Нам-то как раз то, что веселит турок, кажется естественным. Для нас гагаузский не смешнее английского, если, конечно, отвлечься от названия. Ну и от марок, пожалуй.

 

Английский не заимствовал из гагаузского ни одного слова, и, по-моему, ничего не потерял.

Языки редко погибают с грохотом (чаще – со стонами), но именно так и произошло 10 июня 1898 г., когда в ходе дорожных работ на адриатическом острове Крк взорвалась мина. Несчастный случай унес две жизни: погиб некий Туоне Удайна, а вместе с ним скончался и далматинский язык – больше на этом языке было некому говорить.

Если Удайну смерть настигла внезапно, то смерть далматинского ожидалась уже давно. Этот потомок латыни обитал в районе восточного побережья Адриатического моря и был маргинальным почти что с самого начала – ведь большую часть Балкан уже к VI в. захватили славяне. Далматинскому удалось удержаться на горстке островов возле Истрии и в нескольких городах южнее полуострова – самый крупный из них был Дубровник (или, по-далматински, Рагуза). Даже в период наивысшего расцвета языка на нем, скорее всего, говорило не более 50 000 человек. Тексты на нем едва ли сохранились, потому что вряд ли были написаны. В Дубровнике язык исчез в XVI в. А к XIX в. он обитал всего лишь на одном острове: Крк (по-хорватски) или Викла (по-далматински). И то как язык меньшинства.

Только связи с Венецией позволили романскому малышу так долго противостоять натиску окружавшего его славянского большинства. Венеция не одну сотню лет была столицей обширной морской империи, охватывавшей большую часть Восточной Адриатики, и постоянное общение с венецианцами, должно быть, сыграло свою роль в сохранении романского языка на Далматинском побережье. Рагуза вышла из-под власти Венеции в 1358 г., а связь Крка с Венецией продолжалась намного дольше – поэтому тут и уцелел далматинский. Однако 18 апреля 1797 г. Венеция перестала быть независимой республикой, и с этого момента дни далматинского были сочтены. И насчиталось их 36 942 штуки.

Лишь в 1897 г. кто-то наконец додумался, что этот практически незадокументированный язык стоит сохранить на память потомкам. В тот год итальянский лингвист Маттео Бартоли начал опрашивать Туоне Удайну. Оба они не очень-то подходили для такой работы. Для Удайны далматинский не был родным, да и в последние двадцать лет – после смерти родителей – у него совсем не было практики. К тому же его произношение оставляло желать лучшего: Удайне было далеко за шестьдесят и у него не осталось ни одного зуба. Что касается Бартоли, то он усердно занимался романскими языками, но и у него были свои недостатки. По словам гораздо более выдающегося лингвиста Джакомо Девото, «ему был чужд интерес к фонологии, синтаксису, стилистике, грамматике и общему описанию системы».

Не стоит, впрочем, думать, что, если бы более дотошный лингвист смог подольше пообщаться с далматиноговорящим обладателем полного комплекта зубов, у нас было бы полное и надежное описание далматинского. Когда на языке говорит всего один человек – язык уже мертв. Язык живет разговорами, поэтому в одиночку сохранить ему жизнь невозможно – одному человеку под силу разве что вспомнить все, что вспомнится.

Незадачливый Туоне Удайна, последний далматиноговорящий в мире

«Смерть последнего носителя» звучит очень драматично (выигрышная тема для СМИ!), но языки умирают постоянно. Подсчитано, что примерно у пятисот языков осталось меньше чем по сто носителей, а примерно пятьдесят языков знают по одному человеку. В 2013 г. в Латвии умер последний человек, для которого родным был ливский. В 2012-м в Шотландии скончался последний носитель кромартского языка. А вот чуть менее мрачная вариация на ту же тему: сообщается, что в 2011 г. два последних носителя языка ауапанеко в Мексике перестали разговаривать друг с другом. Тоже грустная история. Но в рассказе о далматинском драматизма больше.

 Английский не позаимствовал у далматинского ни одного слова. Собаки далматины названы по имени региона, но неизвестно, здесь ли была выведена эта порода.

 Vu – вы (множественное число). Это существенный пробел в английском. Vu произносится, как французское vous, да и значения у них одинаковые.

Жив ли корнский? В значительной степени это вопрос веры. До недавнего времени неверующие могли апеллировать к атласу языков ЮНЕСКО, где корнский числился покойным. И в этом не было ничего удивительного, если учесть, что женщина, которую принято считать Последним Истинным Носителем, – некая Долли Пентрит, торговка рыбой из Маусхоула, – умерла в 1777 г. Правда, скончавшийся в 1891 г. в возрасте 79 лет Джон Дэйви знал некоторые корнские слова и выражения, которые слышал в детстве от отца, но неясно, говорил ли он когда-нибудь на этом языке. Горстка людей с некоторыми познаниями в корнском даже пережила Джона Дэйви, но опять-таки они по-настоящему на этом языке не говорили. Похоже, что Долли Пентрит действительно была его последним носителем.

Однако истинные верующие не считают смерть концом всего, поэтому начиная с XIX в. предпринимались многочисленные попытки воскресить язык. В наше время благодаря Интернету воскресение стало, как никогда, реальным, даже если проповедовать приходится не на локальном, а на глобальном языке: практически все материалы портала www.magakernow.org.uk, который славит корнский как родной язык региона, написаны на английском.

На мели, но в ожидании прилива. Обратите внимание на корнуолльский флаг.

High Tide: David Merrett/flickr.

Хотя для жителей Корнуолла первым языком продолжает оставаться английский, родной язык чувствует себя сейчас намного лучше, чем прежде. С начала XX в. тысячи людей научились говорить на корнском, так что сейчас несколько сот жителей используют его в повседневной жизни. Воскресить удалось и некоторые другие языки, такие как мэнский (см. следующую главу), но у корнского есть одна особенность: его воскресители никак не могут договориться о том, что именно нужно воскрешать.

Если первый влиятельный возрожденец, Генри Дженнер, вполне логично положил в основу своего написанного в 1904 г. учебника тот язык, на котором говорили и писали в последнее столетие жизни корнского, то его ученик Роберт Мортон Нэнс занял более радикальную позицию. Поскольку лучшая пора литературного корнского пришлась на Средние века, убеждал он, давайте воскрешать язык того времени. При этом его версия отличалась от варианта Дженнера не только орфографией: Нэнс возродил множество старых слов, которые не поняла бы Долли Пентрит и ее современники. Создание Нэнса получило название Единый корнский (Kernewek Unys) и до 1980-х считалось стандартом.

В конце XX в. возникло еще несколько конфессий, славивших Общий корнский (Kernewek Kemmyn), Пересмотренный единый корнский (Kernowek Unys Amendys) и Современный или Возрожденный поздний корнский (Kernuack Nowedga или Kernuack Dewethas). Создатели каждого канона стремились упорядочить правописание, но шли при этом разными путями. Кроме того, сектанты не могли договориться, какую модель лучше брать за основу: должны ли словарь, грамматика и произношение корнского отражать Средние века, XVI или XVIII век?