись, я тестирую странный девайс на колесах, потом вытаскиваю детское сиденье из машины, устанавливаю его на место и отхожу, чтобы полюбоваться своей работой.

О, да-а. Видите это? Видите? Я сделал это.

— Черт, да, — говорю я, и несколько мамаш смеются надо мной. Я игнорирую их и сажусь за один из столиков для пикника под деревьями, вытаскивая свой телефон для небольшой секс-переписки с мисс «розововолосый пирожок» Китти.

Осталось тринадцать дней. Тринадцать дней, и мы с Хьюбертом вернемся в Вегас.

Я еще никогда в жизни не хотел ничего больше.

Пока не встретил Брук Оверлэнд.

Грядет: чертовски серьезная помеха в мои жизненные планы. Расчетное время прибытия: за двадцать минут до того, как моя жизнь разлетится на мелкие кусочки.

Брук Оверлэнд