В это время к ним с другой стороны коридора подошли сама госпожа Уилсон, Алексей Николаевич и Борис, который держался на почтительном расстоянии, ожидая приказаний хозяйки. Клара Генриховна выступала плавно, лицо её приобрело выражение каменной статуи, абсолютно спокойное и холодное, без единого намёка на какие-либо эмоции, Алексей Николаевич же держал её руку обеими своими пухленькими ручками и говорил что-то очень сладкое и возвышенное, но речи его нисколько не трогали госпожу Уилсон, что, впрочем, не мешало ему продолжать. Подойдя ближе к источнику возмущения в этом царстве тишины и покоя, Клара Генриховна опустила тяжёлый, но спокойный взгляд на госпожу Симпли, которая умолкла при появлении грозной хозяйки Уилсон Холла.

— Что здесь происходит? — медленно произнесла она, словно нехотя отрываясь от собственных размышлений.

— Ах, госпожа Уилсон, понимаете, тут случилась такая оказия, я бы даже назвала это небольшим происшествием, совершенно пустяковым, — забормотала госпожа Симпли, склонившись перед пожилой леди в глубоком реверансе, так как та действовала на неё совершенно удивительным образом, а именно госпожа Симпли терялась, и куда-то пропадало всё её красноречие.

Да уже и проступок молодого франта показался ей незначительным, и она боялась, что нравоучительная речь могла быть неверно истолкована и прогневать хозяйку Уилсон Холла. Но совсем не так вид грозной леди из высшего общества подействовал на Карла Феликсовича, он на удивление быстро пришёл в себя, и произнёс отчётливо и ясно, поправляя фрак и делая несколько шагов вперёд, следующую фразу:

— Прошу прощения, леди, я ничуть не хотел вас потревожить, позвольте мне вас оставить, честь имею.

И он спокойно, даже несколько небрежно зашагал по коридору прочь от них, словно и не был ни в каком волнении, и ничего в его жизни не изменилось. Его слова, не смотря на свою простоту, подействовали отрезвляюще на всех, кто их услышал: Клара Генриховна оставила тяжёлые раздумья, Алексей Николаевич выпустил её руку, госпожа Симпли выпрямилась и совершенно успокоилась, а Анна Юрьевна Черводильская, точно очнувшись от глубокого и сладкого сна, бросила томный взгляд вслед уходящему джентльмену. С минуту все стояли молча в замешательстве, но потом разом устремились к Кларе Генриховне, принявшей прежнее холодное выражение лица, и стали наперебой говорить ей комплименты, восхищаться её добротой и мудростью, что-то рассказывать, прекрасно понимая, что их не слышат, но это было угодно госпоже Уилсон и ничуть ей не мешало. Лишь когда Алексей Николаевич и госпожа Симпли отстали, пожилая леди негромко произнесла:

— Зря вы, Аннет, душа моя стояли так долго и так близко к этому молодому человеку.

— Отчего же, Клара Генриховна? — стараясь скрыть нарастающее биение сердца, произнесла Анна Юрьевна.

— Я не доверяю ему, — произнесла она, и потом добавила шёпотом, так что её никто не расслышал, — как и всем доносчикам.

Но Анна Юрьевна и не хотела ничего слышать. Никогда прежде незнакомец не вызывал в ней столько любопытства, и когда она стояла к нему так близко, когда могла видеть прямо перед собой эти чёрные, глубокие, подобно бездне ночного неба, глаза, всё в ней тянулось к нему, и только страх быть посрамлённой останавливал сей душевный порыв. О, как он был близко, и так далеко, как обижало и сердило его безразличие и невнимание, как он был холоден и даже груб, но как прекрасен. Карл Феликсович казался Анне Юрьевне странным и загадочным, и ясно ей было, что он что-то скрывает, и это ещё сильнее притягивало, будило её воображение, обостряло все чувства, но разум, закалённый жизнью в доме холодной, сдержанной в любом проявлении души дамы, останавливал её железной рукой, и Анна покорялась, понимая, что не властна над собой.

Если бы госпожа Уилсон узнала, что творится в душе у её воспитанницы, она бы не выдержала такого количества неповиновений её воли в один день, так как и Анну ждал богатый жених, хотя и не слишком молодой и привлекательный. Но разве выгоды способны уступать человеческим чувствам? Клара Генриховна верила только векселям и закладным, все же остальные, по её мнению, притворялись и лгали, и то, что видела она вокруг себя, было тому примером.

Наталья Всеволодовна опустилась на кресло, в котором не так давно читала книгу, страх, что если их застанут здесь вдвоём с молодым офицером, и она навеки будет опозорена в глазах всего света, лишил её сил. Александр Иванович стоял рядом с ней. Хотя он сильно волновался, но старался не подавать виду и напряжённо думал над тем, как вызволить себя и свою избранницу из ловушки, в которой они оказались. Но выхода не находилось, свечи таяли, усталость, накопленная за день, давала себя знать. Наконец поручик упал на колени перед Натальей и произнёс:

— Простите меня, это я виноват в том, что мы заперты в этой комнате, я не хотел, чтобы ваша честь пострадала из-за меня, простите…

Наталья взглянула на Александра, провела ласковой рукой по его волосам, потом подняла его голову, и поручик увидел её глаза, но печаль из них ушла, они светились новой наивной, беззаботной радостью, точно глаза ребёнка, которого вывели погулять в чудесный парк погожим весенним утром.

— Нет, нет, — сказала она шёпотом, сжимая руками его голову, — не извиняйтесь, не смейте, прошу вас. Я о большем, чем быть с вами, и не мечтала. Пусть нас найдут здесь, пусть мы будем вместе, поверьте, мне намного постыднее прятать свои чувства к вам, чем показать их всему свету. Я не боюсь ничего, когда вы со мной, и лишь об одном смею просить, не оставляйте меня. Мы вместе, и это главное.

И она продолжала гладить своими нежными ручками его волосы, а голосок её покорял Александра всё больше и больше, и не было во всем мире ничего приятнее этих звуков.

— Вы ангел, — прошептал он и припал губами к её мягкой белой руке.

И так замерли они на какое-то время, и Наталья начала склоняться к своему возлюбленному, чтобы быть ещё ближе к нему, чтобы согреться его теплом и подарить ему своё, но тут Александр поднял голову и произнёс:

— Я знаю, где выход.

Наталья Всеволодовна недоумевающее посмотрела на него, так как была уверена, что иначе, кроме как через большие двери, запертые госпожой Уилсон на ключ, это сделать невозможно. Александр Иванович, понявший замешательство Натальи пояснил ей свою догадку.

— В одной из книг я читал о том, что потайные двери могут быть установлены в самых неожиданных местах, например, чтобы открыть такую дверь, надо нажать на замаскированный рычаг, — заговорил он. — Вы помните ту пустую кладовку, где мы прятались от Клары Генриховны?

— Вы думаете, в ней есть вход в тайные коридоры замка? — в волнении переспросила Наталья.

— Именно, — ответил Александр, — наверняка там есть ход, с помощью которого мы выберемся отсюда, если он конечно не заперт. Но наверняка есть и другие ходы, ведущие прочь из этой комнаты, ведь весь замок ими буквально испещрён, как муравейник.

— Тогда чего же мы ждём! — воскликнула Наталья Всеволодовна и, схватив поручика за руку, бодро побежала наверх по лестнице на второй ярус библиотеки.

Александр Иванович, освещая себе путь догорающими свечами в большом бронзовом подсвечнике, осторожно открыл дверь кладовки, словно делал это в первый раз. Когда дверь открылась, то со стены на молодых людей глянул уже знакомый им барельеф в виде дракона, только теперь он казался ещё более величественным и суровым. Более странного места для такого искусного предмета, пожалуй, не было во всём замке. Александр, передав подсвечник Наталье, стал ощупывать дракона. Мифическое чудище было отлито из латуни и покрыто тонким слоем бронзы, которая, правда, успела потемнеть от времени. Внимательный взгляд поручика различил то, что бронзовое покрытие несколько пообтёрлось на мощных крыльях дракона, и Александр, решив проверить свою догадку, надавил на них. Неожиданно раздался приглушённый треск, от которого молодые люди попятились назад. Беспричинный страх сковал их, и они молча вглядывались в темноту, ожидая, что оттуда прямо на них может выскочить чудовище из мира ночных кошмаров и поглотить обоих. Но никакого чудовища не выскочило, раздался негромкий щелчок, и в воздухе запахло книжной пылью. Как не было Александру и Наталье страшно спускаться в неведомое подземелье, вход в которое предстал перед ними за распахнутой дверью, и как не боялись они потревожить призраков, в которых верили, хотя и не признавали этого, но любопытство оказалось сильнее. Они ступали медленно, проверяя на прочность каждую ступеньку под своей ногой. Александр Иванович крепко сжимал руку Натальи, тем самым успокаивая и её, и себя. Внезапно сзади раздался какой-то шум — это захлопнулась потайная дверь, украшенная драконом.