Но этим все не объясняется, потому что языки склонны к переменам даже без внешнего влияния. Только очень специальные условия могут помешать им меняться. По мнению социолингвистов, для этого нужно, в частности, чтобы большинство людей, знакомых каждому конкретному носителю языка, были знакомы между собой – именно так поддерживается консенсус в отношении языковых норм. До XIX в. исландское общество, состоявшее из менее чем 50 000 человек, могло бы – благодаря своей малочисленности – обеспечивать столь тесные связи. Новый взгляд на карту подсказывает возражение против этой гипотезы: Исландия – очень слабо населенная страна, к тому же гористая местность и быстроводные реки крайне затрудняют контакты. Это так, но историки утверждают, что несмотря на все эти препятствия исландская элита путешествовала и общалась гораздо больше, чем можно было бы ожидать: местные лидеры ежегодно съезжались на заседание своего парламента (альтинга), богатые семьи переезжали из одного имения в другое, дети элиты учились в одной из всего двух имевшихся в стране школ, а священнослужителей направляли в приходы, далекие и от места их рождения, и от предыдущего места службы. Плюс ко всему периодически сотни, а то и тысячи людей снимались с места из-за извержений вулканов. Видимо, все эти переезды и обеспечивали стабильность языка – такую высокую, что в нем практически не было диалектов.

Исландский язык не слишком изменился со времени создания саг в XII–XIII вв.

Saga: Luc Van Braekel/flickr.

Важная роль, которую играли в исландской культуре саги, тоже помогала сохранению языка. Есть и еще одно объяснение тому, что исландский не развивался. По мнению некоторых лингвистов, главной движущей силой развития языка служат молодежные тусовки. Стремясь отличаться от своих родителей, желательно вызывая их возмущение, молодые люди выбирают простейший вариант: начинают говорить на своем особом языке. И часть молодежного жаргона они сохраняют на всю жизнь – таким образом местный язык меняется.

Однако исландской молодежи было трудно создавать и поддерживать собственный жаргон: молодые люди были рассеяны по отдельным, далеко отстоящим друг от друга усадьбам вне пешей доступности. Тусоваться им оставалось только с родными и (быть может) двоюродными братьями и сестрами. В двух местных школах дела могли обстоять по-другому, но по возвращении домой элитарное меньшинство сталкивалось с непониманием или постоянными поправками, как только пыталось использовать школьный жаргон.

Таким образом, основные причины стабильности исландского на протяжении веков сводятся, по-видимому, к следующему: замкнутая моноязычная среда, тесные социальные связи и отсутствие молодежной культуры. Сейчас, конечно, все уже не так. За последние сто с небольшим лет Исландия сильно изменилась благодаря развитию транспорта, усовершенствованию связи и урбанизации. Но саги по-прежнему остаются понятными. Почему? Как удается исландцам противостоять естественным процессам изменения языка?

Одна из причин – сознательное сопротивление. Когда в середине XIX в. национализм добрался и до этого удаленного уголка Европы, исландцы тут же поняли, что их объединяет как нацию: их особенный, сохранившийся в первозданном виде язык. В ходе вековой борьбы за независимость лидеры всегда могли положиться на язык как основу единства. Общее отношение было впоследствии выражено лозунгом: Land, þjóð og tunga, þrenning sönn og ein (земля, народ, язык – подлинное триединство).

Учитывая роль чистоты и стабильности языка в формировании самосознания нации, нужно было решить неотложную задачу: исландский должен был сохранить чистоту и стабильность, обслуживая в то же время своих носителей во всех областях современной жизни – от управления до зоологии. Над этой задачей исландцы и работают с тех самых пор. Новые слова создаются в строгом соответствии с языком саг. Грамматику подвергли ревизии с тем, чтобы старая литература стала еще доступнее. Обязательное обучение помогает распространять по стране новые слова и новые грамматические правила, что позволяет еще больше сгладить небольшие диалектные различия.

До самого недавнего времени такая языковая политика не вызывала никаких возражений. Бытовало убеждение, что чистота исландского языка гарантирует широкому читателю понимание любого текста независимо от его темы. При этом стабильность языка обеспечит будущим поколениям доступ к любой национальной литературе, как старой, так и новой. А литература очень важна для Исландии: здесь издается больше новых книг на душу населения, чем в любой другой стране мира, и исландцы явно самый малочисленный народ с собственным лауреатом Нобелевской премии по литературе (Халлдором Лакснессом).

Однако сегодня лингвистический национализм Исландии пошел на спад. Заимствование иностранных слов уже перестало быть табу, а в грамматику просочились некоторые изменения. Правда, к этим изменениям приковано всеобщее внимание и протест против них довольно широк, так что, возможно, они все же не войдут в нормативный язык. Стабильности исландского языка не угрожает немедленный коллапс.

Поэтому если вы думаете, что английский приходит в упадок и что с этим надо бороться, не воображайте, что исландцы показали возможность остановить процесс. В Исландии больше нет тех факторов, которые столетиями оберегали язык от изменений, а в Британии их и раньше не было. Более того: в современной Исландии на стражу стабильности стал чисто исландский национализм, который превратил сохранение древнего языка в национальную идею. А в Британии – учитывая беспорядочные прошлые связи английского – массовое движение за чистоту национального языка трудно себе даже представить.

 Два английских слова имеют исландское происхождение: слово geyser (гейзер) было заимствовано напрямую, а слово eiderdown (от æðardun – стеганое одеяло) – через датский или немецкий.

 Jólabókaflóð – буквально «рождественский поток книг».

История любого языка – до некоторой степени всегда история политики и идеологии. На то, как люди говорят, в разных частях Европы повлияли разные факторы: в Швеции – эгалитаризм, в Норвегии – пацифизм, а в Люксембурге – прагматизм. В других местах большое влияние оказали регионализм (фризский / шотландский), сепаратизм (каталанский) и, конечно, война и политические репрессии (сербохорватский, белорусский).

Большинство норвежцев пишет по-норвежски и говорит по-норвежски. Казалось бы – избитая истина? На самом деле – ложь, потому что норвежского языка не существует ни в письменной, ни в устной форме.

Начнем с последнего: в Норвегии просто нет нормативного языка, каким является королевский английский в Британии. Каждый норвежец говорит на своем региональном диалекте. Если перед поездкой в Норвегию вы решите подучить норвежский, то ваш аудиокурс будет скорее всего основан на нормативном восточном норвежском. Язык назван так неспроста – ни один житель западной части страны на нем не говорит. Ни дома, ни на работе, ни даже на телеэкране, потому что все дикторы и все актеры придерживаются своего собственного регионального акцента. Рекомендации официального Языкового совета (Språkård) просты: следуйте обычаям своего региона. В результате норвежцы воспринимают богатейший спектр акцентов. Что бы ни сказал норвежец – eg, e, i, ig, je, jæ, jæi, jeg, æ, æg, æi или æig, – все поймут, что это означает я. Такая чуткость достойна восхищения, зато иностранцам приходится туго.