Некоторая определенность появилась в тот момент, когда штаты начали принимать свои собственные конституции. Большинство этих конституций утверждали структуру правительства и определяли его полномочия. Они также устанавливали границы прав и свобод граждан. Подобные действия штатов значительно ослабляли и сужали полномочия конгресса. Он был вынужден вести войну и объединять усилия всей страны, не имея власти, без которой не может функционировать ни одно правительство. Его полномочия, которые никогда не были достаточно четкими, грозили стать еще более расплывчатыми.

Еще до того как штаты сделали эти шаги, конгресс пришел к выводу о необходимости уточнить и тем самым усилить свои полномочия. В 1775 году двое из его членов, Бенджамин Франклин и Сайлас Дин, каждый по своей инициативе, составили проект конституции. В следующем году, когда в конгрессе велись дебаты о независимости, специальный комитет, созданный для разработки плана конфедерации, подготовил проект, впоследствии легший в основу «Статей конфедерации».

Конгресс не утверждал результат работы комитета вплоть до ноября 1777 года. И тот документ, который в конце концов был утвержден, отличался в ряде важных пунктов от исходного документа 1776 года. Комитет, в свою очередь, внес уточнения в этот исходный проект, подготовленный Джоном Дикинсоном.

Чтобы решить проблемы конфедерации, Дикинсон порекомендовал наделить конгресс основными полномочиями — и урезать полномочия штатов. Согласно этому плану, конгресс мог вмешиваться в жизнь штатов разными способами, включая регулирование права штатов на принуждение. Штаты, со своей стороны, не имели права препятствовать действиям конгресса. Дикинсону, по-видимому, удалось убедить членов комитета, поскольку они предложили дать бóльшую власть конгрессу.

В период между 12 июля 1776 года, когда комитет представил результаты своей работы, и 17 ноября 1777 года, когда конгресс утвердил «Статьи конфедерации», делегаты фактически отвергли проект комитета, внеся в него принципиальные изменения, которые связали руки конгрессу — и развязали руки штатам. Не все изменения касались отношений между штатами и конгрессом. Важнейшее из тех, что касались, а именно решение не давать конгрессу контроля над западными землями, задержало ратификацию «Статей» до марта 1781 года. Мэриленд хотел, чтобы конгресс управлял этими землями, и отказался ратифицировать «Статьи». Непреклонность Мэриленда проистекала не из желания усилить конгресс, но из намерения ослабить те штаты, которые претендовали на внутренние районы Соединенных Штатов. Когда в 1781 году Виргиния отказалась от части своих западных притязаний, Мэриленд ратифицировал «Статьи», и они вступили в силу.

Статья II новой конституции пресекала посягательства конгресса на верховную власть, постулируя, что «каждый штат сохраняет свое верховенство, свою свободу и независимость, равно как всю власть, всю юрисдикцию и все права, которые не делегированы этой конфедерацией Соединенным Штатам, собравшимся на конгресс». В соответствии со «Статьями», конгресс продолжал контролировать международные отношения, и только он мог объявлять войну. Но штаты как конституирующая власть Союза имели явное превосходство.

В 1783 году гражданское чувство и структура правительства Союза фактически предписывали американцам ориентироваться на штаты — не на конгресс. Действительно, к этому времени штаты, вдохновляемые великими целями революции, уже сделали очень много.

Ни один из них не внес большего вклада в революцию, чем Виргиния. Своими выдающимися достижениями этот штат, безусловно, был обязан своей элите, джентри, особому классу, который привел Виргинию в революцию и продолжал вести ее за собой и в дальнейшем. Еще в начале века джентри получило поддержку мелких виргинских плантаторов и сохраняло ее благодаря своим достоинствам, а не путем принуждения.

В XVIII веке джентри никогда не составляло более пяти процентов белого населения Виргинии, и ядро этого сословия, согласно историку Джеку Грину, состояло примерно из сорока видных семей, из которых вышли самые известные общественные деятели Виргинии. Хотя джентри и его ведущие представители были малочисленны, они не были некой замкнутой кастой. Разумеется, джентри принимало в свои ряды далеко не каждого — необходимыми предпосылками для вступления были богатство и талант, однако в XVIII веке оно оставалось сравнительно открытым сословием. Джентри в Англии и ряде колоний, особенно в Нью-Йорке, в сравнении с виргинским было куда более закрытым[1069].

Избранные люди Виргинии вели далеко не праздный образ жизни. Они упорно трудились, выращивая табак, а также, в соответствии с велениями века, пшеницу и другие зерновые культуры. Этот тяжелый труд не требовал участия их рук. Посевом, выращиванием и сбором урожая, а также его доставкой на корабли для транспортировки на европейские рынки занималось огромное количество рабов. Обязанностью джентри был не ручной труд, но организация и управление трудом других людей.

Кроме того, джентри осуществляло властные функции. Его представители преобладали в органах управления всех уровней, от окружных судов до палаты горожан и совета. Им не приходилось навязывать себя низшим сословиям. Круг избирателей оставался довольно широким на протяжении всего столетия, и электорат выбирал способных людей. Плантаторы средней руки уважали богатство и способности и, видимо, соглашались с тем, что управлять должны люди, обладающие этими достоинствами. Джентри, разумеется, не имело ничего против, но оно не злоупотребляло уважением, с которым к нему относились низшие сословия. Из этих джентльменов получалось необыкновенно ответственное правительство — не столько благодаря их аристократизму, сколько благодаря пониманию того, что их интересы в основном совпадают с интересами тех, кем они управляют. В этом они, вероятно, в значительной степени были правы. Все выращивали табак для продажи и все сталкивались с одними и теми же проблемами.

Наличие большого количества чернокожих рабов, похоже, побуждало людей, наделенных властью, с особым рвением отстаивать права белой бедноты. Как пишет историк Эдмунд С. Морган, между рабством и свободой в Виргинии существовала тесная связь. Ужасы рабства делали свободных людей особенно восприимчивыми к благам свободы. Эти ужасы, однако, не приводили их к мысли освободить рабов. Невольники были слишком ценны в качестве рабочей силы. К тому же они становились «злобными, ленивыми и распутными», когда были предоставлены самим себе, в точности как английские бедняки. Поэтому их следовало держать в рабстве, чтобы иметь рабочую силу и не давать им совершать бесчинства по отношению к белым и самим себе. Задолго до революции виргинцы начали проводить расистскую политику, которая стремилась увековечить рабство. Хотя эта политика и не поощряла принудительные меры против рабов, она, во всяком случае, не запрещала и даже узаконивала такие меры[1070].

Таким образом, рабство побуждало белых людей думать о своих правах. Оно учило их, что собственность является высшей ценностью, ибо собственность как распоряжение самим собой, землей и другими людьми делает человека свободным. К тому же рабство устанавливало между белыми людьми всех сословий определенного рода равенство — равенство свободных людей, во многом живущих за счет труда рабов.

В кризисное десятилетие до провозглашения независимости виргинские плантаторы доказали другим гражданам, насколько они ценят свои свободы. В течение первого года независимости они составили конституцию своего штата. Являясь первой конституцией, составленной в новых штатах, она оказала большое влияние на остальные штаты Америки.

Конституция 1776 года была разработана на пятой сессии конвента Виргинии. Конвент фактически являлся бывшей палатой горожан под новым названием, ибо он был избран свободными землевладельцами, фригольдерами, из старых избирательных округов. Конвент выполнял функции правительства Виргинии. Его первая сессия состоялась в августе 1774 года, после того как в мае губернатор Данмор распустил палату. Губернатор, человек с жестким характером и нюхом на мятежи, принял эту меру в ответ на принятие палатой резолюции, призывавшей всех виргинцев выразить свой протест в связи с Бостонским портовым актом путем однодневного поста и молитвы. Спустя два года принимать резолюции с призывом к молитве, конечно, уже казалось недостаточным. 12 июня 1776 года делегаты приняли Декларацию прав, а 29 июня одобрили новую конституцию штата.