— Вы самый благородный человек, которого я когда-то встречала, — заговорила Наталья Всеволодовна, и в глазах её блеснули капли слёз. — Я никогда и прежде не смела в вас сомневаться, и даже если бы не было того письма, я всё равно знала бы, что вы бы не пошли на убийство, но отстояли бы честь…

Тут она запнулась, к горлу подступил комок, и горячая слеза скатилась из-под длинных опущенных ресниц по её бледной щеке.

— Прошу, — заговорил взволнованный поручик, — вас могут увидеть, а вы знаете, какие злые языки у наших родственников… Я не позволю им причинять вам страдания своими сплетнями…

— Не беспокойтесь за меня, — прервала его Наталья, — я не боюсь никаких слов…

Она замялась, желая ещё что-то сказать, но в это время из дверей вышел Альфред, который, увидев их, стремглав бросился к молодым людям, забыв о своём немолодом возрасте.

— Боже мой! — воскликнул он, хватая под руки молодых людей. — Скорее, вам нельзя здесь оставаться! Скорее! Вам нужно переодеться и привести себя в порядок! Боже, что я говорю! Когда Клара Генриховна всё узнает, вам не сносить головы! Прошу, не показывайтесь в замке, пока вас не позовут! Боже, какой скандал!

Он быстро повёл Александра и Наталью по лестнице к парадному входу. Затем, поручив бледную Наталью Всеволодовну заботам служанки, сам отвёл поручика в его комнату. При этом молодые люди не смогли перемолвиться ни единым словом. Словно застыв в том моменте, когда они оба считали себя убитыми, они с трудом могли воспринимать действительность и безропотно подчинялись всему, что им говорили.

Оставшись один, поручик долго оглядывал свою комнату, словно что-то искал, затем подошёл к кровати и замертво рухнул на неё. Могучий сон сморил Александра, и в то же время в своей комнате заснула измученная страхом Наталья.

Тем временем, возле комнаты, где Модест Сергеевич оперировал Карла Феликсовича, сидела бледная и заплаканная Анна. Её губы с жаром шептали молитву, но разобрать слов было нельзя. Девушка словно не замечала снующих перед ней слуг, носивших воду и окровавленные бинты. Её лицо вскоре стало неподвижно как у статуи, и даже весёлые глаза её потухли от смертельной тревоги. Через полчаса из дверей комнаты вышел уставший и вспотевший доктор, и Анна, встрепенувшись как испуганная птица, бросилась к нему с расспросами.

— Жить будет, — проговорил Модест Сергеевич, отирая лоб платком. — Пуля прошла всего на два пальца левее сердца, чудом он себя не убил. А заряди пистолет получше, так, может, и добился бы цели. Можно сказать, счастливчиком родился.

Глаза Анны Юрьевны вновь заблестели радостью, она бросилась на шею доктору, и не успел он её отстранить, как она расцеловала Модеста Сергеевича в обе щеки.

— Спасибо, спасибо вам, доктор! — восклицала она, и в голосе её звучало настоящее счастье.

— Да полно, полно вам, сударыня, — краснея, проговорил он. — Не меня благодарите, а Господа Бога, что спас этого неразумного…

— Можно его увидеть? — неожиданно перебила его Анна.

— Посмотреть-то запросто, только не вздумайте его волновать, не то отправите несчастного прямиком в могилу. Ему теперь нужен только покой.

И доктор приоткрыл дверь, так, что Анна смогла увидеть Карла Феликсовича, лежавшего на белоснежной постели с перевязанной грудью. Его тёмные волосы казались угольно-чёрными на фоне мертвенно-бледного лица. Сердце девушки сжалось от жалости к этому больному, побуждая сделать хоть что-то, чтобы облегчить его страдания.

— Позвольте мне за ним ухаживать, — умоляюще глядя на доктора полными слёз глазами проговорила девушка.

— Вам, пожалуй, не стоит беспокоить себя такими заботами, — строго проговорил Модест Сергеевич. — Вы и так истратили много нервов…

— Позвольте! — рыдая, воскликнула Анна. — Я сделаю всё, чтобы он мог поправиться!

Модест Сергеевич не выносил женских слёз, поскольку был в душе сам очень мягким и ранимым человеком, и после недолгих уговоров сдался, к тому же сам считал, что нет лучшего лекарства для мужчины, чем женская забота.

— Хорошо! — наконец произнёс он. — Хорошо, можете время от времени присматривать за ним, но обещайте меня во всём слушаться!

— Спасибо! Вот увидите, я не подведу вас! — радостно воскликнула Анна Юрьевна.

— Эх, что за день! — продолжал Модест Сергеевич. — Один голову проломил, другой себя пулей продырявил…

— Что с моим братом? — встревоженно спросила Анна, вдруг со стыдом вспомнившая, что с ним тоже случилось несчастье.

— Не беспокойтесь, — махнул рукой доктор, — ушиб и ссадина. Я пришлю ему мазь, и проследите, чтобы он не преминул ей воспользоваться, а то его рана воспалится, тогда останется рубец.

С этими словами он раскланялся с сияющей Анной и оставил её, чтобы доложить Кларе Генриховне лично о состоянии здоровья её племянника. Когда он подходил к гостиной, где в это время его и ожидала госпожа Уилсон в окружении своих родственников, ему на встречу быстрым шагом вышел бледный Борис. Когда доктор закончил свой доклад, то, повернувшись к окну, увидел, как по дороге к городу быстро двигалась двуколка с фамильным гербом Уилсонов.

Резкий стук в дверь заставил Александра Ивановича проснуться. Быстро встав, он поспешил открыть, и к своему удивлению, увидел Бориса, красного и запыхавшегося, словно тот обежал весь замок.

— Госпожа Уилсон требует вас в скорейшем времени пожаловать в гостиную, — проговорил он.

— Скажи, что я сейчас буду, — ответил поручик и стал быстро переодеваться.

Через несколько минут, в безупречном драгунском мундире и при сабле, он спустился в гостиную, где его ждали все обитатели Уилсон Холла. Во главе этого собрания спиной к окну в своём высоком кресле сидела Клара Генриховна. Она казалась гигантской тёмной королевой, восседавшей на древнем троне. Прищурив старые морщинистые глаза, она окинула молодого поручика холодным орлиным взором, но, ничего не сказав, знаком указала на место подле себя. Александр с замирающим сердцем подошёл к ней и остановился на указанном месте. Он осторожно искал глазами Наталью, но её не было, и это насторожило и испугало молодого человека.

— Я слышала, что вы вызвали на поединок моего племянника, — медленно, словно оттачивая каждое слово, заговорила Клара Генриховна.

— С вашего позволения, — заговорил Александр Иванович, — я вынужден опровергнуть эти слова, ибо это я вынужден был принять вызов Карла Феликсовича…

— Однако, — прервала его старая дама, — в его последнем письме, в котором он просит прощения за свой поступок, он называет вас зачинщиком дуэли.

Поручик удивлёно взглянул на неё, затем обвёл взглядом присутствовавших в гостиной родственников, испуганно смотревших на него.

— Если вы не верите, вы можете прочесть это письмо, — проговорила госпожа Уилсон, протягивая поручику незапечатанный конверт.

Александр достал письмо и прочёл его, при этом на его лице отразились изумление и негодование. Он не мог поверить в то, что Карл Феликсович способен был оклеветать его столь подло и бесчеловечно.

— Клянусь честью, тут всё не так, как было на самом деле! — воскликнул поручик.

— Увы, ваши слова не имеют достаточно веса. Здесь есть хотя бы документ, призванный оправдать моего племянника, а кто может подтвердить, что всё было именно так, как вы говорите? — строго спросила Клара Генриховна, впиваясь в молодого офицера взглядом.

— Я могу, — неожиданно произнёс Виктор, встав со своего места.

Все тут же устремили на юношу удивлённые взгляды, под которыми он немного смутился, и продолжал стоять, опустив голову.

— В самом деле? — недоверчиво произнесла Клара Генриховна. — Тогда расскажи, как всё было, если ты действительно был свидетелем!

— Я многого не помню, — тихо проговорил Виктор, — я могу пояснить лишь то, что ночью в темноте после того, как проводил сестру спать, забрёл в потайной коридор, и там случайно увидел через глазок в стене, как господа громко спорили. Не помню предмета спора, но знаю точно, что именно Карл Феликсович вызвал господина поручика…