— Нет, я должен сказать! И говорить я хотел не только о нашем бедном Антоне Сергеевиче, — твёрдо возразил он. — Клара Генриховна, сколь дерзким не сочли бы вы моё поведение, прошу вас, сударыня, соблаговолите выслушать мою просьбу.

Хозяйка Уилсон Холла с покровительственным видом кивнула головой. Генерал продолжал.

— Я прошу вас, милостивая государыня, хорошенько подумать о судьбе несчастной сиротки — вашей воспитанницы, мадмуазель Натальи. Я не встречал нигде более прекрасного и одинокого существа. Прошу вас, не отдавайте её замуж ни за моего кузена, которому этот брак принесёт лишь разочарование в себе и окончательную потерю разума, ни за какого иного немолодого, пусть и состоятельного господина. Я знаю, вы мудрая леди и желаете добра своим воспитанникам, но поверьте моему старому сердцу, оно чувствует, что истинным женихом этой девушке может стать лишь такой же молодой и прекрасный юноша. Этим женихом я вижу только присутствующего здесь Александр Ивановича, и кроме него нет никого более достойного.

При этих словах Наталья и Александр оба вспыхнули и покраснели, опустив смущённые взгляды. Карл Феликсович чуть было не затрясся от гнева и злобы, охвативших его, он плотно сжал зубы, удерживая бешеную ярость. Воцарилось молчание. Все смотрели то на старого генерала, то на госпожу Уилсон. Хозяйка словно и не слышала этих слов. Она сидела во главе стола всё с тем же спокойным и величественным видом, и маска покровительственного высокомерия не сходила с её лица.

— Я прошу у вас этого обещания, как знака милости и доброго расположения ко мне и моему кузену, — проговорил генерал, нарушая всеобщее молчание.

Клара Генриховна, наконец, посмотрела на него своими стальными холодными глазами, затем, окинув этим же ледяным взглядом всех, собравшихся за столом, произнесла:

— Ваше превосходительство, я уже немолодая дама, и, поверьте, смысл моих дней в счастье любимых ною воспитанников. Вам, как мужчине, безусловно, легче смотреть на мир, чем мне, несчастной вдове, схоронившей двух мужей. Я поступлю так, как подскажет мне сердце и так, как будет лучше для них. Тем не менее, ваши слова мне приятны, и тем самым в вас я вижу достойного джентльмена, небезразличного к судьбам ближних.

— Значит ли это твёрдое ваше нет, сударыня? — настойчиво спросил генерал.

— Я не привыкла отказывать гостю в его просьбе, однако ваша касается семейных дел, и тут я вправе отказать вам, — проговорила госпожа Уилсон. — Судьба Натали быть богатой светской леди, а не женой вечно скитающегося по дальним гарнизонам солдата, чей удел ждать мужа и оплакивать его судьбу.

— Я была этой несчастной, — внезапно прозвучал голос Евгении Петровны, и все тут же устремили взоры на эту пожилую женщину. — Я не оставляла своего дорогого супруга ни на севере, ни на юге, я лечила его раны и ждала его возвращения из походов. Я делила с ним чёрствые солдатские сухари и простую воду, и я не променяла бы этой жизни ни на какие богатства и дворцы. Да, мы не вправе давать вам, госпожа Уилсон, семейные советы, но поверьте, счастье не всегда выглядит так, каким его представляют.

Степан Богданович взял руку жены в свою большую морщинистую ладонь. Он с благодарностью глядел на ту, которая в час неравной битвы явилась для него надёжной подмогой и спасла от неминуемого поражения.

— Оставим этот разговор, — сухо произнесла госпожа Уилсон, поднося к губам чашку.

Спустя некоторое время общего молчания, вызванного этим словесным поединком, генерал с супругой встали и, откланявшись, отправились собираться в дорогу.

Через четверть часа они были уже готовы к отъезду. К ступеням лестницы главного входа подъехала та самая карета, на которой генерал прибыл в замок Уилсон Холла. Провожать именитого гостя вышли почти все обитатели поместья. Генерал в строгой шинели, с золотыми эполетами и нагрудными знаками, поддерживал под руку свою супругу, на которой был дорожный плащ, а из-под него выглядывала шаль, закрывавшая горло, на голове у пожилой дамы был тёплый старомодный чепец. Генерал прощался с Павлом Егоровичем, приподнимая свою чёрную шляпу, украшенную золочёным орлом и белыми перьями. Он крепко жал ему руку, так как за время пребывания в замке успел с ним сдружиться. Он так же надолго задержался подле Александра и Натальи, желая сказать им что-то ободрительное, но у него не хватило духу, ибо слёзы отчего-то подступили к горлу старика, и он только прижал их к себе, как своих собственных детей. Мимо провожающих прошли двое слуг, ведя под руки Антона Сергеевича, не обращавшего ни на кого внимания, точно он и вовсе был не здесь, и господа смотрели ему вслед с жалостью и презрением, какие испытывают к тем, миф о чьей превосходности и всесильности был развенчан. За ним слуга нёс коробки с вещами. Миндальского посадили в карету, и он привалился к окну, бесстрастно глядя мутными глазами на широкий унылый двор и каменную громаду замка. Генерал и его супруга молча проследовали мимо прочих родственников хозяйки Уилсон Холла, склонившихся в прощальном подобострастном поклоне, не обращая на них внимания. Вяло пожав руку доктору, генерал помог своей супруге сесть в карету, и последовал за ней сам. Кучер Никанор закрыл за ними дверцу, и поспешил занять своё место на козлах. Все стояли тихо и смирно, точно не веря, что так неожиданно их покидает столь видная фигура, без которой дни потянутся куда более уныло. Карета тронулась, удаляясь прочь от молчаливой толпы, смотревший ей вслед на каменных ступенях. Лошади шли неторопливо, покидая усадьбу и пускаясь в далёкий и утомительный путь. А с высоты каменной башни из окна на отъезд генерала и его родственников глядела Клара Генриховна. Лицо её было ещё более серьёзным и угрюмым, чем обычно. Когда карета выехала за ворота, она задёрнула занавеску и отошла от окна.

Через некоторое время все собрались в большой гостиной, продолжая живо обсуждать недавние события и отъезд его превосходительства генерала Серженича. Вскоре к ним вышла Клара Генриховна в сопровождении местного священника, который горячо её о чём-то расспрашивал. Пожилая леди почти его не слушала, бросая в ответ неопределённые фразы. Карл Феликсович подошёл поближе, желая узнать предмет их разговора, и старался выглядеть как можно более непринуждённо. Облегчение, вызванное избавлением от одного из соперников, придало ему сил, и он искал теперь всяческий повод, чтобы избавиться от главного претендента на руку прекрасной Натальи.

— И всё-таки, прошу вас, Клара Генриховна, — настаивал священник, говоривший приятным бархатным тенором, — те двое, которых я видел сегодня, были крайне подозрительны. Умоляю, опросите ваших слуг, не знает ли кто этих двоих. В окрестностях поговаривают о нечистой силе. Эти злые богопротивные домыслы только могут навредить духу паствы. На каждом углу твердят о загадочных лихоимцах, оборотнях и колдовстве. Всё это смущает народ божий. Я же уверен, что это именно люди, и никто иной. Прошу, вызовите жандармов, в этот час светская власть будет куда полезнее духовной.

— Полно вам, святой отец, — усталым голосом говорила Клара Генриховна, усаживаясь в своё кресло, — никто из моих благородных родственников или из слуг не станет разгуливать в предрассветный час по кладбищу.

— И всё же, — продолжал тот, умоляющим голосом, — не сочтите за труд, спросите ваших служителей об этом происшествии.

Господа, заинтересованные этим разговором поспешили расспросить священника о том, что его тревожило. После его рассказа Карл Феликсович лукаво улыбнулся и проговорил, хитро прищурив один глаз:

— Не исключено, это наш молодой поручик решился ввязаться в шпионскую забаву.

— Вы клеветник, Карл Феликсович, — спокойно возразил Александр Иванович. — Я, сколько было в моих силах, терпел обращение с собой как с арестантом, терпел то, что за мной всюду следовал слуга, не дававший мне и шага ступить в этом доме. Грязная ложь, которой сейчас себя оскверняет этот человек, — и он указал на черноусого франта, терпеливо ожидавшего конца монолога, — стала для меня последней каплей. Этот дом настолько же ваш, насколько он принадлежит всем нам. Завещание ещё не оглашено, поэтому никто не может распоряжаться здесь так же вольно, как будь этот дом его собственностью. А кроме того никто не смеет бросаться бездоказательными пустыми обвинениями!