— Не передумали умирать? — язвительно спросил Карл Феликсович. — Подумайте, жизнь одна, а этот нелепый случай вы переживёте. Откажитесь от вашей Натальи, признайте поражение, и я тоже признаю, что в чём-то был не прав. Всё ведь можно уладить миром…

— Не тратьте слов, — перебил его Александр. — Ваше предложение подло и бесчестно. Вы сами вызвали меня, а теперь хотите смухлевать. Бросьте увиливать. Я не отступаюсь от своего слова.

— Вы правы! — воскликнул Карл Феликсович, отворачиваясь от поручика с помрачневшим лицом. — Давайте, наконец, покончим с этим глупым фарсом, этой комедией!

Он неожиданно повернулся к Александру, держа перед собой открытый ящик с пистолетами, чудо оружейного искусства, покоившееся на кроваво-красном бархате. Даже смерть должна была стать шедевром, по мнению мастера, украшавшего оружие тончайшей резьбой и золотом.

— Уже заряжены, — с улыбкой произнёс черноусый франт, разглядывая дуэльную пару. — Не сомневайтесь в моей честности, — добавил он, — я не убийца. Однако позвольте мне выбрать пистолет, я верю в счастливую руку. Вам же я предоставляю право стрелять первым.

— Благодарю за такую любезность, — сухо ответил поручик, пристально глядя на Карла Феликсовича, пока он на несколько мгновений замер, выбирая себе оружие.

— Теперь прошу вас, — проговорил тот, осматривая выбранное им оружие.

Когда же и Александр Иванович взял в руки пистолет, Карл Феликсович закрыл ящик и положил его на землю. Лёгкий порыв ветра прошуршал в ветвях деревьев. Александр поднял голову и стал пристально всматриваться в дымчатую высь.

— Поручик! — неожиданно раздался голос Карла Феликсовича. — Поручик, я жду вас!

Он уже снял тёплый свой плащ и шляпу, и стоял на середине жёлтовато-серой высохшей поляны в белоснежной рубашке с пистолетом в руке и гордо глядел на Александра Ивановича. Молодой офицер скинул шинель и бросил её на траву, затем подошёл к нему и пристально посмотрел в глаза Карлу Феликсовичу, но тот поспешил отвести свой взгляд.

— Стреляемся с тридцати шагов, — проговорил он. — Считать буду я.

Поручик ничего не ответил на это, лишь терпеливо и послушно встал спиной к Карлу Феликсовичу, поспешившему начать отсчёт. Каждый шаг отдавался страданием в груди Александра. Жгучий стыд и мучительное чувство вины терзали его душу, едкая жалость и ощущение утраты этого мира причиняли почти физическую боль, но он не мог отказаться от поединка. Гордость и честь были сильнее жажды жизни.

— Двадцать девять,… тридцать! — выкрикнул Карл Феликсович и остановился.

Через секунду противники повернулись друг к другу и подняли пистолеты.

Наталья бежала через парк, не замечая ни холода (а она была в одном лишь домашнем платье), ни опасных ям, ни колючих ветвей, царапавших её бледное от волнения лицо, ничто не могло быть ей преградой. Её тёмные распущенные волосы разметались по плечам, быстрый бег высушил слёзы, и лишь горячее сердце бешено билось в её груди. А злые кусты цепляли её платьице, вырывая из него клочья, точно желая не пустить к месту смертельного поединка. Вот уже забрезжил просвет среди деревьев, и девушка, будто испуганная лань, выскочила на край круглой поляны, замерев на месте при виде страшной для неё картины. Двое мужчин стояли друг напротив друга с пистолетами в руках. Наталья не сразу узнала Александра, оба дуэлянта были в одинаковых белоснежных рубашках. В растерянности она с ужасом смотрела на эту немую сцену. Не заметившие её появления молодые люди по-прежнему недвижно стояли, держа в вытянутых руках оружие.

— Ну что же вы, поручик! — выкрикнул Карл Феликсович. — Стреляйте, вам судьба вручает первый выстрел!

Мгновения тянулись страшно медленно, точно время застыло, выстрел, вот-вот должен был разорвать звенящую тишину парка, но звук этот всё никак не приходил, подобно избавлению, превращая ожидание в тягостную пытку.

— Стреляйте, трус! — прокричал черноволосый франт. — Вы же знаете, что я убью вас, вы знаете, что тогда будет с вашей дорогой Натальей, вам никогда больше не увидеть её! Стреляйте же, чёрт вас дери!

Тишина всё ещё оглушительно звенела в воздухе. Перед глазами Натальи деревья и высокие кусты начали зловеще раскачиваться и двоиться, точно она падала в обморок, всё казалось ночным кошмаром, но липкое сознание действительности, выдававшее истинный ужас происходящего, не позволяло ей окончательно лишиться чувств. Она стояла в жутком оцепенении, и вдруг перед её глазами вспыхнул огонёк и в следующее мгновение резкий звук выстрела оглушил её, словно вырвав из удушливого плена кошмарной галлюцинации. Секунду она старалась понять, что же произошло. На подкашивающихся ногах Наталья подалась вперёд, и когда пороховой дым рассеялся, она увидела, что мужчины стояли на своих местах всё в тех же грозных позах, лишь Александр держал свой дымящийся пистолет дулом вверх.

Радость и ужас в мгновение ока охватили Наталью Всеволодовну. Самый страшный кошмар стал явью, лишь только всё казалось конченным.

— Вы дурак, господин поручик! Прощайте же навеки! — со злобной усмешкой произнёс Карл Феликсович, прицелившись в голову своему врагу.

Александр широко раскрыл глаза, желая в последний раз увидеть столь любимый им мир, но внезапно чьи-то горячие руки обвили его шею, и поручик увидел в одно мгновение прямо перед собой столь нежно любимый им взгляд Натальи. Девушка, вскрикнув, как на крыльях в одно мгновение достигла его и, стараясь закрыть собой от пули, бросилась ему на грудь. В ужасе Александр обхватил её нежный стан и резким движением закрыл её своей спиной. В это мгновение грянул выстрел.

Александр и Наталья, оглушённые этим звуком, по-прежнему стояли, прижавшись друг к другу. До них доносились крики и голоса людей, треск веток и чьи-то причитания, но они, словно умершие в одно мгновение стояли неподвижно, сжимая друг друга в объятьях. Но неожиданно очнувшись от этого забытья, которое сравнимо лишь со смертью, они быстро обернулись и увидели подбежавшую к неподвижно лежавшему на земле Карлу Феликсовичу Анну. Белоснежная рубашка молодого человека вздулась на груди, и, медленно опускаясь на его тело, становилась красной. Анна Юрьевна, видевшая, как за единую секунду Карл Феликсович, целивший в поручика и его возлюбленную, вдруг приставил пистолет к своей груди и выстрелил в себя, теперь рыдала у его неподвижного тела. Александр и Наталья тотчас бросились к нему, в ужасе глядя на свершившееся несчастье.

— Скорее, его ещё можно спасти! — крикнул Александр, разрывая рубашку на груди Карла Феликсовича. — Нужен врач! Зовите слуг! — торопил он оцепеневших от ужаса девушек, зажимая кровоточащую рану.

На поляну уже вбегали Борис и Модест Сергеевич, а за ними следовали ещё двое слуг. Вскоре Александр Иванович вместе с ними нёс бледное тело Карла Феликсовича к замку. Его положили на носилки, сделанные из шинели поручика, и хотя доктор уверял, что пуля не задела сердце, он поминутно торопил мужчин, несших тело.

— Бедный, бедный Карл, — всхлипывая, говорила Анна Юрьевна. — Зачем он так сделал?

Никто не отвечал на её вопросы, не в силах постичь произошедшего. Наталья была в оцепенении, лишь чудом избежав гибели возлюбленного и не погибнув сама, она впала в пространное состояние, в которое впадают люди, испытавшее жестокое потрясение. Всё казалось ей сном, от которого нельзя проснуться, но в который невозможно поверить.

У самого замка их встретили несколько слуг с носилками, сменившие уставших от тяжкой ноши товарищей и поручика. Через несколько минут, они скрылись за дверями парадного входа, из-за которых долетели только несколько громких слов доктора, распоряжавшегося приготовить комнату для операции. Анна Юрьевна последовала за ними, оставив Александра и Наталью наедине. С минуту они неподвижно стояли у дверей замка, не решаясь ни войти, ни заговорить.

— На вас кровь, — тихо проговорила Наталья, обращаясь к поручику.

— Верно, — заметил он, осматривая свою рубашку, которую запачкал, оказывая помощь раненному Карлу Феликсовичу.