Просто фантастика.

Мои родители на отдыхе в Эдинбурге, Шотландии, поэтому на помощь можно даже не надеяться. Пока они в зоопарке глазеют на панд и много кого еще, я торчу здесь, пытаясь понять, как совместить свою новую работу, занятия по биостатистике и внезапно рухнувшую на мои плечи ответственность. Сколько двадцатидвухлетних девушек получают в наследство двух детей от эгоистичной наркозависимой сестры? Вот какая мать просто берет и сваливает из страны, бросая своих детей одних дома? Ингрид даже ничего никому не сказала. Просто оставила записку и попрощалась со своими девочками, пока они были заняты просмотром Netflix.

Так или иначе, сейчас я здесь, поэтому сделаю все возможное, чтобы стать хорошим родителем. У меня все получится. Всегда получалось. Даже если придется принести в жертву свое достоинство и самоуважение.

Я поднимаю подбородок выше и расправляю плечи. Я сделала правильный выбор, вернувшись сюда и согласившись на хорошо оплачиваемую работу, даже если это и не совсем то, что я ожидала. Даже если это звучит омерзительно. Да уж. Интересно, если бы мои родители знали, что завтра я собираюсь танцевать стриптиз, то все равно оставили бы детей со мной? Не думаю. Они откладывали деньги и планировали эту поездку годами. Я не могу позволить, чтобы выходка Ингрид испортила всем жизнь.

Кому-то придется перенять у нее эстафету и взять на себя ответственность за воспитание детей.

Холодный северо-западный ветер гуляет по двору и раскачивает ветви секвойи, которые вырисовываются надо мной подобно безмолвным зрителям распутной жизни моей сестры.

И вот я одна. С трехлеткой и семилеткой. Какого хрена.

— Тетя Брук? — зовет Белла из темного проема, цепляясь за косяк маленькими ручками. Ее бледно-розовая ночная рубашка развевается на ледяном ветру.

— Что такое, малышка? — отвечаю я, взяв себя в руки и приглаживая руками свои спутанные волосы. Возвращаюсь обратно по мокрой лужайке и останавливаюсь у подножия крыльца. — Что случилось?

— Доджер плакал и плакал, поэтому я выпустила его через переднюю дверь, перед тем, как пойти в туалет. — Она немного шевелит ногой. — Я все зову его, а он не возвращается.

Я понимаю, к чему все это ведет и делаю глубокий вздох, чтобы успокоиться.

Грейс и Белла уже столько пережили, так что моя работа — вернуть в их жизнь стабильность, пока не пойму, как заставить Ингрид притащить свою задницу обратно.

Хорошо. Хорошо, я смогу сделать это.

— Почему бы нам для начала не найти твою сестру? — спрашиваю я, поднимаясь по ступенькам и убирая с ее лба прядь темных волос. — А потом я поищу нашего пса.

— Эм-м, — начинает она, потирая лицо. Я чувствую, как кровь отливает от моего лица. — Это еще не все. — Ну, конечно же не все. Это было бы слишком просто. — Еще я не могла уснуть, поэтому включила игру на твоем телефоне. И я случайно уронила его унитаз. — Следует долгая пауза, в течение которой я начинаю нервничать. — С какашками.

Какашками.

В первую же ночь. И все это благодаря семилетке.

Похоже, у меня серьезные проблемы.

Зэйден Рот

В ту же секунду, как я вхожу в дверь, гадаю, что, черт возьми, со мной не так. Почему нельзя снова стать бессердечным ублюдком? И почему я не оставил телефон там, где он был, отрываясь вместо этого со сладкой задницей Китти?

Эх.

Я уже скучаю по дому.

— Я не хочу, чтобы ты уезжала! — визжит Кинзи, хватая сумочку своей матери с диванного столика и кидая ее через всю комнату так далеко, как только может. — Я хочу, чтобы ты осталась. — Она топает ногами, словно Годзилла, бесчинствующая в Токио, бросаясь всем телом на диван с воплем, который заставляет меня заткнуть уши пальцами.

— О, спасибо, Господи, ты здесь! — говорит Мерседес, волоча чемодан, едва не задевая колесиками мои ноги. — Мы боялись, что нам придется пропустить самолет.

Мой брат проносится мимо меня с едва заметным кивком и исчезает позади минивена. Поскольку я провожаю их в аэропорт, то могу воспользоваться их уродливой тачкой. Это «безопаснее», чем на моем Geo, и Мерседес обещала мне, что у нее есть тридцать каналов с детской музыкой в ее аккаунте Spotify (Примеч.: Spotify — это мобильные и десктопные приложения, разработанные под разные платформы. Функционал включает в себя персонифицированное радио, возможность создать собственный плейлист, музыкальные рекомендации на основе предпочтений пользователя, полезные списки музыкальных новинок, различные ТОПы и редакционные плейлисты, меняющиеся в определенное время суток). Автомобиль настроен проигрывать это говно снова и снова! Ю-блядь-ху-у-у.

— Большинство инструкций ты найдешь на телефоне, но также я оставила список. — Мерседес указывает на что-то на диванном столике, больше напоминающее досье, нежели список. Я прям чувствую, как моя рубашка прилипает к спине от пота, и гарантирую, что это не из-за погоды. Как обычно, в нашем маленьком милом городке Эврика, штата Калифорния, примерно восемнадцать с половиной градусов и облачно. Как и в другие триста шестьдесят четыре дня в году, так что я не удивлен. — Мы можем обсудить пункты, касающиеся денег по пути в аэропорт.

— Фантастика, — говорю я, оставляя свою сумку около лестницы. Ну, по крайней мере, я пытаюсь. Дуплекс моего брата настолько мал, что приходится придерживать сумку от падения своей ногой. — Сегодня нет школы?

Школа.

Дошкольный и второй классы.

Прямо сейчас это две мои самые любимые вещи.

— У нас не было времени, чтобы собрать их.

Мерседес возится с автокреслом, стоящим на полу, и поднимает его, вручая мне, прежде чем я успеваю запротестовать. В нем какого-то вида инопланетное существо, жутко уродливое морщинистое нечто, которое они называют ребенком. Я смотрю на нее сверху вниз и пытаюсь улыбнуться.

Ребенок начинает орать.

— Я ненавижу тебя! — кричит Кинзи, всхлипывая и молотя руками диван. — Я ненавижу его!

Она указывает на меня пальцем, и я скалю зубы, отправляя ее в истерику другого рода.

Я чувствую, как сердце колотится в груди. Я не смогу этого сделать. Я в ужасе. Я конкретно напуган. Пытаюсь смириться с этим и делаю глубокий вдох.

— Мне как-то нужно вытащить кота из своей машины, — говорю я, пока Мерседес пробегает мимо меня. Ее буйные кудри задевают мое лицо, когда она снова начинает подниматься по лестнице. Энергия в этом доме просто… вау. Я привык к спокойным, ленивым дням в своем кондо (Примеч.: Кондоминиум — это многоквартирное здание, принадлежащее построившей или купившей его компании, в котором квартиры могут, в свою очередь, принадлежать как местным, так и иностранным владельцам. Квартира в таком кондоминиуме называется «кондо»), постоянному тихому гудению кондиционера, страстным стонам красивых женщин. Здесь же прямо какое-то безумие и беспорядок, словно стоишь посреди сцены во время реально крутого рок-шоу. Я уже примерно на полпути от уверенности, что получу локтем по лицу — метафорически или как-то иначе.

— Удостоверься, что кошка останется внизу, — отзывается Мерседес. — А чихуахуа здесь, в ванной.

Блядь.

— Что еще за хренов чихуахуа? — спрашиваю я, когда мой брат возвращается к входной двери, чтобы взять чемодан жены. — Ты никогда ничего не говорил о чихуахуа. Мы обсуждали маленького сидящего ребенка, а не собаку. Я не имею дел с собаками. Особенно маленькими.

— Тебе же нравятся кошки, верно? Ну считай, что, по сути, чихуахуа — это кошка.

Мой брат смотрит на меня, его рыжие волосы и борода придают ему этакий вид «лесоруба», которого компании обычно помещают на этикетки сиропа или блинов, или другой такой же хрени. Я скучаю по Лас-Вегасу. В Лас-Вегасе нет никаких чертовых лесорубов. Блин, да там даже деревьев нет.

— Чихуахуа — не кошка, Роб. Чихуахуа — вонючие раздражающие уродливые пищащие, как крысы, существа. И меня просто как-то охрененно напрягает, когда вы говорите о чихуахуа во множественном числе. Сколько их у вас?