Однако один язык из схемы Коллара выпадает: словенский. Конечно, это язык очень небольшой страны. Ее территория добрую дюжину раз уместится в Великобритании, которая и сама-то не очень велика, а население – чуть больше двух миллионов – в четыре раза меньше населения Лондона. И тем не менее, когда словенцы говорят на региональных диалектах, даже их собственные сограждане иной раз ничего не могут понять. Так что можно представить, как озадачат эти диалекты носителей других славянских языков из южнославянской группы Коллара, например болгар.
Отчего так получилось? Почему у русских практически нет диалектных различий, хотя их территория растянулась с запада на восток почти на шесть с половиной тысяч километров, а словенцы занимают каких-то 320 километров из конца в конец и при этом у них настоящий винегрет региональных диалектов? И это сразу же порождает другой вопрос: откуда вообще берутся диалекты?
Некоторые думают, а точнее, бездумно полагают, что диалекты – это испорченные варианты нормативных языков. Например, скауз – просто исковерканный английский. Это первое, что приходит в голову; на самом же деле все наоборот: сначала возникают диалекты, а уж на их базе создается – всегда искусственным образом – нормативный язык. Правильнее было бы сказать, что нормативный язык является испорченной, неестественной, извращенной формой диалекта. Потому что любая другая версия всякого языка – независимо от того, является он региональным или нет, – развивается свободно, естественным образом, а самое большое влияние на него оказывает степень его изоляции и языки, с которыми он контактирует.
При этом влияние контактов проявляется нагляднее, но носит более поверхностный характер, чем влияние изоляции. При тесном общении с носителями других языков люди часто заимствуют иностранные слова, чтобы лучше выразить какие-то идеи или произвести впечатление на собеседников. Если такое общение начинается в детстве, то человек может вырасти билингвом, а между языками, которыми он владеет, возникнет интерференция в том, что касается словарного запаса, грамматики и произношения. Благодаря этим двум типам контактов (использованию чужого языка детьми и взрослыми) в английском есть заимствования из латыни, французского, скандинавских, греческого, нидерландского, хинди и многих других языков, а на его грамматику мог оказать влияние валлийский[3], причем у говорящих по-английски пакистанцев один акцент, у шотландцев – другой, а у десятков тысяч шотландских пакистанцев – третий.
Так вот почему в Словении такое изобилие диалектов? До некоторой степени – да. Словенские земли – то есть Словения и окружающие ее регионы, где тоже говорят по-словенски, – имеют малую площадь, но зато граничат по меньшей мере с четырьмя разными языками, три из которых принадлежат к другим языковым семьям: на западе от них живет итальянский (романская группа), на севере – немецкий (германская группа), на востоке – венгерский (финно-угорская группа). Только на юге проживает родственный славянский язык – хорватский. Словенские диалекты, на которых говорят в Италии и возле ее границ, подверглись влиянию итальянского, те, на которых говорят в Австрии и в прилегающих к ней регионах, – немецкого и т. п. Поэтому жителям других регионов Словении трудно понимать эти диалекты.
А еще надо учесть, что любой язык – независимо от наличия или отсутствия контактов – все время меняется, так что каждое новое поколение взрослых считает, что молодежь говорит и пишет неправильно. Дедушки-бабушки и их внуки, хотя и объясняются друг с другом довольно свободно, замечают у собеседников странности в выборе слов, произношении и даже синтаксисе. И в Словении это так же верно, как в Британии.
В наше время высокой мобильности населения, множества средств массовой информации и мгновенной коммуникации любое изменение, к примеру, в британском английском быстро разносится по всей стране, от крупных городов до Корнуолла и Шетланда. Раньше было не так: большинство людей всю свою жизнь проводило в пределах одного-двух населенных пунктов, а все их путешествия сводились к поездкам на ближайшую ярмарку. Разговор с чужаком был такой экзотикой, что вряд ли мог сказаться на чьем-то говоре. Изменения языка происходили локально и носили спонтанный и случайный характер.
Если какое-то сообщество достаточно долго пробудет в изоляции, то его язык неизбежно станет отличаться от языка соседей. Чем больше пройдет времени и чем сильнее изоляция, тем больше накопится особенностей: уникальные слова, грамматические странности, собственная манера произношения. Вот почему британский английский намного разнообразнее американского, хоть Британия и гораздо меньше Америки: ведь британские диалекты провели врозь несравнимо больше времени. Их разобщенность сохранялась чуть ли не до начала XX в., и только тогда некоторые различия стали постепенно стираться.
Мирная (по большей части) горная страна – подходящее место для развития диалектов.
В Словении у диалектов было не меньше условий для развития, чем в Британии, а то и больше. Словенцы поселились здесь в VI в., и местность в их новом доме была настолько гористой, что у жителей одной долины не было охоты посещать соседнюю, а тем более отправляться дальше. В течение многих столетий этот небольшой народ входил в состав относительно благополучных, стабильных, многонациональных империй, таких как империя Каролингов или Габсбургов. При этом государственная и религиозная деятельность, городская деловая активность происходили на различных иностранных языках, а словенские крестьяне общались между собой на словенском – они доили коров, убирали урожай, а их диалекты постепенно менялись. Если бы кто-то из них из амбициозности или эксцентричности вздумал подражать в построении фраз и произношении национальной элите, он обнаружил бы, что сделать это практически невозможно, потому что до середины XIX в. мало кто из писателей или представителей элиты пытался выражать свои мысли на словенском.
У других славянских языков положение было совершенно иным. На русском, украинском, белорусском и польском языках говорили в основном на равнинных территориях, а история этих народов полна завоеваний, поражений, миграций и других событий, которые приводили к перемещению и перемешиванию населения, так что диалекты постоянно выравнивались. И у чехов со словаками было почти так же.
Некоторые славянские земли южнее Словении – остальная часть бывшей Югославии и Болгария – тоже довольно гористы, поэтому их диалектное разнообразие выше, чем у более северных славянских языков. Но во всем остальном эти южнославянские территории отличаются от Словении. Письменные версии их языков возникли и закрепились гораздо раньше. Кроме того, иначе сложилась их политическая судьба. В отличие от Словении остальная часть Балкан была зоной наступления Османской империи и после столетий оккупации являлась ареной борьбы за независимость. Так что там миграция населения была гораздо интенсивнее, чем в Словении, которую основная часть конфликтов обошла стороной. А чем больше перемешивается население, тем меньше разнообразие его диалектов.
В нынешней Словении, разумеется, такое перемешивание уже вошло в обычай. Страна обладает современной экономикой, стала членом ЕС, и теперь ее жители регулярно проезжают бóльшие расстояния, чем их предки проезжали за всю свою жизнь. Словенские диалекты все больше гомогенизируются и, возможно, скоро достигнут уровня однородности молока из супермаркета. На самом деле «молочный» разговорный словенский уже становится вторым нормативным языком. Первый, известный под названием современный стандартный словенский, практически неотличим от письменной речи, в нем все произносится именно так, как пишется, и сохраняется ряд старинных особенностей, которые уже исчезли в диалектах. В то же время нарождающийся второй нормативный язык основан на современном диалекте столицы – Любляны. Его противники сетуют на небрежное произношение (не все слоги произносятся, игнорируется тональность или мелодия слов) и утверждают, что отдельные его грамматические правила неверны (перестали использоваться некоторые окончания). Но то, что сегодня считается ошибкой, часто завтра становится нормой, и вполне возможно, что весь народ переключится с региональных диалектов и современного стандартного словенского на новую версию языка.
