С этими словами он бросил Иоганну его сапоги и указал на дверь.

– Ну и уйду, – ответил Иоганн, – найду сапожника, который не разучился в руках иглу держать, – и захлопнул за собой дверь.

– Найдешь – как же! – буркнул сам себе Стефан, но ссора с другом не давала ему покоя. Больно щемило сердце, хотелось доказать свою правоту, но слов не находилось.

– Есть люди, которые себя считают лучше других, – услышал он голос рядом и только теперь увидел перед собой человека, одетого во все черное. – Они постоянно читают всем мораль и мешают жить.

– Точно! – подхватил Стефан, и ему на сердце стало легче. – Сами не умеют дело делать, а других с толку сбивают.

– А между прочим, сбивать с толку деловых людей – это преступление против государства. Если деловым людям мешать, то у них будет меньше денег, и налоги в казну уменьшатся. Город станет бедней, а это нехорошо.

– В точку, – поддакнул сапожник, незнакомец ему все больше нравился. – Управу на них найти надо.

– Вот и помогите державе – напишите заявление бургомистру, Иоганна вызовут в суд и поговорят с ним как следует.

– Так ведь он же мой друг, как же я буду на него доносить? – засомневался Стефан.

– Это для его же пользы, там с ним поговорят, только поговорят, вышибут, так сказать, из него дурь. Он поумнеет, человек он неплохой, и поймет, что вы были правы.

Стефан живо представил, как игрушечник поймет, что он неправ, как начнет прятать глаза, а он, старый друг, скажет: “Да ладно, забыто!” – и все пойдет по-прежнему. Сапожник и не заметил, как подписал какую-то бумагу.

А в это время в лавку Иоганна постучали. Хелен открыла дверь и впустила небольшого человечка, богато одетого по последней моде.

– Мадам, честь имею, хочу предложить вам выгодную сделку, – заявил он прямо с порога, а слуги уже вносили сундуки. Карлик привычным жестом доставал чудесные игрушки – это были куклы редкой красоты: с золотыми волосами и изумрудными глазами, лихие солдатики с киверами набекрень, плюшевые мишки, которых хотелось обнять и не выпускать из рук долго-долго и многое-многое другое. Хелен рассматривала их и радовалась, как ребенок.

Карлик выглядел весьма усталым, заключить сделку с этой простодушной женщиной ему казалось проще простого. И он начал решительно:

– Мадам, это обойдется вам в десять раз дешевле, чем вы продаете свой товар. Но вам не придется ничего покупать. Под весь этот чудный товар вы получите кредит на скромную сумму в сто тысяч золотых. Вам только нужно уступить одну девятую солнца над вашим городом – и товары потекут в вашу лавку рекой.

Хелен уронила в сундук яркого клоуна в ажурной курточке и удивленно посмотрела на гостя.

– Что, не верите своему счастью? – криво усмехнулся Карлик. – А вот оно прошло и в ваш дом.

– Да кто вам сказал, сударь, что это счастье? – ответила Хелен. – Нам не нужна река товаров, ни даже море. А ручеек игрушек мы делаем с мужем сами. Товары ваши хороши, слов нет, но и мой супруг делает не хуже. И когда моему мастеру удается сделать что-то новенькое, в семье царит покой и счастье. Они, кстати, и были до вашего прихода. Но важней всего то, что вы мне предлагаете расплатиться тем, что мне не принадлежит, а это уже попахивает жульничеством. Разве мне принадлежит хоть сколько-нибудь солнца? Так что шли бы вы, сударь, восвояси. Вот и мой муж пришел, и он скажет вам то же самое.

В дверях действительно появился Иоганн.

– Ваш муж, сударыня, подозревается в совершении государственного преступления! – послышался голос за спиной игрушечника, и два дюжих полицейских вошли вслед за ним.

– Именем законов нашей страны, игрушечник Иоганн, вы арестованы – следуйте за нами!

И они повели удивленного мужчину в центр города, где располагалась тюрьма. Иоганн шел по улицам своего родного города, где он прожил много лет. Здесь не было человека, который не покупал бы у него своим детям игрушки, но все друзья, товарищи и просто знакомые, казалось, не замечали мастера. Все были заняты важными делами: грузили товар, считали кассу, оформляли витрину.

Осень была намного холоднее обычной, но в этой суете они этого тоже не заметили.

Иоганна повели не к бургомистру или судье, а сразу в камеру. Когда тот попытался узнать, в чем его конкретно обвиняют, то оказалось, что никто толком ничего не знает.

– У нас, братец, тут выборы бургомистра, демократия, понимаешь, так что потерпи немного, – сказал ему начальник тюрьмы.

– Хороша демократия, если человека непонятно за что бросают за решетку. А потом, если каждый будет терпеть, то что от этой демократии останется? – заявил игрушечник.

– Ба, да я вспомнил, поступило заявление, что ты подговариваешь народ на что-то очень плохое.

– Да на что же? – удивился Шмидт.

– Этого я не знаю, я только тюремщик, – сказал начальник тюрьмы и закрыл камеру.

А в это время в городе происходило что-то неладное. Солнечного света и тепла становилось все меньше и меньше. Люди кутались в шубы, не только реку, но и часть моря сковало льдом, и корабли уже не могли войти в порт. И тогда по городу начали ездить черные повозки с углем. Возницы, одетые в черные фраки и цилиндры, раздавали уголь всем желающим и просили выбрать в бургомистры Карлика.

– Господин Карлик единственный, кто позаботился об отоплении, и он может согреть и навести порядок в стране, – говорили они.

Для нынешнего бургомистра похолодание было полной неожиданностью, и он проиграл выборы.

– Радуйся, арестант, – сказал начальник тюрьмы Иоганну, – теперь у нас новый бургомистр, и он быстро справится с твоим делом.

Но новому бургомистру было не до игрушечника. Температура падала, порт был закрыт, а цены на уголь росли. А холод все наступал, и, казалось, ему не будет конца.

Хелен долго пыталась хоть что-нибудь узнать о муже, но заботы начали брать свое. Игрушек уже никто не покупал, а надо было кормить себя и двоих детей. Свет солнца становился все тусклее, город все больше напоминал склеп, и многие жители в ужасе покидали его целыми семьями. Казалось, что завтра солнце вообще не взойдет, но маленький его лучик каждое утро возвещал, что не все еще потеряно, что есть надежда.

Как-то неподалеку от ратуши замерзшие дети увидели карету бургомистра.

– Смотри, так это же твой карлик, – вскрикнула Кэтрин.

– Он самый, – удивился Курт. – Значит, он и есть бургомистр? А если он глава города, то пускай освободит папу.

– Но как же нам к нему добраться – на воротах стоит стража, – возразила сестра.

– Проще простого – у стен ратуши огромный сугроб. По нему попадем на крышу, а потом в трубу, – ответил брат.

На дворе стало быстро темнеть, но в сумерках дети заметили, как из городской тюрьмы в ратушу стражники привели человека, похожего на отца, и поспешили по сугробу взобраться на крышу, а потом залезли в трубу.

Спустившись по трубе вниз, они попали в темную комнату. Раньше им никогда не доводилось бывать в этом доме, и они не знали расположения комнат. Брат и сестра шли из одного помещения в другое, но нигде не было ни души. Трехэтажный дом был вообще не освещен и казался заброшенным. Они прошли холодную спальню с незастланной постелью, обеденный зал, где не было убрано, кабинет с разбросанными книгами и бумагами на полу. Казалось, что дети проделали свой опасный путь напрасно, но вдруг на первом этаже они увидели узкую полоску света. Свет шел из каморки, которая уводила в подпол. Брат и сестра тихонечко спустились в подвал и на мгновение ослепли. Весь подвал был залит ярким солнечным светом. Посередине подземного зала на золотой треноге стояло солнце. Оно было неполным, будто кто-то отколол от него небольшой кусочек, но светило ярко и горячо. Вдруг за спиной они услышали шаги.

– Прячься! – шепнул Курт и потащил девочку в угол, где стояли старые бочки. Не успели дети спрятаться, как заскрипела лестница и в подвал вошли Карлик и Мистер Мрак.