Но если к разговорной речи норвежцы относятся благодушно и терпимо, то к письменной предъявляют неожиданно жесткие и противоречивые требования. Тут уж нет места мирному существованию диалектов – идет непрерывная и подчас весьма яростная борьба между сторонниками различных вариантов.

Суть противоречия сводится к одному вопросу: сколько датскости допустимо в норвежском? Бурные споры на эту тему не утихают уже лет двести. Фактически Норвегия отделилась от Дании, став независимым государством, в 1814 г., хотя официально полная независимость была объявлена в 1905-м. Но тут возникла одна неувязка. Норвежский язык, который в Средние века задавал тон во всей Северной Европе, во времена датского владычества находился в загоне. Все, кто умел писать, писали на датском. И вообще всякий, кто хотел чего-то достичь, должен был делать это на датском.

Поэтому, получив автономию, Норвегия оказалась перед трудным выбором: на каком языке писать? Стандарта в норвежском не было. При этом словарный запас существовавших диалектов просто не годился для государственного управления, высшего образования и художественной литературы. А датский? Ну сами подумайте, станут ли независимые норвежцы писать по-датски? Логичным компромиссом представлялся некий гибрид. Но как именно скрещивать противоборствующие стороны, было неясно. Датский с норвежским произношением? Столичный диалект с добавлением недостающих слов из датского? Более далекий от датского периферийный диалект, укрепленный искусственно созданными словами?

Единого ответа на этот вопрос нет до сих пор. В стране циркулирует четыре языковые разновидности: две официальные и две оппозиционные. Наиболее распространен официальный вариант – букмол (Bokmål – книжная речь), у которого есть свои градации: от умеренного (более сходного с датским) до радикального (менее сходного). Официальным является и нюношк (Nynorsk – новый норвежский), который ближе к тем диалектам, на которых говорит большинство населения. Как ни странно, он гораздо менее популярен, чем букмол, и распространен лишь на западе страны. Школьников учат обоим языкам, с упором на тот или иной из них, в зависимости от региона. Уже упоминавшийся Языковой совет радеет за обоих.

Типичное норвежское слово: utepils – питье светлого пива на открытом воздухе. Ключевым тут является пиво.

Utepils: Aslak Raanes/flickr.

Однако против них выступают меньшинства. Этот глухой протест возник, как ни парадоксально, в результате попыток правительства постепенно объединить две официальные версии в самношк (Samnorsk – единый норвежский). Проект, от которого уже успели отказаться, восприняли в штыки представители противоположных группировок.

На одной стороне диапазона действует не очень многочисленная, недостаточно влиятельная, но довольно воинственная группа сторонников хёгношка (Høgnorsk – высокого норвежского). Этот язык похож на нюношк, но еще больше похож на его предшественника – ланнсмол (Landsmål – национальный язык), созданного в XIX в. поэтом-романтиком Иваром Осеном на основе, как ему казалось, наиболее чистых и незамутненных традиционных диалектов.

С другой стороны – риксмол (Riksmål – державная речь). В определенном смысле сторонники риксмола не менее привержены традициям, чем их оппоненты: и те и другие ориентированы на прошлое. Только в этом случае ностальгию вызывает нормативный датский язык, который на датском называется Rigsmål. У риксмола больше пропагандистов, чем у хёгношка, и они имеют больший авторитет в обществе; за них выступает даже достойный оппонент Языковому совету – Норвежская академия, в которую входит множество консервативно настроенных людей.

Разумеется, систематические различия в орфографии – явление, которому не чужд и английский: слова типа labour, theatre, travelling, axe и catalogue пишутся по-разному по разные стороны Атлантики. Но норвежцы-то умудряются иметь две официальные системы правописания (и еще несколько неофициальных), живя бок о бок друг с другом, по одну сторону океана. Причем различия настолько существенны, что есть даже норвежско-норвежские словари. Бардак? А можно назвать это свободой выбора. Норвежский – демократичный язык.

 Английский заимствовал из современного норвежского целую охапку слов: krill (криль), fjord (фьорд), ski (лыжа), lemming (лемминг), slalom (слалом). Древненорвежский дал и множество других, включая they (они), get (получить) и egg (яйцо).

 Døgn – двадцатичетырехчасовой период, день вместе с ночью. Нидерландское etmaal и польское doba имеют то же значение. Английский может рассмотреть в качестве кандидата и слово utepils – питье светлого пива на открытом воздухе.

Товарищи!

У нашего славного народа есть два государственных языка. Один – русский, язык нашего великого славянского брата, с богатой историей и знаменитой литературой. Другой – белорусский, примитивный крестьянский диалект, преобразованный в 1933 г. видными советскими учеными в приемлемое средство письменного общения для тех, кому сложен настоящий русский. Благодаря усилиям наших замечательных социалистических ученых на белорусском стало возможно даже получить образование, пока не настал тот великий момент, когда все белорусы смогут овладеть настоящим русским языком.

Но, товарищи! Среди нас, в нашей любимой отчизне, оказались предатели, они всюду вокруг нас, они брызжут ядом через иностранные СМИ, которые бомбардируют нас изо дня в день. Есть люди – нет, скорпионы! – которые утверждают, что они, и только они, говорят и пишут на подлинном белорусском языке. Позор! Они ссылаются на позабытую книжонку 1918 г., написанную лингвистом-предателем Брониславом Адамовичем Тарашкевичем. Позор! Этот Тарашкевич родился в Литве и был членом польского парламента. Что тут еще можно добавить? Разве он был настоящим белорусом? Не зря крыса Тарашкевич был уничтожен великим отцом народов Сталиным в ходе большой чистки в 1938-м!

Товарищи! Язык скорпионов – так называемая «тарашкевица» – ярко свидетельствует о его предательстве. Он оторвал белорусский от его русских корней и бросил в пучину польского недоязыка. Да, его книжонка вышла в 1918 г. сначала на западном латинском алфавите, а уж потом на родной русской кириллице. Если бы Тарашкевич достиг своей гнусной цели, белорусы ныне использовали бы алфавит капиталистических эксплуататоров, империалистического НАТО, поляков – порнографов и гомосексуалов.

Товарищи! Благодаря нашему любимому лидеру Александру Лукашенко наша родина поддерживает теснейшие узы дружбы с нашими русскими братьями, сохраняя верность их совершенному языку и исконной славянской кириллице. Давайте не щадя жизни защищать эти достижения! Да здравствует Лукашенко! Да здравствует русский язык! Смерть белорусскому языку предателей!

Друзья, нас долго подавляли. До 1990-го мы находились под гнетом московского Политбюро. Ныне нас угнетают собственные минские власти, диктатор Лукашенка – друг русских, враг своего народа и нашего языка. Предатель Лукашенка снова сделал русский государственным языком нашей страны, официально – наряду с беларуским, но на самом деле – взамен и поверх него. И в довершение всего он отказывается отменить «наркомовку» – беларуский язык мрачной советской эпохи. В 1933-м московские комиссары обесчестили – нет, совратили – язык наших предков, загнав его в тиски русского. Спору нет: русский – богатый музыкальный язык, тесно связанный с нашим. Но он не наш язык. Любая попытка сделать беларуский более похожим на русский – это коварная атака на наше наследие, нашу независимость, нашу национальную гордость.