В министерстве, сформированном Четемом, имелось несколько человек со способностями едва ли не блестящими, но чьи характеры и амбиции отталкивали их друг от друга. Четем сам занял должность хранителя печати — место без функции. Его друг и поклонник, герцог Графтон, получил казначейство и номинально возглавил правительство. Графтону не хватало опыта и зрелости, а также искреннего желания применять власть, но он относился к Питту с любовью, граничащей с преклонением, что в глазах последнего отчасти искупало недостаток квалификации. Граф Шелберн, еще один близкий друг Четема, стал государственным секретарем Южного департамента. Шелберн был исключительно интеллектуально одарен, но присущие ему холодность и необщительность вынуждали его избегать политической арены, где требовалось проявлять умение убеждать и примирять. Генри Конвей остался в правительстве в качестве госсекретаря Северного департамента; Камден стал лорд-канцлером; Эгмонт, ни во что не ставивший Четема, возглавил морское ведомство, а Нортингтон — верный друг короля — стал председателем Совета.
После Четема самым интересным человеком в правительстве был Чарльз Тауншенд, ставший канцлером казначейства. Сорокаоднолетний Тауншенд являлся вторым сыном Чарльза, виконта Тауншенда — грозного вельможи, старавшегося доминировать над своим сыном и отчасти в этом преуспевшего. Мать Тауншенда — до замужества Одри Харрисон — была остроумной и распутной женщиной, которая почти не встречалась с сыном после расставания с его отцом. Когда брак его родителей рухнул, Тауншенд остался с отцом, хотя, по-видимому, не питал к нему большой любви. Из трудного подростка Тауншенд превратился в трудного взрослого — блестящего, однако непредсказуемого как в частной, так и в общественной жизни.
Тауншенда часто называли переменчивым, однако он всегда оставался верен одному важному убеждению об Америке — убеждению в необходимости сделать тамошних королевских чиновников независимыми от общественного контроля. В начале своей карьеры, служа в министерстве торговли, он составлял инструкции для нового губернатора Нью-Йорка, в которых подсказывал, что от легислатуры следует требовать создания постоянных фондов для выплаты жалованья губернатору и другим королевским чиновникам, чтобы тем самым обеспечить независимость исполнительной власти. Находясь на службе в администрации Гренвиля, Тауншенд выступал за Акт о гербовом сборе, но в декабре 1765 года высказался против резолюции, объявлявшей колонистов повстанцами, и во время дебатов, по словам Берка, держался с Джорджем Гренвилем «очень грубо». Следующей весной он проголосовал за отмену закона. К тому времени он успел заслужить репутацию великолепного оратора и занятного, хотя и ненадежного человека[263].
С этими сомнительными кадрами Четем предполагал добиться больших перемен в английской политике. Он намеревался прекратить распри, покончить с нестабильностью предыдущих лет и восстановить мир и гармонию в правительстве Англии. Приняв пэрский титул, который перевел его в палату лордов, Четем сделал еще более затруднительным решение стоявшей перед ним задачи, поскольку ушел с поля самых ожесточенных сражений. Он также связал руки Конвею (своему лидеру в палате общин), передав казначейство герцогу Графтону. Казначейство, конечно, в большой мере являлось источником того влияния, которое делало палату общин сговорчивее. Для использования этого ценного ресурса Конвею приходилось ориентироваться на Графтона, который вместе с Четемом заседал в палате лордов[264].
Первые полгода, которые Четем провел в новой должности, раскрыли ему глаза на трудности реализации своего замысла. Один из его коллег — первый лорд адмиралтейства Эгмонт — покинул правительство уже спустя несколько недель после того, как оно приступило к исполнению своих обязанностей. В ноябре ушло большинство оставшихся старых вигов, лояльных Рокингему, которых выжил Четем, решивший положиться на сторонников Бедфорда. Однако цена за должности, которую запрашивал Бедфорд, оказалась слишком высока, и Четему пришлось взять на борт «друзей короля». Вне правительства стояла оппозиция, сделавшаяся теперь сильнее, чем когда-либо, но, к счастью для Четема, ее члены были разделены и не доверяли друг другу. Тем не менее преодолеть распри не удалось, и в декабре Четем, страдавший от подагры и разочарования, удалился в Бат[265].
Другие две важные задачи Четема — взять под контроль Ост-Индскую компанию и урегулировать колониальные проблемы — тоже остались далеки от решения. Перед отъездом в Бат Четем начал требовать парламентского расследования операций Ост-Индской компании. Известно о них было немного, но ходило множество слухов о нарушениях в управлении финансами компании и ее новоприобре-тенными территориями. Четем хотел лишить эту компанию ее территориальных владений, особенно крупных в Бенгалии. Эти земли, как он утверждал, были заняты при помощи армии. Так с какой стати компания должна получать прибыль с земель, захваченных войсками короля? Конвей и Тауншенд выступали против конфискации, и многие в парламенте соглашались с ними. Мотивы парламентариев вряд ли были чистыми, ведь многие из них владели и спекулировали акциями Ост-Индской компании, в том числе и Тауншенд, предложивший оставить территории в собственности компании и начать с ней переговоры о разделе доходов[266].
С точки зрения кабинета министров американские проблемы сводились к вопросам подотчетности колониальных правительств и нахождения средств для отплаты королевских расходов. Об отказе Нью-Йорка исполнять Квартирьерский акт стало известно в течение года; также не остался без внимания и тот факт, что Массачусетс и Нью-Йорк не желали компенсировать потери жертв мятежей против Акта о гербовом сборе. Осознание того, что на западе британских владений в Америке назревают большие проблемы, происходило медленно.
С момента королевской прокламации 1763 года запад был практически неуправляем. Королевские чиновники, особенно суперинтенданты по делам индейцев, оказались неспособны регулировать торговлю мехами, а стало быть, и предотвращать акты мошенничества в отношении коренных народов. Новые поселенцы открыто не признавали запрет на основание поселений и покушались на земли, которые были зарезервированы для индейцев. Секретарь Южного департамента Шелберн, в обязанности которого входило давать рекомендации о политике на западе, целый год изучал вопрос и не спешил с действиями. На него оказывалось колоссальное давление: торговцы мехами в Канаде, Пенсильвании и южных колониях желали свободы действий и надеялись предотвратить вторжение тысяч жадных до земли колонистов с востока. Другие деловые группы, в частности «Компания Иллинойса», одним из покровителей которой являлся Бенджамин Франклин, просили предоставить им крупные земельные пожалования и создать в западной части хотя бы две колонии, чтобы обеспечить дисциплинированное заселение и защиту прибылей. Приходилось учитывать и интересы лиц, заседавших в парламенте или близких к нему, которые требовали, чтобы расходы в Америке сокращались или, по крайней мере, были переложены на американцев[267].
Деньги поистине связывали в один большой клубок всевозможные проблемы Америки и Ост-Индской компании. Если не считать надежду получить средства от компании, Четем имел лишь смутные идеи о том, как укрепить финансовое положение правительства. Он даже не пробовал убедить Тауншенда и Конвея поддержать его план в отношении Ост-Индской компании; его отъезд в Бат, за которым в марте 1767 года последовала болезнь лишь с кратковременным возвращением в Лондон к работе в правительстве, позволил Тауншенду взять бразды правления в свои руки[268].
